Изменить стиль страницы

— Что ж, — равнодушно проговорил он, глядя на воду, — пробраться во дворец и попытаться убить императора — вполне приемлемый способ самоубийства. Не хуже других.

— Ты это серьезно? — удивилась я.

— Нет.

Ярат обернулся. Его взгляд показался мне вполне осмысленным, и я не сдержалась — облегченно перевела дыхание.

— Ты, наверное, права. Я обязан хотя бы попытаться.

— Обязан? А разве ты сам не хочешь отомстить?

Он ответил не сразу.

— Я боюсь возвращаться во дворец.

— Трус! — тут же выпалила я, и только потом сообразила переспросить: — Возвращаться?

Он кивнул.

— Ты был во дворце? Когда?

— Когда схватили Учителя. А потом меня.

— Ты пытался его спасти?

Снова кивок.

— И что?

Развел руками: сама, мол, понимаешь — не вышло.

— Но почему боишься? Если один раз тебе удалось пробраться туда и сбежать, то второй раз, скорее всего, тоже удастся. Ведь Учитель обучал тебя так же, как и императора, шансы есть…

— Мне не удалось сбежать. Я просидел в тюрьме больше полутора лет.

Полтора года? Мне это показалось не много. Но мысли тут же потекли в другом направлении, возвращаясь к нашему разговору, что состоялся три седмицы назад.

— Помнишь, ты говорил, что у нашего Учителя был еще один ученик. Лучший. Который смог бы победить императора? Так вот. Вместо того, чтобы тебе пробираться во дворец, можно было бы найти этого ученика. Всего-то узнать, кто еще был в обучении после…

— Я узнавал, — перебил Ярат. — После императора у него был только один ученик. Я.

— А до?

— Много. Но почти все они либо служат императору, либо были убиты по его приказу. Есть, правда, несколько человек… Да. Надо их найти.

Я покачала головой.

— Ты как-то неуверенно говоришь. Как будто не веришь, что тот ученик, о котором говорил Учитель, вообще существует. Но ведь Учитель не мог тебя обмануть!

Ярат пожал плечами, что меня мгновенно насторожило. Я потребовала объяснить причину выказанного сомнения.

— Понимаешь, Инга, один раз Учитель меня обманул. Я говорю — один раз — потому что не знаю, был ли еще обман. Вполне вероятно, но, надеюсь, я никогда этого не узнаю.

* * *

Факел на стене слабо освещает подземелье.

Между ними — узкий коридор и две решетки. Да еще небольшое пространство внутри камер — прикованные цепями к массивным кольцам в стене, они не могут подобраться ближе, к самой решетке, чтобы иметь возможность заглянуть друг другу в глаза. Правда, такое желание возникло лишь у младшего — темноволосого парня в порванной синей мантии. Но цепь оказалась слишком короткой, и от стены удалось отползти лишь на локоть — не более.

— Учитель? — негромкий оклик отразился эхом от стен и низкого потолка.

Фигура в камере напротив пошевелилась, Учитель поднял седую голову, посмотрел на молодого узника, но не предпринял попытки подобраться ближе.

— Учитель, что с вами?

— Это больше не имеет значения, мой мальчик, — Учитель прокашлялся, вздохнул. — Завтра все, так или иначе, закончится. Подумай о себе, Ярат.

Молчание было недолгим.

— Я выживу и отомщу за вас.

— Выживи. Только выживи. И, если сможешь, отомсти за свой народ. За меня тебе мстить не стоит. Император сказал правду. Я слишком виноват перед тобой…

— Я вам не верю!

— Ты всегда верил мне, Ярат. И как раз сегодня я не вру.

И снова тишина, а после тихое:

— Зачем?

— Ты хочешь знать, зачем я это сделал? — голос Учителя, прерывающийся кашлем, долетал из полутьмы. — Я был еще молод и амбициозен. Мне доверили обучение императора. Я восхищался могуществом империи и готов был жизнью пожертвовать ради ее благополучия. Я преклонялся перед величием императорской власти и возмущался дерзостью повстанцев, организовывавших свои отряды на покоренных нашими войсками землях. Я искренне считал, что власть императора — от светлых богов, и что любой народ должен почесть за невероятное счастье подчиняться нашему пресветлому правителю. Жизни людей, а подчас и целых племен… народов стоили меньше, чем фигуры на шахматной доске. Нам необходимо было выиграть битву, и жертвы казались оправданными. Народ, который не желал подчиняться, жить по нашим законам… Такой народ подлежал уничтожению. А зная обычаи саоми, я понимал, что даже если останется хоть один — он будет сеять смуту, мстить. Но о ваших воинах ходили легенды, и я видел, как дерутся ваши мужчины, и даже женщины, вышедшие на бой в подобии диких саомитских кошек. Силы были не равны, но они дрались до последнего. Я не сдержался и, найдя выжившего мальчишку, приютил его у себя, сделал своим учеником. Этим мальчишкой был ты, Ярат. Слышишь меня?

