И тот, кто доведет его дисциплину, сосредоточенность и превосходство до конца, до последнего сближения, — тот и будет иметь успех.

Однако это ничуть не исключает холодного оружия вообще.

Бывают и будут моменты, когда, может быть, обстановка потребует применения именно одного только холодного оружия, например, — ночью, при внезапных налетах или засадах и проч.

Штык есть большой моральный фактор. И не только потому, что он влияет на нервную сторону противника, который, зачастую, сдает и не принимает штыкового удара, если видит перед собою часть, решившуюся дойти до штыка, — но и потому, что он повышает психику бойца, в руках которого находится.

В этом случае штык и вообще холодное оружие надо рассматривать как резерв самого бойца, как лишний, его собственный козырь, когда огонь вплоть до ручных гранат уже использован.

И, конечно, хуже будет тому, кто этого козыря не имеет.

Не переоценивая значения и не умаляя достоинств холодного оружия — лучше учить действию им, чтобы, когда потребуется, не расписаться в безграмотности. Что же касается споров о том, какую систему или форму штыка следует принять на вооружение современного бойца, то принимая во внимание универсальную хозяйственную практичность штыка-ножа, предпочтение следует отдать последней. Но и здесь необходимо внести некоторые изменения, требуемые жизнью, а именно: одну из сторон лезвия лучше делать острой, а другую — пилообразной. Здесь придется, может быть, поступиться с традиционностью в интересах пользы. Такой штык позволит резать проволоку и подпиливать колья искусственных заграждений, а солдата к тому же освободит от лишнего груза — топора. Дурное влияние такого штыка на отклонение пули и меткость ружья — ослабляется мирной выучкой.

Почти непосредственно после Русско-Японской войны в военной литературе, особенно в русской, была поднята горячая полемика о так называемой единой военной доктрине.

В этом вопросе столкнулись два течения.

Одно из них требовало проявления в военном деле самой широкой самодеятельности и личного простора не только в решении боевых задач, но и простоту в деле обучения и воспитания.

Сторонники такого направления исходили из того положения, что установление единства взглядов в военном деле препятствует развитию личного творчества и исключает возможность проявления инициативы.

Все военное искусство, таким образом, сводится, якобы, к шаблону, где совершенно отсутствует свобода действий начальника, и при таких условиях военное дело и судьба армии передаются в лучшем случае в руки посредственности…

Наоборот, сторонники системы единого понимания проводили ту мысль, что таланты в искусстве, а тем более в военном, есть явление вообще исключительное. Вообразить себя именно этим исключением далеко еще не значит быть им в действительности.

Всякие эксперименты в военном деле не только вредны, но и опасны, а между тем отсутствие единства взглядов давало простор всякой отсебятине, от которой военное дело только страдало.

Нередки случаи, когда в требованиях начальствующих лиц в вопросах обучения, воспитания и управления войсками проявлялась специальность: один генерал требовал Суворовского шага и штыка, другой — видел спасение только в огне, третий доказывал, что «успех войны в ногах» и технике и т. д. и т. д.

Наблюдались такие явления, когда после смотра начальника дивизии командир части собирал офицеров и внушал им готовиться к смотру командира корпуса. Надо было приспособляться к новым требованиям, новым приемам… Смена начальников отражалась на обучении и воспитании части. Последовательности, преемственности в военном деле не было. В работе наблюдалась нервность, боязнь ибо новый начальник не продолжал дело своего «разноса», предшественника, а вводил новизну.

Исходя из мысли, что военное дело находится в руках не гениев, а людей со средними способностями человека, — сторонники такой доктрины видели в установлении единства взглядов жизненную необходимость, отнюдь не посягающую на творчество, опыт и знания личности, — ибо всякая система только способствует укреплению стройности и продуктивности и борется против произвола.

Гений же всегда и везде найдет свое место. Такие различные течения и взгляды на вопрос о военной доктрине — застала и великая война.

Можно ли было ожидать положительных результатов, когда люди говорили на разных языках, когда один критиковал и осуждал действия другого?

Только этим и можно было объяснить ту частую и не всегда полезную смену старших начальников, которая наблюдалась в большую войну в Русской армии и которая далеко не приносила того, что от этой смены ожидалось.

Только дисциплина и авторитет власти могли примирять эти два враждебные течения…

А между тем в военном деле, где существует непреложность принципов, казалось бы должна быть установлена строгая определенность и взглядов.

Каждую боевую и маневренную задачу можно решать различными способами в зависимости от дарований, но решение может быть только одно, а именно правильное, отвечающее данной обстановке и обеспечивающее возможно больше шансов на успех. Одинаково понимать — еще не значит посягать на уменье и характер… Высший командный состав итальянской армии до войны был воспитан в духе широкого толкования каждым по-своему военного дела.

Такая система особенно ярко сказалась в бою на р. Сочи под Копаретом в октябре месяце 1917 года (с 24 по 29), когда 14 германская армия г. Белова прорвала итальянский фронт и продвижением вперед, в Фрилунскую равнину, угрожала итальянскому тылу. Главнокомандующий итальянской армией, видя, что спасение от разгрома может дать лишь спешное отступление за реку Талменто, приказывает 26 октября немедленно начать отход на всем фронте.

Командующий армией генерал ди-Робиланти, потерявши перед этим в созерцательном бездействии три дня, относится критически к директиве своего главнокомандующего, не исполняет его приказа и вместо отвода частей решает даже перейти к активности против 20 австрийского корпуса именно тогда, когда это уже ничем не оправдывалось (27 октября).

В результате 4 итальянская армия целиком попадает в плен немцам.

Разгром под Копаретом, где итальянцы потеряли всю артиллерию, обоз и более 400 тысяч пленными, напоминает классический разгром Аннибалом римлян под Каннами. Италия была близка к катастрофе… Ее спасли союзники присылкой подкреплений… Каково бы ни было отношение к германской армии, тем не менее надо отдать справедливость, что она в последнюю войну, благодаря системе единства понимания принципов в военном деле, дала наибольший процент отличных старших начальников и лучшие образцы военного искусства.

Немецкую систему отнюдь нельзя упрекнуть в том, что она явилась причиной проигрыша немцами войны.

Заслуживает быть отмеченным еще вопрос о применении к местности и о времени. Значение местности учитывалось всегда как на полях сражений, так и в единоборстве, — и пока существует человек, пока не прекратится борьба на земле — местность будет составлять тот элемент обстановки, который следует по важности непосредственно за человеком.

Почему искусству эксплуатации местности должно быть всегда уделяемо достаточно внимания как при подготовке частей, так и в особенности при подготовке отдельного бойца? Учитывая влияние времени на войне, техника будущего, конечно, сделает все, чтобы, по возможности, сравнять контрасты дня и ночи и тем отнимет у человека еще один шанс, который способствует внезапности, а именно темноту.

VI

Вообще, если уже минувшая война была полна сюрпризами, поражавшими человеческую психику, то будущее обещает так много неожиданностей, — которые явятся следствием упорнейшего из всех инстинктов, присущих человечеству, а именно инстинкта жизни, — что мы со всей нашей культурой духовной и физической являем, может быть, лишь пока фундамент, на котором вырастет совершеннейшее здание, где будет господствовать только сильный.