За завтраком я почувствовал: мне необходимо чтобы Чарлин подтвердила, входил Эрик в то утро в нашу спальню или нет. В состоянии осознаваемого сна я был совершенно уверен, что Эрик действительно несколько раз заходил в спальню на физическом уровне и что на этом же уровне происходил его диалог с Чарлин. Теперь же, наяву, у меня возникла некоторая неуверенность относительно того, как все было на самом деле. Поэтому я задал Чарлин несколько завуалированных вопросов о случившемся, стараясь никоим образом не повлиять на ее ответы. Она сказала, что Эрик действительно заходил в спальню несколько раз, забирался в постель с ее стороны и старался уговорить ее, чтобы она позволила ему остаться. Она же каждый раз велела ему возвращаться в свою постель, и каждый раз он в конце концов повиновался.

Это дополнительное подтверждение оказалось для меня весьма важным и позволило мне понять, что в процессе осознаваемого сна я испытал еще один прорыв. Впервые, пребывая в осознаваемом состоянии, я обрел осознаваемость на трех уровнях сразу. Я воспринимал картину сновидения (его содержание и образы), воспринимал тот факт, что все происходящее — сон (осознаваемость), и, наконец, воспринимал некоторые события, одновременно происходившие вокруг меня на физическом уровне. Тем не менее, именно исключительная степень ясности (осознаваемости), пережитой главным образом в третьем сновидении, позволила мне различить эти три уровня восприятия и сохранить осознаваемое состояние вплоть до естественного завершения сна. Такая высочайшая степень осознаваемости обеспечила нечто вроде мысленной возвышенности, на которой я смог очень прочно обосноваться во время сна. С этой возвышения я смог легко различить три уровня сознания, при этом полностью контролируя свои переживания в эпизоде сна, и сумел сколь угодно долго сохранять полную осознаваемость. На основе пережитого я сделал вывод: если уровень осознаваемости сновидца достаточно высок, он может переживать все эти процессы одновременно и без малейших усилий. Кроме того, в таком состоянии осознаваемости все переживаемое проникнуто ошеломляющими чувствами радости, блаженства, исполненной любви силы и всепоглощающим стремлением к одной единственной цели: достичь полного слияния со Светом!

В этом конкретном сне переживания, связанные с Чарлин, расширили мой взгляд на осознаваемое сновидение как на энергетическое поле, добавив к нему еще одно любопытное измерение. У меня и в мыслях не было, что в то время, когда мне приснился «Дар волхвов», энергии сознания Чарлин оказались тесно связаны с моими и действовали в полном согласии с ними. В тот же день, но немного позже, подробно обсуждая с женой все произошедшее, я узнал, что накануне она была очень счастлива, видя мою увлеченность осознаваемыми сновидениями. Вечером, лежа в постели, Чарлин живо представила себе, что этой же ночью у меня будут совершенно невероятные сны. Поскольку жена не сообщила мне об этом, я и понятия не имел, что она мысленно помогает мне. Да и сама Чарлин едва ли предполагала, что ее» желание исполнится с такой щедростью. Для меня же это безмолвное откровение, которое мы с женой разделили, дав моему сновидению одно и то же название, стало еще одной радостью. Оно лишний раз продемонстрировало, каких высот можно достичь, экспериментируя со сновидениями, когда энергетические поля двух близких людей связаны и нацелены в одном направлении.

Этот сон стал явным шагом вперед в моем эксперименте. В противоположность предыдущим случаям, в «Даре волхвов» ни силы, присутствовавшие в эпизоде сна, ни силы из мира яви не смогли вывести меня из равновесия и нарушить осознаваемость. В более раннем сне «Назойливое вмешательство» сила, вторгшаяся в сновидение извне, вытолкнула меня из осознаваемого состояния. В другой раз, за несколько лет до начала моего эксперимента, я, вздремнув после обеда, оказался в осознаваемом сновидении, и вдруг меня вышвырнуло из сна в явь, как только сосед за стеной включил радио. Теперь же «Дар волхвов» ясно продемонстрировал мне: если осознаваемость сновидца достаточно ясна и сильна, он может сохранять осознаваемое состояние гораздо дольше, может оставаться в таком состоянии столько времени, сколько пожелает, и, пребывая в нем, сумеет ясно отличить сюжет сновидения от конкретных физических событий, которые могут одновременно происходить вокруг него.