Старику никто не ответил.

— Я тысячу раз пожалел о содеянном, — продолжил Учитель, глядя в темноту камеры напротив. — Я действительно любил тебя как родного сына. Знаю, что мою вину невозможно искупить ни словами, ни делами, но если ты когда-нибудь сможешь простить меня… Ярат!

Но Ярат молчал. Он так и не откликнулся, хотя Учитель еще несколько раз позвал его по имени. Из прокушенной губы по подбородку стекала тонкая струйка крови. Ярат машинально вытер ее о плечо, прикрытое темно-синей тканью с потускневшим серебром богатой вышивки.

* * *

— Этого не может быть, — прошептала Инга.

— Он сам так сказал.

Теперь и девушка молча смотрела в воду, наблюдая, как несет поток опавшие листья и хвою.

— Может, он специально это сказал. Ну… чтобы отговорить тебя от мести… Не знаю.

— Не знаю, — словно эхо повторил голос Ярата.

— Нет, наверное, и правда, специально, — девушка уговаривала уже саму себя. — Вот ты тоже специально хотел меня разозлить, глупости всякие наговорил… — Инга запнулась, но закончила: — про сестру.

— Я правду говорил, — Ярат печально улыбнулся. — Она мне действительно нравилась.

Девушка посмотрела на него, как на ненормального, тряхнула волосами.

— Ну отчего же тогда не подошел познакомиться? Она часто приходила.

— Да как-то…

И только сейчас Инга заметила, что уже почти совсем темно. На фоне серого неба черной стеной возвышается лес на том берегу, каменистого дна реки давно уже не видно…

— Скажи, Ярат, а как ты сбежал из тюрьмы?

— Император по какой-то причине вспомнил обо мне и отправил своих слуг за моей головой. Я к тому времени действительно ослаб, но, как оказалось, не настолько, чтобы позволить себя убить. Вот тогда и сбежал.

— Странно, — Инга задумчиво хмыкнула. — Объясни тогда, почему это ты вдруг решил свести счеты с жизнью? Не тогда, в тюрьме, а именно сейчас? Или в твои планы изначально входило добраться сюда и умереть? Но тогда нечестно было тащить меня за собой, а уж тем более… Ну, сам рассуди, что бы подумали Айлан с сестрой, если бы нашли здесь твое бездыханное тело и меня с окровавленным ножом? А ведь у меня трофейное оружие, с императорским знаком. Тоже, согласись, компрометирует.

Инга ждала ответа, но Ярат вдруг вскочил и замер, вытянувшись стрункой и словно прислушиваясь, а потом наклонился и, схватив девушку за локоть, рывком поднял на ноги.

— Скорей!

Выяснять, что да почему, Инга не стала. Почувствовала, что на вопросы времени нет.

* * *

На противоположном берегу неширокой горной речки появились три человеческие фигуры. Спрятавшись за ветвями пушистого куста, мы наблюдали, как незнакомцы прошлись вдоль воды, потом один из них остановился у небольшого пригорка и предложил устроиться на ночь там. Остальные поддержали эту идею. Мы с Яратом прекрасно видели, как люди достают из заплечных сумок теплые спальные мешки, как суетятся две пятнистые вислоухие собаки вокруг своих хозяев. Мне казалось, что пришельцы достаточно далеко, и потому я не побоялась шепотом спросить Ярата:

— Охотники?

Он строго нахмурился, приложил палец к губам и кивнул. Ладно, ладно, я все поняла. Буду молчать…

Вскоре на том берегу загорелся костер. Люди сели вокруг огня и, достав хлебцы с вяленым мясом, принялись ужинать. Собаки беззаботно бегали по берегу, редко прячась из вида в лесу. Один кобелек подошел к воде попить, а потом, подняв пятнистую морду, долго смотрел в нашу сторону, как будто размышлял — не почудилось ли ему чужое присутствие. К счастью, вторая собака вскоре отвлекла его внимание.