Более того, Назарет вообще не фигурирует ни в Ветхом Завете, ни в Талмуде. Это, конечно, аргумент «по умолчанию», но пренебрегать им тоже не следует. Однако, гораздо больший вес имеет умолчание у Иосифа Флавия. Кроме того, что этот писатель много путешествовал, причем ничего не упускал из виду и подробнейшим образом все описывал, Иосиф был еще верховным главнокомандующим евреев в войне с римлянами в Галилее; эту войну от тоже пространно описывает, но нигде не упоминает Назарета. Можно, конечно, тоже сказать, что это — аргумент по умолчанию, но уж больно глубокое это умолчание. Если Назарет, как утверждают многие ученые, был действительно важным галилейским городом, как же это Иосиф, который мобилизовал все ресурсы Галилеи во время войны, ухитрился не заметить Назарета?

Ученые допускают, правда, возможность того, что Назарет — это не название города, а синоним Галилеи. В этом случае назареи («назаретяне») означало бы то же самое, что «галилеяне», а мы знаем, что христиани назывались галилеянами еще при императоре Юлиане. Отсюда напрашивается вывод: наверно, галилейских ессеев называли то галилеянами, то назареями, и их ассоциировали с галилеянином — а значит, и назаре-тянином — по имени Иисус.

Существует и еще одна возможность. Матфей, которого всегда очень беспокоило, чтобы пророчество исполнялось буквально, говорит нам, что Иисус направился в Назарет (Галилею?), «да сбудется реченное чрез пророка, что Он Назореем наречется». Единственное известное нам пророчество, к которому это может относиться, принадлежит Исайе (XI, 1); там говорится, что «произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почнет на Нем Дух Господень, дух премудрости и разума»; это — один из отрывков, посвященных мессии. Поскольку слово «отрасль» (поросль, на иврите — нетцер) является однокоренным со словом назорей, можно сделать вывод, что назореи — это некая мессианская секта, некогда связанная с на-заритами, сектой древнего происхождения (вспомним, что Иаков Справедливый придерживался назаритских обрядов), одним из ключевых моментов доктрины которых было учение о мессии Давиде, сыне Иессея. Если так, то мы имеем дело еще с одной ессейской сектой, причем такой, которая существовала еще до Иисуса.

Итак, различия снова размываются. «Назорей» означает «верующий в мессию». То же самое означает и «христианос». И мы знаем, что все ессейские секты верили в мессию. Что же касается Назарета, то истина может вполне состоять в том, что Иисус и Иаков оба ходили в один назорейский монастырь (или лагерь?) — в качестве братьев то ли по крови, то ли по общине. Ряд ученых прослеживает в слове Назарет значение «сторожевая башня», что, в общем, не лишено смысла, поскольку к Кумранскому монастырю была пристроена башня. Следует иметь в виду, что больше всего людям этого периода и региона нравилось подбирать слова со многими значениями, чтобы они могли нести как очевидный, так и тайный смысл. Если наши рассуждения верны, то можно объяснить выдвижение Иакова следующим образом: благочестие и великодушие убежденного аскета влекут за собой всеобщее почитание и делают его в конце концов вождем всех приверженцев Нового Завета, галилеян, иудеев и, возможно, самаритян, которых в дальнейшем объединило понятие «христиани». Тем временем Иисус, который не давал обета аскетизма, вел более свободную жизнь и в конце концов стал пророком назореев, а после своей мученической кончины был постепенно признан всем движением приверженцев Нового Завета, за исключением некоторых общин, противившихся консолидации, к которым, возможно, принадлежал и Кумранский монастырь. Что касается последнего, мы не знаем, что именно происходило после разрушения монастыря — разве что рукописная литература позднего «христианства» была спрятана в дальних пещерах во II в. н. э.

Прежде чем делать выводы, посмотрим на проблему несколько шире. Ученым, которые были готовы рассматривать имеющиеся свидетельства с естественных позиций, было давно уже ясно, что движения, известные в истории христианства как еретические, возникли еще до I в. н. э. Среди таких направлений был гностицизм. «Гностики», — говорит профессор Гилберт Мюр-рей, — «до сих пор обычно считаются коллективом христиан-еретиков. В действительности же секты гностиков были распространены по всему эллинскому миру как до христианства, так и после. Они, по-видимому, возникли в Антиохии и, возможно, в Тарсе задолго до Павла или Аполлона. Их Спаситель, подобный еврейскому Мессии, утвердился в умах до Спасителя христианского». А профессор У. Буссе, которого цитирует Мюррей, выносит такой вердикт: «Если присмотреться, то становится абсолютно ясно, что фигура Искусителя вовсе не дожидалась, пока христианство проложит путь в религию Бытия, а уже присутствовала там ранее, причем в различных формах».

Перекапывая дальше это поле, мы доберемся до отцов церкви, в частности до знаменитого охотника за ересью Епифания, который в своем рвении зачастую теряет бдительность и дает нам возможность оценить подлинные условия. Нам придется разобраться с назо-реями, иессеями и терапевтами; что касается последних, то утверждают, что они были изначально христианами, хотя, как было известно Филону, к 25 г. н. э. они существовали уже давно! Этим полем ученые слишком долго пренебрегали, и пора уже кому-то из них вырваться из рамок «канонического консенсуса» и заново проанализировать древнюю литературу в свете последних открытий с тем, чтобы получше разобраться с движениями ессеев и гностиков, а также с их аналогами в Средиземноморье.

По завершении такого исследования станет очевидным следующее: в начале так называемой христианской эры не только в Иудее и прилегающих территориях, но и по всему Средиземноморью существовало изрядное количество религиозных движений, типичными представителями которых были ессеи, гностики и христиани, причем в первые три века (особенно во II и III) внутри этих движений и между ними велась интенсивная теологическая борьба. То, что нам сегодня известно как христианство, сформировалось лишь по окончании этой борьбы — а именно в III в.

Надеемся, что теперь у читателя сложилось уже ясное представление об исторических вопросах, рассматривать которые нас побуждает открытие Свитков, чтобы согласиться с точкой зрения тех ученых, которые считают, что пришло время радикального пересмотра проблемы происхождения христианства. Можно ли после этого сомневаться в революционном значении открытия Свитков? Можно ли продолжать твердить, что оно незначительно повлияло на наше понимание Нового Завета?

Мы теперь не можем не видеть, что христианство не есть некая вера, ниспосланная единовременно святым отцам в Иудее в I в. н. э., а результат развития одной из ветвей иудаизма в религию, которая в настоящее время, смешавшись с другими религиями нееврейского мира, эволюционировала в религиозную систему, достаточно сложную и разнообразную внутри. Другая главная ветвь иудаизма, фарисейство, следовала раввинистской традиции и возвеличивала Тору. На нее также воздействовал (хотя и в меньшей мере) нееврейский мир. В итоге эта ветвь эволюционировала в современный иудаизм с его тремя направлениями: ортодоксальным, консервативным и реформированным.

Можно ли считать, что в свете нового знания пострадало значение этих двух великих религий? Что его поколебала правда? Что их безопасное существование обеспечивается только опорой на вымысел? Неужели мы менее ясно слышим Моисея и великого галилеянина, если Бог говорит с нами через них более естественным образом? Можно ли представить себе более здоровую основу для религии, чем следующий принцип:

«Он показал тебе, о человек, что есть добро; что требует от тебя Господь, как не поступить справедливо, любить милосердие и твердо идти по пути Божьему?»