Более того, от отца церкви Эйсебия, цитирующего Гегесиппа (ок. 160 г. н. э.), мы узнаем, что Иаков был «снят с материнского чрева, не пил ни вина, ни крепких напитков и не ел животной пищи; главы его не касалась бритва, он не умащивал себя маслом и не совершал омовения в купели. Только ему было дозволено входить в Святую Святых… Его колени затвердели, как у верблюда, потому что в Храме он был все время преклонен, прося прощения для людей…»
Это описание характерно для назарея. Почему же Мария «с материнского чрева» предала Иакова назарей-ским строгостям, не сделав подобного с Иисусом? Не имея возможности ответить на этот вопрос, примем это описание как факт. Но имеется и более трудный вопрос: как мог Иаков входить в Святую Святых, если даже самому первосвященнику это дозволялось лишь раз в год? А что означает, что он все время стоит в Храме на коленях с просьбой о прощении «народа»? И не потому ли первосвященник Анания с устранил Иакова физически, что считал его слишком опасным соперником (за что, кстати, сам был смещен Агриппой II)? В пользу того, что община, которую возглавлял Иаков, проводила много времени в Храме и поблизости, свидетельствует, в частности, история о Павле и бунте, поводом к которому послужило обвинение в том, что Павел более не является правоверным иудаистом. Эйсебий цитирует также утраченную книгу Клемента Александрийского «Установления», в которой Клемент писал, что «Петр, Иаков и Иоанн, после вознесения Спасителя нашего, хотя и были избраны Господом, не стали вступать в состязание за эту честь, а избрали Иакова Справедливого епископом Иерусалимским». Из этого напрашивается вывод, что трое наиболее приближенных к Иисусу чувствовали свою неадекватность ситуации, сложившейся после его смерти (сразу или через некоторое время) и назначили Иакова вождем общины, в которой они были наиболее естественными лидерами.
Но что представляла собой община, которую возглавлял Иаков? Его престиж был, видимо, очень высок, причем у большого числа людей. Титул «Справедливый» носит отчетливо ессейский характер и, кстати, напоминает об Учителе Справедливости. Если бы хронология позволила, Иаков мог бы рассматриваться как один из серьезных претендентов на это звание. Но для этого ему пришлось бы жить по меньшей мере на полвека раньше. Но и в реальной ситуации он явно был человеком, пользовавшимся большим влиянием среди своих современников-евреев. Ясно также, что он несомненно был иудаистом. Он пошел, правда, на некоторые уступки Павлу в вопросах, связанных с нееврейскими церквами, однако его собственная община подчинялась Закону Моисея, имела ессейскую организацию и жила в ожидании мессии.
Более полный анализ всего, что связано с Иаковом, епископом Иерусалимским, мог бы увести нас далеко за круг проблем настоящей работы. Можно только пожелать, чтобы нашлись ученые, готовые упорно работать над таким анализом в свете новейших знаний с целью получения максимально объективных результатов. Но в любом случае уже ясно, что фигура Иакова отбрасывает очень широкую тень. Теперь, когда мы знаем, как близки были ессейские секты и христианская апостолическая община с точки зрения организации, таинств, доктрины и мессианских ожиданий, не следует ли задуматься: а не был ли Иаков Справедливый вождем всего движения? И нельзя ли предположить что группа, руководимая Петром, соглашалась с положением, подчиненным по отношению к Иакову, поскольку он был высокочтимым «первосвященником» всех мессианских евреев, признанным главой всех сект Нового Завета?
До сих пор, обсуждая происхождение христианства, мы занимали, так сказать, общеканоническую позицию. То есть мы придерживались в основном традиционных взглядов на Новый Завет, хотя в каком-то смысле и пытались взглянуть на него по-новому. Если бы мы этого не делали, нам вряд ли удалось бы показать читателю значение Свитков с точки зрения их воздействия на стандартное представление об истории раннего христианства. Вы могли также заметить, что мы, насколько это было возможно без ущерба для ясности изложения, старались избегать использования терминов «христианская церковь», «ессеи», «ессейская секта» (в единственном числе) таким образом, чтобы у читателя сложилось мнение, будто мы говорим о различных структурах. Утверждать, что христиане и ессеи образовывали совершенно независимые общины, но состоявшие в близком родстве, было бы, пожалуй, слишком большим насилием над имеющимися данными.
