***

— Кто ты, рыцарь? — спросили Турквина, едва он с громким лязгом свалился на дно каменной темницы, где сидели сорок девять рыцарей, пойманных в ловушку.

— Я храбрый Ланселот. — дрожащим голосом ответил он, прекрасно понимая, что выдавать своё настоящее имя этим отчаявшимся пленникам нельзя.

— Прощайся навсегда со светом. — безнадёжно ответили ему голоса. — Подлый Турквин так заманивает добрых рыцарей. Отсюда нет выхода.

Это Турквин и сам прекрасно понимал. А также понимал он, что никто более не сбросит в этот каменный лабиринт через малое отверстие ни хлеба, ни воды. Пройдёт немало дней, когда сюда прибудут тайными путями сарацины за своим живым товаром. Только не найдут они здесь ничего, кроме пятидесяти смрадных трупов.

Глава 21

Известие о подлом рыцаре-грабителе произвело такое впечатление среди всего населения Британии, что его замок разнесли по камушкам до самого основания. Мало того, стали распространяться слухи, что сестра короля, Моргана, приложила к этому свою руку. Хотя, рыцарь Ланселот только перед королём и его друидом признался, что подозревает об участии Морганы в этом гнусном деле, а далее на все расспросы предпочёл молчать, в народе стали поговаривать о чёрных проделках уэльской колдуньи. Всё это вынуждало её прятаться в своих владениях — путь в Камелот был ей закрыт.

Как ни странно, король отнёсся к подвигу Ланселота без особого восторга. Хотя свидетельства преступления Турквина были налицо — так много было найдено в его замке предметов, объясняющих пропажу многих людей, — король был мрачен. Оно и понятно: дело всё-таки касается его сестры, а, следовательно, и фамильной чести. Невольным виновником печали короля стал Ланселот и оттого он снова загорелся желанием отправиться в поход ради славы королевы Джиневры.

Он уходил и возвращался всякий раз с победой. Теперь уже никто не мог бросить рыцарю Озёрному упрёк в недостаточности подвигов. И всякий раз, принося свои дары, он смотрел на неё своими яркими глазами, и она мучилась от того, что им приходилось скрывать свои отношения от всех. Очень редко ей доставалось счастье безмятежной ночи с ним. Эти проклятые замковые устои, когда все двери нараспашку и любой входи, когда ему вздумается. Всего это можно было избежать — она могла бы перенестись к нему, когда он был в дороге и насладиться обоюдным счастьем. Но Джиневра не могла открыть Ланселоту своих таинственных возможностей с тем, чтобы не оттолкнуть этого подлинно средневекового рыцаря, который питает страх перед колдовством.

Долгими ночами, ожидая возвращения своего героя, она мечтала о таинственных райских кущах, где будет вечное лето, и где они с Ланселотом могли бы жить свободно. Нигде во всей Британии им не будет постоянного и безопасного прибежища, поскольку все знали в лицо и королеву Джиневру и украшение двора Артура — рыцаря Ланселота Озёрного. О его подвигах сочиняли сказки, ему приписывали благосклонность такого множества царственных особ, что хватило бы на гарем султану. Он постоянно кого-то спасал и вызволял из темниц прекрасных дев, которые тут же предлагали ему руку, сердце и, как водится, полкоролевства. И только одна его любовь — подлинная — оставалась тайной. Короче, существование Рыцаря Озёрного было нескучным, разнообразным и очень содержательным. Одного только недоставало Ланселоту — убить дракона.

Джиневра была уверена, что все рыцари, которые хвастались этим за Круглым Столом, все до единого врали. Они предоставляли доказательства своих подвигов — какие-то пластины, якобы со шкуры убитых ими драконов. Но на взгляд Джиневры эти пластины походили скорее на куски панциря черепахи, обточенные со всех сторон. Кто-то приносил из дальних странствий вонючий и полуразложившийся хвост, весьма похожий на крокодилий.

Однажды они встретились в тёмной нише и, жарко прижавшись к Ланселоту и обнимая его за шею, королева спросила:

— Чего тебе недостаёт? Зачем ты гонишься в поход?

Ответ не удивил её:

— Мечтаю отыскать того дракона, которого тогда не добил. Сейчас у меня совсем иной меч, он не сломается от удара о чешую, как тот, мой прежний. Тогда я поступил очень глупо, что выбросил в озеро его рог. Это было бы настоящее доказательство, а не какие-то вонючие хвосты.

