Поэтому те, кто называет нас тропистами (То есть любителями стилистических фигур и иносказаний (тропов). Именно так заявляли лютеране устами пастора Вестфаля Гамбургского, с которым Кальвин был вынужден вести нескончаемые споры.), выказывают себя в своём пресном формализме сущими невеждами. В том, что касается Таинства, принятый в Писании способ выражения целиком свидетельствует в нашу пользу. Ибо таинства, будучи весьма схожи между собой, в первую очередь близки в этом переносе имён. Апостол учит, что камень, из которого израильтяне пили духовное питие, был Иисус Христос (1 Кор 10:4), ибо являлся тем символом, в котором доставлялось это духовное питие, - невидимо для глаза, но тем не менее истинно. Точно так же хлеб сегодня именуется телом Христовым, так как представляет собой символ, в котором Господь дарует нам истинное вкушение своего Тела.
А чтобы никто не упрекнул меня в том, что я провозглашаю нечто новое, сошлюсь на св. Августина, который чувствовал и говорил то же самое: «Если бы таинства не имели сходства с теми вещами, таинствами которых они являются, они вовсе не были бы таинствами. По причине этого сходства они часто получают даже имена тех вещей, которые изображают. Поэтому как таинство тела Христова есть некоторым образом само тело, а таинство крови - сама кровь, так таинство веры именуется "верой"» (Августин. Письма, 98 (Бонифацию), 9 (МРL, XXXIII, 394)). В книгах Августина имеется множество подобных суждений. Но нагромождать их излишне: достаточно и одного того, которое я привёл. Тем не менее читатели должны знать, что Августин подтверждает и повторяет данную мысль в послании к Эводию (Августин. Письма, 169 (Эводию), 11,9 (МРL, XXXIII, 746)).
Утверждать, что св. Августин, говоря таким образом о таинствах, не упоминает Вечери, значит злостно извращать факты. Если так рассуждать, окажется, что о части нельзя сказать того, что говорится о целом. Но если мы не хотим вовсе упразднить логику, невозможно отрицать, что общее всем таинствам относится также и к Вечере. Впрочем, сам Августин в другом месте кладёт конец всяким спорам, когда говорит, что Иисус Христос, давая нам знак Своего Тела, не поколебался назвать его «Своим Телом» (Августин. Против Адиманта, XII, 3 (МРL, XLII, 144)). И ещё: «Иисус Христос явил изумительное терпение, приняв Иуду на пире, во время которого Он установил и дал своим ученикам образ Своего Тела и Своей Крови» (Августин. Толк. Пс 3, 1 (МРL, XXXVI, 73)).
22. Но если тем не менее какой-нибудь непримиримый спорщик будет упрямо цепляться за слова «Сие есть Тело Моё», закрывая глаза на остальное, как если бы глагол «есть» отделял Вечерю от других таинств, мы легко разрешим это затруднение. Наши противники (речь идёт о лютеранах) полагают, будто смысл глагола существования настолько самоочевиден, что не позволяет никаких толкований. Допустим. Но ведь и св. Павел, говоря: «хлеб, который мы преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?» (1 Кор 10:16), - также употребляет глагол существования! А приобщение Тела и само Тело - не одно и то же. Более того: в тексте Писания этот глагол почти всегда используется применительно к таинствам. Например, сказано: «Будет [обрезание] завет Мой на теле вашем» (Быт 17:13). Или: агнец есть Пасха Господня (Исх 12:11).
Скажем короче. Когда св. Павел говорит, что камень был Христос (1 Кор 10:4), разве глагол существования обладает в этом утверждении меньшей силой, чем во фразе, относящейся к Вечере? Когда св. Иоанн говорит: «Ещё не было ... Духа Святого, потому что Иисус ещё не был прославлен» (Ин 7:39), - что означает здесь это «не было»? Пусть наши противники ответят! Ведь если твёрдо следовать их правилу, придётся отрицать вечную сущность Святого Духа и полагать, что она возникла только с вознесением Иисуса Христа. Наконец, пусть ответят: что понимают они под словами св. Павла о том, что крещение есть «баня возрождения и обновления» (Тит 3:5), коль скоро оно оказывается для многих бесполезным? Но лучшим опровержением мнения наших противников служат слова св. Павла о том, что Церковь есть Иисус Христос (1 Кор 12:12). Он разумеет здесь единственного Сына Божьего не в его сущности, но в его членах.
