А.Л.: Это вы сейчас о ком?

Л.Я.: Вообще, обо всем. Руководителям надо хотя бы раз в месяц приезжать — то, что я сейчас скажу, может, прозвучит удивительно — на море. А лучше куда-нибудь к океану. Стоять на берегу и смотреть. Вот волна прикатилась, вот она откатилась. Между прочим, не навсегда откатилась, она же вернется. Надо стоять и смотреть. Постоял 10 минут, оценил ситуацию с философской точки зрения и поехал дальше руководить.

Федор Бондарчук, кинорежиссёр, продюсер, телеведущий, член партии «Единая Россия» с 2009 года, член Высшего совета партии

Фёдор Бондарчук: Я не являюсь членом «Единой России» или какой бы то ни было другой политической партии. Я поддерживаю политику Владимира Владимировича Путина и Дмитрия Анатольевича Медведева, участвую в форуме «Стратегия-2020», но состоять в каких-то партиях не намерен. Если хотите взять у меня интервью, звоните пресс-секретарю.

(Через 2 недели после этого разговора Федор Бондарчук вступил в «Единую Россию». На настойчивые просьбы об интервью ответил через пресс-секретаря отказом. — Esquire.)

Сергей Жигунов, актёр, продюсер, член партии «Единая Россия» с 2003 года

Сергей Жигунов: Вы знаете, это было 5-6 лет назад, я уже сейчас точно не скажу. Была немножко другая ситуация в стране. Для меня в это время политическая жизнь занимала большую часть моей жизни собственной. Я входил в Совет по культуре при президенте, довольно много сталкивался с руководителями страны. Была политическая борьба тогда в стране, и у меня было абсолютно искреннее желание поддержать именно это направление.

Андрей Лошак: А борьба была с кем?

С.Ж.: Ну, борьба была политическая, с коммунистами в значительной мере. Мы быстро забываем, что красная угроза реставрации существовала довольно остро еще несколько лет назад. Экономическая стабильность только намечалась. Поэтому я абсолютно искренне в тот момент поддержал ту политическую силу, которая казалась наиболее перспективной. Я занимался общественной деятельностью очень активно, возглавлял гильдию киноактеров России в тот момент. И все время сталкивался с социальными проблемами, которые возникали в жизни актеров. И, видя эти проблемы, я думал, что, наверное, наиболее быстрый путь решения — это вот усиление власти этой политической группы. Вот, собственно, и всё.

А.Л.: А с господином Сурковым общались прежде, чем вступить в партию?

С.Ж.: Ну, поскольку я был членом Совета по культуре при президенте, периодически я с Сурковым, естественно, общался на самые разные темы.

А.Л.: Это он являлся вдохновителем Вашего решения?

С.Ж.: Я не буду это комментировать.

А.Л.: А почему Вы говорите о партии в основном в прошедшем времени?

С.Ж.: Ну просто я отошел от общественной жизни и автоматически отошел от политической. И меня в меньшей степени сейчас занимает политическая ситуация в стране. Может быть, потому что она успокоилась. А успокоилась она благодаря тому, что «Единая Россия» заняла такую главенствующую позицию. Нас стали волновать экономические вопросы в большей степени, что очень хорошо, потому что чем меньше политической борьбы в стране, тем лучше эта страна.

А.Л.: Вы говорите, что партия боролась с коммунистической угрозой, но в результате это переросло в борьбу с либеральной оппозицией, разве не так?

С.Ж.: Я не член политбюро, я не вхожу в верховный совет партии. Я не принимаю никаких решений, ни стратегических, ни тактических. Я Вам просто рассказываю, какую тенденцию я поддержал, вступая в эту партию, вот, собственно, и все.

А.Л.: Не было желания из нее выйти?

С.Ж.: Вы знаете, в моем случае нет. Это означает так же громко хлопнуть дверью, как это было, когда я вошел. Для того чтобы я вышел из «Единой России», партия должна сделать что-то ужасное, чего она не делает и не сделает.

А.Л.: Ну а смысл там сейчас находиться?

С.Ж.: Я же Вам объясняю, потому что если я выйду, это будет такой хлопок дверью, что только держись.

