П осле событий 1917 года дуэльный обычай еще какое-то время существовал — как странный анахронизм — на той сжимающейся, как шагреневая кожа, части России, где продолжала свою безнадежную, свою заранее проигранную войну Белая армия. И даже когда жестокая братоубийственная распря загнала остатки отчаявшегося офицерства на крохотный крымский пятачок, русские офицеры, верные своей выучке и темпераменту, пытались порой вспыхивающие дискуссии и острые споры примирить столь им привычным и любезным дуэльным способом. Поединков было не много, но они случались.

Молодой казачий офицер Николай Туроверов был свидетелем двух поединков, а в одном принял участие в качестве секунданта. Стрелялись придерживавшийся республиканских взглядов поручик и монархист-подполковник. Оба дуэлянта благородно промахнулись, но перед надвигающейся с севера безбожной и кровавой тучей это уже не имело значения.

Командующий красными войсками Фрунзе обещал всем сдавшимся офицерам жизнь. Многие поверили и сложили оружие.

Почти сразу все они были расстреляны. Туроверов успел вскочить на корму последнего суденышка, покидающего Россию навсегда. Те, кто видел кинофильм «Служили два товарища», помнят блестящий эпизод с гениальным Высоцким (конь бросился в море за своим уходящим на перегруженном пароходике хозяином, который стреляет сначала в коня, а потом себе в висок). Но не все знают, что история эта описана Туроверовым:

Николай Туроверов нашел в себе силы не выстрелить в висок, он добрался до Турции, а потом и до Франции, где стал известным эмигрантским поэтом. С печальным вниманием вглядывался он в своих товарищей, пытаясь понять их души, их сердца, настрой их растерзанных мыслей. Об уходе из

Для того чтобы понять, как все это было недавно, достаточно сказать, что свояченица поэта Ирина Ивановна Туроверова и по сей день (в начале XXI века!) живет в Сен-Клу, неподалеку от городка Буживаля, того самого, где окончил свои дни И. С. Тургенев. Родословная этой родившейся в Константинополе и живущей во Франции русской дамы словно для примера вобрала в себя оба славных века русской истории: прадедом ее был герой 1812 года казачий генерал Иван Орлов, женившийся на одной из дочерей графа Мусина-Пушкина. За прабабкой Ирины Ивановны ухаживал Лермонтов, дедом ее был сподвижник Скобелева генерал Давыд Орлов, старшая сестра матери породнилась с Воронцовыми-Дашковыми. А если посмотреть еще более внимательным взором, то рядом с этими не пустыми для нас именами встают не такие уж бесплотные тени людей, населивших эту книгу.

Почему с таким интересом мы вчитываемся в историю русских дуэлей? Со жгучим любопытством всматриваемся в лица дуэлянтов? Казалось бы, что нам до них? К чему из нашей разоренной жизни вглядываться в этот «кровавый и варварский способ разделки», бытовавший некогда в среде вполне благополучных русских дворян? Но откуда и почему это невольное чувство тайной симпатии к гордым и храбрым участникам смертельных поединков?

Может быть, потому, что история российской дуэли — это и история характера русского дворянина, и одна из пружин истории Дома Романовых и истории Санкт-Петербурга. Но, главное, потому, что это печальная повесть о подъеме и упадке российского понятия о чести и достоинстве человека, безжалостно обнажившая глубину той ямы, в которую угодила Россия в XX веке.

В 1837 году дуэли были обычным явлением в жизни дворянской России. В этом году, как и в предыдущем, как и в последующем, на дуэльных встречах погибло считаное число людей. Правда, в их числе и Пушкин. Через несколько лет — Лермонтов.

В 1937 году дуэлей в нашей стране не было и в помине. «Дикий сей обычай», заклейменный Герценом, Короленко, Дорошевичем и многими другими гуманистами, ушел в небытие. Стала ли жизнь поэтов безопасней? В этом году, как и в предыдущем, среди миллионов невинно загубленных были убиты сотни и даже тысячи писателей и поэтов. И военные люди, офицеры, генералы, погибали вовсе не на дуэльном поле, где правила игры были, может быть, жестоки, но честны.

Нет, они гибли, теряя человеческий облик, в застенках и подвалах тайной полиции, где жестокость была безмерна, а о честности и говорить не приходилось.

Выиграла ли Россия от того, что дуэль, этот открытый способ борьбы за личную честь, была уничтожена, заодно, правда, с дворянством? Какая связь, вы спросите? Если трудно увидеть связь прямую, то несомненна сильная косвенная. И разорванные связи сходятся, как в фокусе, в идее личности, в ее метафизической неограниченности и целостности, в ее независимости, в ее свободе и суверенных правах.

Князь Сергей Волконский, замечательный писатель и яркий театральный деятель, написал в своих эмигрантских воспоминаниях: «… Если бы этой революции не было. Все равно. Она была. Но она могла принести многое. Она могла принести возрождение. Она принесла — большевиков. Все было скошено, скошено под корень. Вот это… не все понимают из числа наших соотечественников, которых встречал за границей после моего бегства из советского ада. Все скошено, понимаете ли? Все».

Происхождение дуэли возводят к рыцарским обычаям. «Рыцарскую эпоху нельзя особенно помянуть добром: много в ней было темных сторон, — пишет некто М. Э., автор книги «Дуэль и честь в истинном освещении» (С.-Петербург, 1902), — но надо признать, что она сильно выдвинула нравственный идеал отдельной личности, до того почти не существовавший. Дуэльный террор господствовал и угнетал, это правда; но под его давлением люди, — хотя бы только дворяне, — научились уважать друг друга, как человек человека…»

Русское дворянство не только породило великую культуру. Оно было той средой, где нравственная и ценностная конституция личности постепенно приобретала все более отчетливые очертания. В русской литературе прошлого века это совсем нетрудно разглядеть. В начале нашего столетия этот процесс был прерван. Да, в жизни русского аристократического слоя было немало темного. Но сейчас, из исторического далека, мы видим, что светлого было, пожалуй, больше. Между прочим, дворян с детства учили, что подличать нельзя, что доносить нельзя, что предавать друзей — ничего нет ниже и подлее. Быть может, не стоит идеализировать результаты такого воспитания. Но нельзя не пожалеть, что эти принципы не успели распространиться широко. К 30-м годам XX века в России практически не осталось дворян. Означил ли этот факт национальный выигрыш (в плане движения к сословному и социальному равенству)? Скорее он означил национальную катастрофу. Император Николай II терпимо относился к дуэлям. Его генералы доказывали, что дуэли улучшают нравы в офицерской среде. Удивительно, но еще в начале XX века эти генералы продолжали составлять и совершенствовать дуэльные кодексы.