Думаю, в этом вопросе я уже выиграл спор у наших противников. Всем здравомыслящим и справедливым людям отвратительна их клевета. А именно: они громогласно заявляют, что мы отказываемся верить словам Иисуса Христа - словам, которые мы принимаем с куда большим повиновением и благоговением, чем они. Сама их очевидная грубая небрежность доказывает их полное безразличие к тому, чего хотел и что подразумевал Иисус Христос. Для них Он - лишь прикрытие их собственных навязчивых идей. Мы же лишь прилежно стараемся доискаться подлинного смысла слов Христа, что свидетельствует о нашем глубоком почитании авторитета высшего Учителя.
Наши противники недобросовестно обвиняют нас в том, что человеческое разумение препятствует нам уверовать в слова, произнесённые священными устами Иисуса Христа. Но я отчасти уже показал и покажу чуть позже ещё яснее, насколько лживы и бесчестны их обвинения. Итак, ничто не препятствует нам в простоте верить Иисусу Христу и принимать каждое сказанное Им слово. Речь идёт лишь о том, является ли с нашей стороны преступлением стремление доискаться истинного и естественного смысла его слов.
23. Эти добрые учители, дабы показаться учёными людьми, запрещают малейшее отклонение от буквы Писания. Я же замечу в ответ: когда Писание называет Бога мужем брани [Исх 15:3], буквальный смысл подобного выражения был бы слишком резок и груб. Поэтому я без всяких сомнений понимаю эти слова как аналогию с человеческими свойствами. В самом деле: еретики, в древности называемые антропоморфитами, смущали и волновали Церковь именно буквальным восприятием таких выражений, как «очи [Господа] отверсты» [Втор 11:12 и др.], «вопль мой дошёл до слуха [Господа]» [Числ 11:12 и др.], «прострёт Он [Господь] руку Свою» [Ис 5:55 и др.], «земля - подножие ног [Господа]» [Ис 66:1; Мф 5:35; Деян 7:49]. Они яростно восставали на святых учителей за то, что те отказывались признать телесного Бога: еретикам казалось, что Библия приписывает Богу тело. Буква Писания свидетельствовала в их пользу; но если все эти места понимать столь буквально и грубо, всякая истинная вера окажется извращённой чудовищными измышлениями. Нет такого абсурда, которому еретики не придали бы видимости прямого вывода из Писания, если позволить им на основании всякого неверно истолкованного слова утверждать всё, что им заблагорассудится.
Они считали неправдоподобным, чтобы Иисус Христос, желая дать особое утешение ученикам, говорил при этом загадками. Но их возражение - в нашу пользу. Ведь если бы ученики не поняли, что хлеб назван телом по аналогии, как его залог или символ, они были бы смущены столь необычным утверждением. По сообщению св. Иоанна, в его время ученики приходили в смущение и сомнение при всяком слове Иисуса. Как могли люди, затруднявшиеся понять, каким образом Иисус Христос отойдёт к Отцу и покинет мир (Ин 14:5-8), то есть не способные ничего уразуметь из того, что говорилось им о небесных вещах, - как могли они постигнуть и принять столь противное всякому разуму утверждение? А именно - принять, что Иисус Христос, сидящий перед ними за столом, в то же время невидимо заключён в хлебе? Поэтому тот факт, что они восприняли эти слова без возражений и не колеблясь ели хлеб, свидетельствует, что они поняли сказанное так же, как мы. Ибо, по их разумению, во всех таинствах имя означаемого обычно даётся и означающему. Таким образом, ученики получили ясное и несомненное утешение, отнюдь не облечённое в загадки. И мы сегодня воспринимаем его так же, как они. И если эти самоуверенные наглецы так упорно возражают нам, то лишь потому, что дьявол ослепляет их колдовством и вынуждает называть тёмным и загадочным простое и очевидное объяснение.