Рог! Рог красного дракона! Ведь он не утонул в озере! Когда Джиневра, силой своего желания и при помощи Зелёного Короля приняла вид озёрной феи, она поймала этот рог, который пытался зачем-то отнять у Ланселота Мерлин! Тогда она принесла к себе домой этот витой красный обломок и кинула его на дно одного из старых сундуков, под тряпки, чтобы он не попался на глаза служанкам. И забыла про него. Вот оно, доказательство! Надо только придумать какой-нибудь подходящий случай, чтобы объяснить, как именно он попал к ней. Вполне нормально будет сослаться на знакомство с феей, ведь средневековое сознание легко верит всему необыкновенному.

Воодушевлённая королева отправилась к себе в покои, предпочитая из осторожности пока ничего не говорить Ланселоту. Кто знает, может, этот роговой кусок уже выкинули Бракка или Энн!

Она рылась в сундуках, ничего не находя, как вдруг из старого ларчика покойной королевы Марион донёсся тот странный запах, который тревожил Джиневру продолжительное время и который со временем угас. Неужели так пахнет рог? Так вот откуда этот противный запах! Энн даже предполагала, что где-то сдохла крыса.

Королева решительно сгребла в сторону то немногое имущество, которое осталось от бедняжки Марион, и нащупала на дне тряпку, в которую был завёрнут рог. Поначалу она даже не поняла, что именно ей показалось странным — уж больно мягким оказалось то, что было завёрнуто в тряпицу. Но вот рука королевы вытащила потемневший от странных пятен свёрток, при том её поразил отчётливый запах разложения. Кажется, она просчиталась, и рог, как это нередко бывает с магическими вещами, изменил свойства и потерял упругость.

Морщась от отвращения, Джиневра раскатала на полу заскорузлый холст и остолбенела от увиденного. То, что она спрятала на дне сундучка, больше не было таковым.

Вместо рога или того, что могло бы от него остаться, на пропитанной засохшей кровью тряпке лежала прядь волос, вырванная вместе с куском кожи. Вот эта кожа и воняла — тёмная, ослизлая, разлагающаяся. Но волосы прекрасно сохранились. Королеве они были хорошо знакомы — длинная, волнистая, красная прядь. Это были волосы короля Артура.

Некоторое время она тупо созерцала свою находку, не в силах уразуметь что произошло и как это объяснить, но постепенно до неё стало доходить. Как же многого она не понимала! Невольно она поднялась с колен и подошла к окну, широко распахнув его, хотя на улице была зима. В глаза сразу бросились широкие полотнища, трепещущие на ветру — флаги Камелота. Оцепенев, Джиневра смотрела на красного дракона, который извивался вместе с тканью, как живой. Как же она раньше не догадалась! Пендрагон — это же Великий Дракон! Красным драконом был её муж — король Артур! Вот откуда эта страшная рана на его голове — это выбитый ударом камня рог! Вот отчего он с такой мрачностью встречал обычно Ланселота!

Она сложила на груди руки, словно боялась, что её бешено колотящееся сердце выскочит из груди, и направила свой невидящий взгляд в окно — к заснеженному лесу. Как долго она была слепа. Как долго полагала, что достаточно знает об этом таинственном мире раннего средневековья. Она не верила в возможность действенного колдовства, а слова Артура о том, что он тоже не верит в это, убедили ей. Она чувствовала в Артуре врага, но её понятие о долге и откровенная жалость к нему, обманутому супругу, усыпили её осторожность.

Теперь совершенно ясно, что всё это время король пытался погубить своего лучшего рыцаря. Он пытался убить его с самого начала, когда напал на него — тогда Ланселот ехал к Камелоту, полный надежд и желания послужить великому королю. Он пытался убить его на турнире, посылая против него сильных врагов и откровенно лишая его возможности защиты. Возможно, Артур был в сговоре со своей сестрой, ибо в этом убеждала Джиневру беседа двух негодяев, подслушанная ею у окна разбойничьего логова Турквина. Едва ли так легко выяснить причину вражды короля к Ланселоту, потому что объяснить её просто ревностью нельзя — Артур первый напал на Ланселота, когда тот ещё и в глаза не видал супругу короля.