Ольга Кай

Саоми

Часть первая. Именем императора

Глава 1

Пахло свежей выпечкой.

Кругом шумел дождь, капли, просачиваясь сквозь густую листву, забирались за ворот изрядно потрепанной вязаной кофты… Он сидел под старой липой, дрожа от холода и пробирающей до костей сырости дождливой осенней ночи. И все еще старался уснуть, но на голодный желудок это было не так-то легко, а тут еще запах… Человек досадливо поморщился и открыл глаза.

Вокруг ничто не изменилось — все тот же лес, все так же льется вода с неба. Но запах присутствовал, как назло вызывая в воображении знакомую с детства картину — светлая горница, печь, на столе, под рушником — глиняная миска, в ней — свежие, еще теплые пироги с капустой, рублеными яйцами и луком…

В животе жалобно заурчало. Человек поежился, потер нос широким рукавом, снова принюхался. Запах никуда не исчез, но откуда в лесу пироги?

Нет, невозможно спать, когда в воздухе витают подобные ароматы, а ты голоден, как целая стая волков! Человек осторожно выглянул из-под ветвей, не обращая внимания на то, что по лицу и длинным темным волосам тут же заструилась вода. Он все еще не был уверен, что аппетитный запах — не плод разыгравшегося воображения, но больше не мог сидеть под деревом и внушать себе, что не так уж и хочет есть, и что обедать раз в четыре дня — самая норма для молодого, растущего организма. И пошел на запах сначала медленно, неуверенно, постоянно принюхиваясь, потом увидел слабый огонек, невесть как пробиравшийся сквозь плотную завесу дождя, яростно бьющего по еще не опавшей листве.

Огонек оказался свечой в окне маленького лесного домика. Человек подобрался к окошку и попытался заглянуть внутрь, но перед глазами все расплывалось… возможно, из-за капель, стекающих по лицу. На бег через лес ушли остатки сил, и потому добраться до крыльца оказалось чрезвычайно трудно. Он поднялся на ступеньку, оперся рукой о бревенчатую стену, медленно перевел дыхание. Волосы тяжело упали на лицо, когда он наклонил голову. Некоторое время человек стоял неподвижно под потоками воды, потом провел рукой по все еще непривычно колючему подбородку и, решившись, постучал…

Будь что будет. Наверное, он переоценил свои силы, решив, что сможет постоянно прятаться и убегать, поминутно оглядываясь — не целится ли кто в спину? Прошло немногим больше года, а жизнь скитальца успела опротиветь настолько, что иногда он надеялся однажды заснуть и не проснуться, тихо, без боли перейдя в другой мир. Или его найдут… тоже во время сна, потому что проклятый инстинкт заставлял внимательно озираться по сторонам и, едва зачуяв опасность — убегать, а при нападении — сопротивляться изо всех сил, добавляя к публично оглашенному списку собственных злодеяний все новые и новые…

И вот теперь, промозглой осенней ночью, он готов был отдать полжизни за то, чтобы оказаться там, внутри, за этой дверью, в тепле, исходящем от разогретой печи, и чтобы блюдо с пирогами на столе… Хотя бы посмотреть на них, хотя бы понюхать, потому что при мысли о еде челюсти сводило так, что он даже не уверен, сможет ли хоть что-нибудь съесть. Если, конечно, предложат.

Запах, казалось, становился сильнее с каждым мгновением и буквально сводил с ума. Однако постучать еще раз он бы не посмел, нет. Так и стоял на ступеньке в ожидании. И даже, если бы пришлось ждать всю ночь — не ушел бы никуда. Просто не смог.

Шагов по ту сторону бревенчатой кладки он не расслышал, и потому вздрогнул от неожиданности, когда яркий свет вдруг полился из распахнувшейся двери, заставив глаза болезненно сощуриться.

Стук мне не послышался. Я с сожалением смотрела на тощую фигуру, все еще надеясь, что незнакомец растворится в потоках дождя, исчезнет или, на худой конец, окажется просто случайным путником, нищим, привлеченным ароматами выпечки. Но… надежда испарялась быстро. Человек выглядел именно так, как мне его описали — высокий, худой, с длинными темными волосами, спускавшимися далеко ниже плеч… мало кто из мужчин носил волосы распущенными, а женщинам в нашей местности подобное и вовсе не позволялось.

