— Чистый маргарин, сэр! — молодцевато доложил тот.

— А где же масло, Королёва? — ехидно осведомился рыжий хулиган. — Будешь первоклашек травить, как тараканов? Да я тебе сейчас весь холестерин за шиворот залью!

Повариха вдруг вскочила с пола и с прытью, неподобающей её комплекции, и рванула с места. Одним большим прыжком она перемахнула через широкую полосу нападающих и с тонким визгом улетела из столовки.

— Ладно, мы потом её прикончим. — деловито распорядился свирепый Малюта. — Айда проверять, что там в других кастрюлях!

***

— Вероника Марковна! — ворвалась повариха с криком в кабинет своей благодетельницы и спасительницы. — Я больше не могу!

— Ну что ещё? — терпеливо осведомилась Вероника.

— Тараканы! — выпалила Королёва. — Полным-полно!

И далее она с душераздирающими подробностями и немалым повествовательным мастерством поведала о том, как тараканы с ней говорили, как порицали её кулинарные изыски, как лазили по плошкам и кастрюлькам и обзывали по-всякому.

— Ну да, конечно. — иронично отозвалась директор. — И вдоль дороги мёртвые с косами стоять!

— Да вот же крест! — божилась Королёва. — Говорят, ей Богу, говорят!

Обе женщины осторожно заглянули в столовую. Уже на первой перемене следовало ожидать набега голодных учеников, так что следовало решить, что делать со столовой. Но, в помещении всё было тихо и никаких тараканов ни на столах, ни под столами не наблюдалось. Однако, осмотр злополучного раздатка кое-что выяснил: вся его мятая цинковая поверхность была покрыта липким налётом.

— Я мыла! — горячо доказывала Королёва. — Весь стол был чистым!

Вероника взяла двумя пальцами с подноса кусок тёмного ржаного хлеба и с сомнением понюхала его.

— Так. — распорядилась она. — Сегодня всё продать, а завтра объявляем столовую закрытой на день в связи с технической уборкой помещения. После первой смены вызываем специалиста и морим это тараканье царство, пока не явились от санэпидслужбы и не закрыли наше заведение.

***

Начало ноября оказалось неожиданно снежным и холодным. На сухую землю лёг ровный белый покров, но не растаял на следующий же день, как ожидалось. Обычно снег выпадает несколько раз и тут же тает прежде, чем установится настоящая зима, но в этот раз было по-иному. Снежный покров установился сразу и надолго. Последующие осадки добавили новые слои, и стало ясно: зима вошла в свои права.

Чтобы добежать до школы, совсем не обязательно надевать куртку. От подъезда дома до школьного крыльца было не более двухсот метров, которые Лёнька преодолевал легко. К нему уже не приставали даже со второй обувью, и причиной этому был высокий рост Косицына — он был теперь выше некоторых одиннадцатиклассников. Никто не знал, что так называемый биологический возраст этого восьмиклассника уже приближался к восемнадцати годам. Так что учиться в восьмом классе для него было весьма конфузно — словно пятикласснику среди первоклашек.

Ранняя взрослость Косицына имела ещё одно неоспоримое преимущество: на него стали с интересом заглядываться одноклассницы. И на место рядом с ним стали покушаться одна за другой другие ученицы. Наташа Платонова, которая ещё с прошлого года сидела слева от Косицына, вдруг стала всем мешать — её стали задевать девчонки, которым она и так не слишком нравилась. Её независимый характер, необщительность и особенно внешний вид выводил девчонок из себя.

Да, в этом году Платонова резко повзрослела. Мало того, она явно знала, как ухаживать за собой, оттого выглядела, словно принцесса на базаре — до того отличалась она от своих крикливых сверстниц. Не все, конечно, таковы, но тихих и скромных девочек обычно не замечают, а такие остаются в стороне от светской жизни класса.

