— Ну молодец, молодец… — сообразил наконец-то летописец, гладя кошку. — Ну спасибо тебе, спасибо. Не хочу я сегодня мышей чего-то, не обессудь. Съешь сама, ладно?
Кошка в ответ муркнула, будто говоря: "Моё дело предложить". Взяла добычу в зубы и спрыгнула со стола, дабы не травмировать слабую психику отца Савватия зрелищем поедания мыши.
Савватий вздохнул, снова обмакнул перо в чернильницу и продолжил:
"А град Суздаль отошёл ко великому князю Владимиру, и посади он в нём сына своего…"
…
— … Эх, как дрянно всё вышло!
Князь Михаил Всеволодович бросил на стол грамоту. Княгиня тихо плакала.
— Она ведь сказала мне, что сон видела, да не поверила я ей… Накричала ещё, пристыдила…
— И ты туда же: "сон, сон…" — раздражённо отозвался Михаил. — Заладила… Она каждую ночь сны-то видела, да не такие ещё. Ты ещё про геенну огненную вспомни…
— Какую геенну?
— Да ты уже и не помнишь, конечно… Бабий ум короток. Приснилось ей, будто вся земля русская проваливается в геенну огненную, и города, и веси… Тоже, скажешь, вещий сон?
— Вспомнила… — княгиня вытерла нос рукавом, по-простому. — Не веришь ты, княже. А ну как и вправду?
— Да, да, как же… Вовек тому не бывать, чтобы провалилась и сгинула вся земля русская. Ладно…
Князь встал из-за стола.
— Скорблю о судьбе Феодулии, конечно, да делать нечего. Права она, что в монастыре осталась. Ей теперь и тут одна бы дорога была — в монастырь… Так уж лучше в Суздале, право. Тамошние обители-то не чета нашим, и сестра рядом опять же. Да и неспокойно у нас нынче… Новгород-Северский вон опять степняки чуть было не пожгли… Ростислав!
— Чего, тато? — ответил ломким голосом отрок, сильно вытянувшийся за последний год.
— Останешься за князя в Чернигове. Боярина Фёдора слушай во всём, он худого не насоветует. Да и сам думать учись, пора уже!
— В Киев не берёшь меня с собой, тато? — немного обиженно отозвался Ростислав — Ведь обещал…
— Обещанного три года ждут, — отрезал князь Михаил. — Борьба за киевский стол началась нешуточная, тебе там делать нечего. Мне-то бы зубы не обломали, боюсь… Ладно, всё у меня!
…
Конь прядал ушами, нервно всхрапывал. Хан Кончак похлопал его по шее, успокаивая, вгляделся в опушку близкого леса. Хан не доверял лесу — самое место для засады. То ли дело степь — там всё честно… Нет, лес — это для урусов, хитрых, как лисы.
Послышался топот копыт, и маленький отряд, в десяток сабель, появился из лесу. Хан несколько расслабился — разведка возвращается, значит, всё нормально…
— Ну что там?
— Никого нет, хан! Путь открыт!
Хан взмахнул рукой, и спрятавшиеся в балке всадники повалили на открытое место, устремляясь к лесу.
Хан Кончак шёл на соединение с войском урусского князя Даниила. Да, князь неплохо заплатил ему, и обещал вчетверо больше, если дело выгорит. Дело, как понял хан, немалое — князь Даниил норовил занять престол в великом урусском городе Киеве, самом большом из урусских городов. Как говорят сами урусы — "Киев — мать городов русских…"
Хан ухмыльнулся. Да, хорошо же они обращаются со своей матерью, эти урусы. Сами насилуют вдоль и поперёк, а в последнее время и другим дают… Хорошо всё-таки, что нет единомыслия между урусскими князьями. Сплошная прибыль… Впрочем, и среди половецких ханов грызня идёт не меньшая. Что ж, такова жизнь…
Сзади послышался длинный свист. Хан резко обернулся — из той же балки, в которой только что пряталось его воинство, выезжали всадники — очевидно, шли по следу. Много всадников, очень много. Блестели на солнце отчётливо видимые отсюда урусские шлемы-шишаки, развевались знамёна. Да тут целое войско! А у него только две тысячи всадников…
— Уходим через лес! — отдал команду хан Кончак — Тагай, ты замыкающий!
