Я вышел за ворота, поднялся в седло, и мы с места сорвались в галоп. Как в темноте не свернули себе шеи — просто удивительно. Или кони в темноте хорошо видят?

Закончились улицы, мы проскочили сквозь предупредительно открытые ворота и поскакали по грунтовке.

Через полчаса скачки я прокричал ратнику:

— Далеко ещё?

— Столько же!

М-да, далековато наши шведов отогнали — мы проскакали вёрст пять, не меньше, а ещё столько же предстоит.

Дорога сузилась, по сторонам стоял лес. Ратник теперь скакал впереди, я на два корпуса — сзади.

Вдруг раздался удар, лошадь с ратником упали, и не успел я ничего сообразить или предпринять, как в грудь ударило, и я кубарем полетел с лошади. От удара и боли перехватило дыхание. Я, похоже, отключился, а когда пришёл в себя, руки мои были связаны.

Я по-прежнему лежал на земле, недалеко — моя сумка с инструментами. Что за ерунда? Кто меня связал?

Гадать пришлось недолго. Ко мне приблизились двое с факелом, осветили лицо, затем одежду.

— Он не воин, — сказал один на ломаном русском. Второй с досады сплюнул.

— Ты кто?

— Лекарь я, хирург.

— О, хирург — это хорошо!

К нам подошли ещё двое, оба в синей шведской униформе. Твою мать! Откуда здесь шведы, коли наши их отогнать уже должны?

Шведы заговорили на своём языке. Я ничего не понял — да и как понять, когда шведского сроду не знал?

'

Меня подняли, толкнули в спину. Я упёрся — сумку мою возьмите! Один — тот что говорил по- русски, нагнулся, открыл сумку, вытащил инструменты, осмотрел и сунул их назад. Сумку повесили мне на шею за ручки, так как руки мои были связаны.

— Шагай!

Я пошёл вперёд и через несколько метров увидел лежащего на дороге ратника, что приезжал за мной. Он был мёртв, голова неестественно вывернута, глаза остекленели.

— Стой!

Я остановился. Провожатый саблей срубил верёвку, что была натянута поперёк дороги. Так вот что выкинуло нас из седла. Попробуй в темноте углядеть верёвку!

Мы отошли совсем немного, меня усадили на коня, связали ноги, пропустив верёвку под брюхом лошади. Коня взял под уздцы ещё один швед, сам взгромоздился на лошадь, и вся небольшая группа поскакала по дороге.

Ехали около часа. Впереди виднелись в темноте какие-то постройки. Меня стянули с лошади, освободив ноги, завели в какой-то сарай и заперли двери.

ГЛАВА VI

Ни фига себе — сходил за хлебушком. Я в шведском плену, в каком-то сарае, и что со мной будет дальше — одному Богу известно.

Я медленно опустился на пол, поднял связанные руки и снял с себя сумку. Тяжеловатая — во время скачки шею мне сзади натёрла. Руками ощупал пространство вокруг себя, похоже — ка- кой-то хозяйственный сарайчик: дрова, старые вёдра.

Нет, надо посидеть, обмозговать положение, а то в темноте можно и глаз выколоть. В плену я уже бывал, паниковать не стоит — из любого плена можно выбраться. Меня могут обменять на их пленного, выкупить, или, на худой конец, можно сбежать, что я уже проделывал не однажды. Так что отчаиваться не стоит. Если бы хотели убить — сделали бы это сразу. Что стоило шведам прирезать меня ножом, когда я был в отключке? Стало быть — нужен я им. Наткнуться именно на лекаря они не рассчитывали — им, скорее всего, был нужен русский воин. Ну — ратника они благополучно угробили, остался я один.

Наверняка захотят узнать — что за войска подошли, численность — ну и всё такое, что обычно хотят услышать от пленных. Я, собственно, о войсках не знаю ничего, в боевых действиях участия не принимал. А потому решил лечь спать. Ночь скоро кончится, наверняка с утра, после завтрака — естественно, не моего, а шведского начальства — меня потащат на допрос.

Я улёгся на пол, свернулся в позу эмбриона и постарался заснуть.

Проснулся сам, никто меня не будил. Лучик солнца пробивался сквозь щели дощатых стен. По моим прикидкам, было уже часов десять утра. Что- то долго шведы откушивают. Или, поняв, что я лекарь, а не воин, и как «язык» интереса не представляю, решили обо мне благополучно забыть?