Наташе не было необходимости выделять себя, она и так выделялась, как белый голубь в серой стае. Некоторые из одноклассниц даже пытались подружиться с ней, но быстро откатили, лишь подтверждая общее мнение, что Платонова — стерва. Так её называли за глаза девочки в классе. Да и нельзя было не замечать того откровенного превосходства, с которым Платонова относилась к своим сверстницам. После некоторой разведки выяснилось, что у Наташи нет вообще подруг — она не общалась близко ни с кем среди девчонок. Никому не поверяла свои тайны, ни с кем ни о чём не сплетничала. Правда, она общалась со старшеклассниками, но опять же, не с девушками. А по сведениям агентуры, десятиклассницы тоже не любили Платонову, просто считали ниже своего достоинства выдавать свою досаду, когда интересующие их субъекты приглашали на дискотеку не их, а эту "соплячку". Что и говорить, вниманием мужского пола Платонова обойдена не оказалась.

Как бы там ни было, ничего не подозревающий Косицын выскочил из подъезда, держа подмышкой тощую папочку с тетрадями. Свитер уже был ему маловат, поскольку куплен был в прошлом году, а за этот год для Лёньки прошло ещё два года — но уже в Селембрис.

Выскочив за обледеневшую дверь подъезда, он едва не налетел на Платонову. Она как раз стояла возле подъезда, надевая тонкие кожаные перчатки. Глаза Платоновой были защищены от резкого ветра фирменными затемнёнными очками. На девушке были настоящие джинсы "Lee", а не какая-то турецкая подделка. По случаю урока предстоящего физкультуры она имела на ногах настоящие кроссовки "Адидас", и только курточка её была обычной, какие можно купить на рынке за полторы тысячи, и потому не слишком вязалась с общим обликом Наташи.

— Привет, Наташа! — немного растерялся Лён. — Спешишь?

— Нет, конечно. — ответила она, недоступная из-за своих затемнённых стёкол. — Время есть. Зачем спешить?

Косицын с удивлением узнал, что часы в мобильнике его подвели — на самом деле есть время, чтобы дойти до школы, не торопясь.

— Значит, вместе пойдём!

— Ты как знаешь, — со смешком ответила Наташа. — А я в дыру в заборе не полезу.

Она вышла на тротуар и пошла вдоль ряда припаркованных у обочины машин.

— Послушай, Наташа. — обратился к ней Лёнька, подпрыгивая рядом от холода, проникающего сквозь свитер. — А отчего твои родители не купят какой-нибудь Хёндей? Ведь у вас же теперь достаточно денег.

Он благоразумно умолчал о причине такого богатства — о летнем подарке цветочных эльфов. Хотя, странно как-то нынче говорить о цветочных эльфах.

— Зачем? — сосредоточенно ответила Наташа, и в её ответе Лёну почудилась какая-то напряжённость. — Нет смысла. Мы всё равно скоро уезжаем.

— Куда? — удивился Лён. — Меняете квартиру?

— Нет, Лёня. Мы уезжаем вообще отсюда. Мои родители пока ещё не выбрали страну, но, я думаю, это будет намного южнее. Я бы лично предпочла Грецию.

Он остановился и от неожиданности выпалил:

— Удираете, значит?

— Нет, не удираем. Просто хотим жить нормально.

— А здесь вам не нормально?

— Здесь — нет. — ответила Наташа и тоже остановилась, глядя ему в глаза.

— Ты считаешь, что в этой стране можно жить? Нет, жить, конечно, можно, но — как? Посмотри на этот сплошь захарканный асфальт, на эту грязь, на эту нищету. На алкоголиков, на озлобленных людей, которые только и озабочены тем как заработать, да как это поумнее потратить, потому что на всё вечно не хватает. На всём нас вечно обирают, кому и за что мы платим деньги? Куда уходят все ресурсы страны? Кто наживается на этом? И что такое государство, перед которым мы вечно в долгу? Кому-то всё время есть дело до того, откуда наши средства.

— О чём ты? — недоумённо обронил он.

— Да всё о том же! — выпалила она. — О подарке эльфов! Да, раньше я не задумывалась, отчего мы так живём. Я не о себе лично, а в масштабах всей страны. Мы были бедны, и это был факт, а с фактами не спорят. Но теперь я задаю себе вопрос: отчего мы должны продолжать терпеть это всё и дальше? Почему я не могу идти прямо и не смотреть под ноги, чтобы не наступить подошвой в чью-то харкотню? Почему, проходя мимо мужчины, я невольно ожидаю, что он сейчас не глядя высморкается — или это уже устоявшийся рефлекс при виде женщины? Весь этот мат, пот и вонь, грязь и гнусь! И среди этого жить всю жизнь?!