Перед нами постоянно маячил вопрос, который мы теперь хотели бы сформулировать открыто. Насколько неуязвимой является позиция, которую мы назвали «общеканонической»? Свитки, в той своей части, где речь идет о еврейском сектанстве в I в. н. э., приглашают нас исследовать без предвзятости вопрос, когда же именно то, что мы называем теперь христианством, стало таковым. Это, разумеется, слишком обширный вопрос, чтобы его подробно рассматривать в данной работе. Тем не менее мы считаем своим долгом объяснить существо вопроса и то, как он, собственно, возник.
Напомним, что те, кого мы именуем ессеями, так себя не называли. Равно как и те, кого называют теперь ранними христианами, не пользовались термином христианский. Эти люди называли себя «святыми», «братией», «избранными», «те, кто верят», «те, кто в мессии [во Христе]», «те, кто под Господом», «Сыны Света», «ученики», «беднота», «те, кто на пути» и так далее, и тому подобное.
Лишь трижды во всем Новом Завете мы встречаем слово христианский. Первый раз — в Книге Деяний (XI, 26), где сообщается, что «ученики в Антиохии в первый раз стали называться христианами». Это значит, что «мессианистов» впервые нарекли тогда по-гречески, и раньше этого не происходило. Но, вообще-то, их и дальше продолжали относить к евреям, иудаистам. Но среди иудаистских группировок их характерная доктрина делала их «христиани». В этом разделе мы так и будем пользоваться этим термином, чтобы напоминать читателю, что мы не имеем в виду христиан в позднейшем смысле этого слова.
Второй раз христиани также упоминаются в Новом Завете в Книге Деяний (XXVI, 28). Царь Ирод Агриппа говорит Павлу: «Ты не много не убеждаешь меня сделаться христианином». Возможно, Агриппа говорил это саркастически, поскольку сам был царем Израиля, «помазанником» и потому в буквальном смысле слова «Хри-стосом» существующего порядка. Поэтому он с насмешкой говорит о возможности присоединиться к суеверному ожиданию «помазанника» эсхатологического, царя Израиля, который установит новый порядок.
Третье упоминание мы встречаем в первом из посланий, приписываемых св. Петру (IV, 16): «Но если [кто из вас пострадает] как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую честь». Смысл этого высказывания в том, что ученики считали этот термин позорной кличкой; автор же послания призывает «принять во имя и обратить его во славу Господа».
Поскольку во втором и третьем случаях (в третьем — наверняка) термин христиани имеет оттенок уничижительный, скорее всего такой же смысл его и в первом, когда речь идет об Антиохии. Отсюда следует, что «следующие путем» в I в. еще не называли себя христиани.
Что касается ессеев, то это название не фигурирует ни в одном из найденных недавно документов, ни в одной из книг, которые можно было бы назвать ессеи-ческими. Здесь эта категория называет себя практически так же, как христиани.
Что касается последних, то в Новом Завете для них используется еще одно название, которое встречается там дважды. У Матфея (II, 23) Иисус называется «Назореем». В Книге Деяний (XXIV, 5) Павел именуется зачинщиком восстаний среди иудеев по всему миру. Он главарь секты назарян. Мы также знаем от ряда рійних отцов церкви, что христиани первоначально именовались (и, по-видимому, не возражали против этого) — мазареями»; предполагалось, что этот термин происходит от названия города, откуда Иисус был родом — Назарета.
Но ученым всегда приходилось учитывать, что во времена Иисуса города с названием Назарет, вероятнее всего, не существовало. Они пытались возражать против этого, и, случалось, довольно энергично.