Здесь я начал размышлять: если сновидец, прочно утвердившийся в состоянии осознаваемого сна, может сохранять ясность сознания сразу на трех уровнях, то, вероятно, он сможет сохранять его одновременно на четырех, пяти, шести уровнях, а то и больше. Если человеческий ум способен одновременно поддерживать отчетливую осознаваемость на нескольких уровнях, значит, он, скорее всего, обладает способностью развить эти способности с помощью специальных упражнений. Затем я задумался, не сможет ли осознаваемое сновидение стать особым методом, помогающим людям расширить свою осознаваемость.

В отличие от некоторых других моих осознаваемых сновидений, эти три были явно исполнены откровений. Все они начинались с того, что изображали меня узником в тесной тюремной камере. Это послужило для меня напоминанием: нужно продолжать работать, чтобы освободиться — и психологически, и духовно. Хотя я и полагаю, что за свою жизнь значительно вырос как личность, по-прежнему остается много высших уровней свободы к которым нужно стремиться, и много порабощающих мыслей и привычек, которые необходимо преодолеть. Тюремная камера не подразумевала для меня какую-то конкретную разновидность несвободы: я воспринял ее скорее как общую метафору, символизирующую внутреннюю двойственность по отношению к борьбе личности между ограниченностью и абсолютной свободой — двойственность, присущую и мне, и всем остальным людям. До того, как мне приснился «Дар волхвов», я едва ли представлял себе, что это такое — чувство полного освобождения. Теперь же, после того, как в этом сне я пережил длительное состояние осознаваемости и целенаправленное желание искать один лишь Свет, возможность полного освобождения для человека стала казаться мне куда более реальной. Вкус осознаваемого освобождения одновременно пьянил и отрезвлял.

У большинства из нас в жизни бывали редкие мгновения, когда мы ощущали полную свободу и полную гармонию с миром. Иногда такие переживания посещают людей на берегу океана или на горной вершине. Мы стали называть такие ощущения «океаническими» или «пиковыми» переживаниями. Порой они бывают ошеломляюще сильны и прекрасны. Для большинства из нас подобные переживания длятся недолго. Они бывают краткими и мимолетными, и после их ухода мы обычно говорим себе, что, как ни жаль, придется вернуться к «реальной» жизни. Размышляя над своим осознаваемым сновидением, я пришел к убеждению, что всем нам дается шанс более часто соприкасаться с этими внутренними вершинами и постепенно формировать осознаваемое умение жить на таких высотах. И еще я понял: пока человек не обретет полностью осознаваемое умение справляться с этими пьянящими энергиями, у него не хватит внутренней силы, чтобы их поддерживать. Ему останется только время от времени прикасаться к этим «пиковым переживаниям», тут же их терять, а потом снова отчаянно искать. Тем не менее, такие «пиковые переживания», пусть даже очень хрупкие и мимолетные, вносят ощутимый вклад в духовную эволюцию человека, который их испытывает. Без них жизнь легко могла бы стать тусклой и унылой. Размышляя о своем эксперименте, я понял, что высшая цель пиковых переживаний — дать нам проблеск блаженства прямо сейчас, потому что любой проблеск — лучше, чем ничего, и еще потому, что такой проблеск — это максимум, что большинство из нас может вынести сейчас. Вдобавок необходимо понять: большинство из нас просто умерло бы, доведись нам сразу, без надлежащей подготовки пережить блаженство в полном объеме, потому что у нас не хватит внутренней силы, чтобы вынести всю полноту Света.

Если говорить о смысле, то в этих трех снах символ тюремной камеры стал для меня важным напоминанием о том, что я все еще узник, что мне еще предстоит много поработать, чтобы достичь полной душевной свободы, к которой я так стремлюсь. Этот образ не произвел на меня тяжелого впечатления, я даже не воспринял его как отрицательный. Скорее, оценивая свой настоящий уровень развития, я отнесся к нему как к простому и непосредственному указанию на реальной положение дел. Что любопытно, эта тюремная тема снова явилась мне месяцев через десять в еще одном ярком осознаваемом сновидении под названием «Пришествие змеиной силы»[12].