А.Л.: Вступление в ряды ЕР помогло Вам как творческой личности, как общественному деятелю? Был ли в этом какой-то практический смысл?

С.Ж.: Я получил довольно серьезный удар по репутации, но практического применения... Собственно, знаете, вот Вы встретились с президентом в коридоре — и ощущение, что есть возможность решить какие-то проблемы. А потом понимаешь, что просить нечего. Что попросить в домоуправлении, ты понимаешь, потому что подъезд не крашен, двор не метен, да. Что у мэра Москвы попросить — понятно, а что просить у президента? Чтобы он не разворачивал «Искандеры» в Калининграде? Поэтому, собственно, если бы я пел, танцевал, наверное, они могли бы меня пригласить на какой-нибудь праздник там. Поскольку я этого не делаю... Они не дают кредитов, а я не торгую семечками, или, наоборот, они не торгуют семечками, я не даю кредиты. Поэтому у нас в практическом плане ничего общего.

Борис Моисеев, артист эстрады, член партии «Единая Россия» с 2003 года

Борис Моисеев: Настоящий артист не должен играть в политику. Но для того чтобы артист жил тихо-спокойно, конечно, ему надо быть в какой-то серьезной партии. Я до правящей партии был в другой партии, не буду говорить названия, а потом ушел, потому что это мне не давало, так сказать, бункера какого-то, вот этой защиты. Но так как у меня репутация человека со своим взглядом, человека, который что-то когда-то крикнул в общество, что мир не бывает только черным или красным, он бывает и синим, и голубым, и зеленым, и оранжевым, то надо всегда иметь хороший бункер, хорошее прикрытие. Хотя я никогда не бравирую, где я и в какой партии. Это мое первое интервью по поводу партии.

Андрей Лошак: Но Вы сейчас сами себе противоречите. Вы сказали, что артист не должен играть в политику, но бункер ему при этом нужен.

Б.М.: В политику лезть не надо, а бункер — обязательно. В принципе, как Вам поточнее выразить мысль (потому что Вы нашарашите, а мне потом могут яйца оторвать)... Ну да, правильно сказал — бункер, прикрытие.

А.Л.: А почему именно «Единая Россия»?

Б.М.: А потому что правящая партия.

А.Л.: А если бы, допустим, национал-социалистическая партия была бы правящей, все равно бы вступили?

Б.М.: Ну нет, такого направления, конечно, нет. Я очень такой, как Вам сказать, правильный человек, и я не могу сказать, что я сторонник каких-то новых взглядов, течений. Вот мне мама вложила в голову, что коммунизм и коммунисты — это самое главное, и когда она, к сожалению, умерла, она даже попросила похоронить ее с партийным билетом. И мою маму с партийным билетом похоронили. Потом был дикий скандал, руководство вот этой коммунистической партии требовало, чтобы билет вынули. Им говорят: «А как мы вынем? Человек уже похоронен, все». И вот такая сильная вера перешла со всей кровью ее и со всеми генами ко мне. Это менталитет советских людей, он в крови, никуда не денешься.

А.Л.: Вам не кажется, что «Единая Россия» похожа на КПСС? Вы, наверное, замечаете, что это уже фактически безальтернативная партия?

Б.М.: Да, совершенно верно. Я прекрасно это понимаю все, поэтому я в нее и вступил. Я понимаю все, я не придурок. Я не играю в политику, я не хожу ни на какие собрания, но я честно плачу взносы и честно придерживаюсь каких-то пунктов, выведенных этой партией. Ну почему детям не помогать? Почему не восстанавливать движение той же художественной самодеятельности? Было бы меньше проблем с убийствами, с национальными какими-то вопросами. Как было это раньше, помните, ансамбль танца «Белоруссия» — а там и казахи, и шмазахи... Люди должны быть вовлечены в какую-то единую игру, мне так кажется. И когда есть единая игра и есть единая мысль, тогда, по-моему, решается вот этот важный вопрос о национальной идее.

А.Л.: Но как же быть с тем, что мы вроде бы пока играем в демократию, в парламентскую республику...

Б.М.: Да ну... Мы играем, Вы правильно заметили.

А.Л.: То есть России это вообще не нужно?

Б.М.: России — нет, у нас другая ментальность.