Я привстал, приник глазом к щели. Вокруг была видна ежедневная жизнь воинского походного лагеря. Думаю, такую же картину можно увидеть на бивуаке любой армии. Воины ели из котла, чистили оружие, штопали мундиры, точили сабли, между делом рассказывали смешные или скабрезные истории.

Прошли пятеро воинов в строю, неся на плечах мушкеты, с неизменным капралом сбоку, периодически строго покрикивающим на них. Обстановка спокойная — не скажешь, что шведы терпят поражение. Или эта часть осталась в стороне от удара, не участвуя в осаде Пскова? Эх, язык бы шведский знать, но — увы… Тоже мне — лазутчик, сижу в плену в сарае и хочу собрать сведения. Смешно. Главное — не столько добыть важные сведения, сколько передать их своим. Только какие уж тут свои — ни одного в русской одежде я не видел.

Надо попробовать сориентироваться — где я. Так, от Пскова мы скакали на северо-запад, стало быть — в сторону шведской границы. Меня пронзила мысль — а на своей ли, на русской земле я сейчас или уже на шведской? Ведь от места, где меня пленили, мы тоже ехали на северо-запад. Если так, то дело хуже, чем я думал. На своей земле может помочь сбежать или покормить, на крайний случай, кто-то из местных, а для шведов я — чужой.

Обменяют ли меня на пленного шведа? Для войска Ивана я — гражданское лицо. Выкупить — кому? Илья не знает, где я, и будет ли тратить деньги? Я же ему не родня и не зять.

В общем, куда ни кинь — всюду плохо.

Вообще-то деньги на выкуп у меня есть — лежат в моей комнате, только как о них сообщить Илье?

Послышались близкие голоса, лязгнул открываемый замок, в лицо ударил яркий свет.

— Выходи!

Я связанными руками надел на шею сумку с инструментами и вышел. Никто из шведов даже головы в мою сторону не повернул.

Меня привели к добротной бревенчатой избе, воин постучал, и когда из-за двери ответили, провёл меня внутрь.

За простым дощатым столом сидел воинский начальник. То, что он командир, было понятно — на мундире золотые аксельбанты, обшлага рукавов в золотых позументах. Швед развалился на стуле, на столе стояла бутыль с вином.

— Мне сказали, что ты лекарь. Это так?

По-русски швед говорил совсем неплохо, но

жесткий скандинавский акцент сразу выдавал носителя чужого языка.

— Истинная правда.

— Тогда почему тебя сопровождал воин?

— Меня вызвали ночью к раненому начальнику.

— К кому?

— Я не знаю — воин не сказал.

— У тебя в сумке медицинские инструменты, при тебе не было оружия, судя по тому, что тебя ночью сопровождали к раненому начальнику, лекарь ты должен быть неплохой, — сделал вывод швед. — Пока идёт война, я отпустить тебя не могу, хотя хочу заверить, что король и мы — его подданные, не воюем с населением. Наша цель — города и крепости.

Швед налил себе вина в кружку, с явным удовольствием выпил.

— Не хочешь ли послужить шведской короне, лекарь?

— И что я буду делать?

— То же, что и раньше — лечить раненых его величества.

— Как пленный, без денег? — деловито осведомился я.

Швед поморщился:

— Ты правильно понимаешь своё положение, так зачем спрашивать? Твоё место будет в обозе, я распоряжусь. Тебе предоставят еду и крышу над головой. За попытку побега — смерть, пугать не хочу, но предупреждаю.

— А если я откажусь?

— Нет, ты разумный человек, зачем тебе неприятности? Посмотри на свои руки.

Я машинально глянул на кисти — они были связаны. Швед понял свою промашку, подошёл и ножом разрезал верёвки. Кисти рук и пальцы закололо иголочками. Я с трудом повернул кисти ладонями вверх, посмотрел. Руки как руки.

— Эх, лекарь. У тебя руки чистые, под ногтями грязи нет, как у большинства других людей. Значит — ты не воин и не землепашец. Такие руки бывают и у дворян, однако одет ты не как дворянин. Руки твои говорят о том, что ремесло твоё чистое. А может, хочешь пойти на каменоломни? В Швеции много скал — работы надолго хватит. Пальцы поломаешь — у каменотёсов такие неприятности случаются.