Земля задрожала под копытами коней. Хан Кончак не любил леса, и не доверял ему, но сейчас обрадовался этому бору, как не обрадовался бы и родному брату. Лес сейчас был союзником — на открытом месте их легко окружили бы и изрубили в крошево — хоть на люля-кебаб пускай! В лес, скорее в лес… По лесной дороге во всю прыть, оторваться, главное, оторваться от тяжёлой урусской конницы…
Передние кони вдруг начали валится, спотыкаясь на ровном месте и на полном скаку, отчего мгновенно образовалась свалка. Совсем рядом с Кончаком просвистела стрела. А на опушке леса, к которому хан так стремился, уже выступили урусские воины, вооружённые огромными, в рост человека, луками. Такие луки бесполезны в конном строю, зато для урусской пехоты — самое то… На триста шагов бьют без промаха, а которые и на четыреста…
— Убью! — зарычал хан, имея в виду свою разведку. Но уже сверкали клинки нагоняющей сзади урусской конницы, и воздух огласился боевым кличем урусов.
— Гой-гой-гой!
Тяжёлая конница врубилась в потерявшую строй, смешавшуюся массу степняков, как топор-колун в сучковатое полено — с треском, сразу войдя до половины. Орали всадники, дико ржали кони. Хан Кончак надрывался, ещё пытаясь отдавать какие-то команды, собрать своих, но в душе опытный воин уже понимал — всё кончено. Это не неудача, не поражение даже — это разгром.
Хан отбил кривой арабской саблей чей-то меч, полоснул вражеского коня меж ушей, с замахом рубанул ещё кого-то… Тяжёлый шестопёр ударил в плечо, вышиб из седла. Больно… Надо же, как больно…
Чьи-то руки грубо схватили его, подняли. Хан начал было валиться — руки сильно встряхнули его, удержали.
— Ну здравствуй, хан Конча, — услышал он. Хан поднял голову. Перед ним на коне возвышался не кто иной, как урусский князь Михаил, давний знакомый. — Давненько не был ты у нас. Куда спешил на сей раз?
— Я не желал тебе зла, князь Михаил, — заговорил Кончак по-кипчакски. — Мы шли мимо.
— Ну да, ну да… К князю Даниилу Романовичу навстречу спешил, никак?
— Князь Даниил сам позвал нас, — уже по-русски заговорил Кончак, держась за раздробленное шестопёром плечо, тяжело дыша, и по лицу его катились крупные капли пота. — Сам! И он не простит, что вы так обошлись с его гостями!
— Вы слышали? — обернулся князь Михаил к трём сопровождавшим его всадникам, судя по одежде и богатым доспехам, боярам. — Вот так, господа бояре киевские. Подтвердите, что слышали. Вот таким-то способом и ладится Даниил стать великим князем Киевским — на коне половецком въехать на киевский стол…
— Князь Даниил не простит… — теперь только гордость не позволяла хану Кончаку упасть к копытам урусского коня. — Не простит…
— Князю Даниилу самому ещё прощение заслужить надобно. — возразил Михаил — Хотел было я взять тебя с собою, дабы засвидетельствовал ты перед народом киевским о тёмных замыслах Даниила Романовича, да раздумал. Уж больно ты ловок, хан. Сбежишь, и всё опять начнётся по-новой.
Хан поднял голову, впившись в глаза Михаила тёмным, ненавидящим взглядом. Михаил Всеволодович смотрел невозмутимо, бесстрастно.
— Извини, хан. Хороший враг — мёртвый враг.
Михаил чуть кивнул, и удерживавший хана Кончака витязь ухватил его за длинный чуб, а стоявший сзади взмахнул мечом. Обезглавленное тело мешком рухнуло наземь, а витязь уже упрятывал голову в кожаную суму. По полю ходили ратники, добивая чужих раненых и собирая своих.
— Хорошо сработано, Радослав! — обратился князь к подъехавшему всаднику в воронёных пластинчатых латах. Идея была его — боярин Радослав придумал устроить эту засаду, уложив наземь пеших воинов и накрыв сверху рядном, а поверх ещё насыпать палых листьев.
— Стараемся, княже, — весело ответил боярин, и они рассмеялись.
— Ну вот, теперь можно и на встречу с Даниилом Романовичем идти. Совсем теперь другой у нас разговор пойдёт…
…
— Ну, Мариша… Ну и батюшка твой…
Князь Василько держал двумя руками мелко исписанный листок тончайшей бумаги — материала весьма редкого на Руси в те времена. Бумага была сильно смята — отправитель скатал послание в шарик, чтобы гонец в случае опасности мог его проглотить.