Ну уйди, ну исчезни!

Видимо решив, что хозяйка лесного домика имеет право знать, кто постучался к ней среди ночи, человек поднял голову. Так и есть, это он: у людей не часто встречаются глаза разного цвета, а у незнакомца один глаз был голубой, а второй чуть потемнее, с зеленоватым оттенком морской волны. Я обреченно вздохнула, устало ссутулившись, отступила в сторону:

— Заходи.

Человек быстро опустил голову и, переступив порог, так и замер, прижав руки к груди и глядя в пол. Вокруг его босых ног моментально образовалась заметная лужа, а вода все еще капала с одежды и волос.

— Раздевайся, быстро.

Наверное, мой голос прозвучал сердито, но… я была зла на этого человека, зла, потому что очень и очень надеялась, что он так и не придет.

Ночной гость послушался приказа и принялся стягивать с себя мокрые вещи, взамен которых я принесла одеяло, да еще полотенце — высушить волосы, а потом позвала за стол. Незнакомец слегка покачивался на ходу, и я шла рядом, подстраховывая, пока он не сел на лавку. Но дотронуться до него, даже, чтобы поддержать, так и не смогла. И в тот момент, когда завернутая в старое рыжее одеяло фигура устало примостилась на лавке возле печи, мой взгляд задержался на изможденном лице, потому что в облике ночного пришельца вдруг почудилось нечто знакомое и не по описаниям. Я опустилась напротив, вглядываясь пристальнее. Разноцветные глаза сбивали меня с толку, приводили в недоумение, потому что их я не помнила, но вот лицо… Лицо было другое и, одновременно, то же самое, вполне узнаваемое.

Нет, не может быть! Неужели…

Я медленно перевела дыхание, на всякий случай, опуская голову и пряча взгляд. Как оказалось зря — гость не собирался меня разглядывать. Тем лучше, потому что, если он узнает, мне будет стыдно, действительно стыдно, а так я могу еще надеяться, что обозналась. Пускай этот человек действительно будет незнакомцем.

Убрав полотенце, прикрывающее блюдо с пирожками, я тихо сказала:

— Ешь!

Человек не сразу, но поднял голову. Взгляд его выражал слишком много разных эмоций: недоверие, радость, благодарность. И тихо-тихо сказал: «Спасибо». Медленно взял в руку еще теплый пирожок, понюхал его, очень осторожно откусил маленький кусочек… Потом еще один. Я вздохнула с облегчением — не узнал. Что ж, к лучшему, к лучшему… Хотя это ничего бы не изменило. Уже ничего…

Подперев руками подбородок, я смотрела, как он ест, и с каждой минутой все яснее, все четче понимала, что не ошиблась, что память не подвела меня. А ведь прошло столько времени… Три года? Меньше? Больше? Раздраженно заправив за ухо выбившуюся прядь, я поднялась и отошла к плите — травы заварить. Вскоре по горнице разнесся приятный аромат смородинового листа. Поставив чашку перед ночным гостем, я глядела на завитки пара, поднимающиеся от горячего питья. Было тихо, лишь дрова негромко потрескивали в печи, и я пыталась утихомирить вдруг проснувшуюся совесть, сама не замечая, как ароматная тишина и уют теплого натопленного помещения убаюкивает, воскрешая в памяти далекие воспоминания.

День был солнечный, жаркий. Пахло разогретой пылью. Я стояла на пороге двухэтажного дома, который казался тогда мне, восьмилетней девчонке, не только большим, но и роскошным по сравнению неопрятными хижинками на нашей улице. В этом доме жил Учитель. Да, мы так и называли его — просто Учитель, так как никто из детворы не знал его имени. А еще все мы, живущие по соседству, любили его, и гордились, что его дом находится именно здесь, на окраине, совсем недалеко от нас. Провожая в школу старшую сестру Вилену, мы с Итаном, моим товарищем детских игр, часто задерживались возле школы и ждали, пока появится Учитель. А когда он проходил мимо, ласково улыбаясь глазеющей на его темно-вишневую мантию босоногой ребятне, мы чувствовали себя так, будто каждого из нас одарили сладкими леденцами.