Попыжившись еще немного, Сергунька обмяк, не к месту шмыгнул носом и с сожалением прервал заклинанье, сообщив:

- Забыл. Знал и забыл.

- Бывает, - успокоила его Лариса. - Идем рубить слеги. Иначе не успеем сегодня укрепить их в камнях.

- Идем, идем, - заторопился Сергунька.

Потом Лариса стала укреплять слеги в скалах. Сергунька стоял чуть сбоку, так, чтобы не мешать ей работать, но когда появлялась надобность поддержать чуток лесину, подать оброненный топор, еще ли что, то мальчишка неизменно оказывался под рукой и был ловок, даже храбр. Помост-то они делали метрах в десяти от земли, бока скал поросли пестрым лишайником, который обдирался под ногами, и они скользили. Когда помост наконец уперся в ствол березы, Лариса присела отдохнуть.

- Вы помните еще про заклинанья про постройку берестянки?

Ух, как там про березу сказано! И дальше так же хорошо? - заглядывая ей в лицо, спросил Сергунька.

Она покосилась на него с улыбкой, которая выдала, что Лариса поняла его хитрость:

- И дальше так же хорошо. Только там говорится не о берестянке. Разве ты не помнишь? - Лариса облизала кончиком языка бисеринки пота, выступившего на верхней губе. Она давно так хорошо не уставала. Приятно ломило плечи, постанывала спина - тихо так, словно в благодарность.

- Инди… Индейцы называют такую лодку пирогой…

- Правильно. Тогда слушай:

Сергунька молчал долго, очень долго после того, как Лариса перестала читать стихи. Ей показалось, наверное, будто она чувствует тоже - слышатся слова, точно гул далекого колокола, не замолкают. Не могут замолкнуть. И вот их-то эхо и слушает мальчик. Потом стали шевелиться его губы, уже повторяя заученные стихи. И наконец Сергунька сказал:

- А у нас нет ножа…

- Топор есть.

Не по правилам, - тихо заметил мальчик. И стал развязывать узел ковбойки, стянутый на животе.

«Зачем он это делает? - подумала Лариса, а потом тихо улыбнулась: - Вот оно что, ласонька ты моя!…» - и погладила вихор на мальчишечьей головенке:

- Березу тебе жалко…

- Немножко… - ответил Сергунька, не поднимая на нее взгляда. И неожиданно для Ларисы добавил, стукнув по камню кулачишком: - Давайте строить, а то совсем жалко станет.

- Пора, пора, а то не успеем к вечеру подрубить, - поднялась Лариса.

- Ножом было б лучше, однако.

- Да, - согласилась Лариса немного растерянно, потому что думала о другом: никто вот так не понимал ее в детстве, никто не строил с ней ни пирог, ни корабликов и ничего такого, и приходила она одна из школы в пустую квартиру, одиноко ждала одинокую мать. И они одиноко проводили вечер за вечером. В комнате стояли одинокие вещи, и хотелось всегда одеться потеплее.

Налетел вдруг порыв ветра. Длинные пряди ветвей потянулись по его струям, словно поплыли, колыхаясь.

- Затрепетала… - вытаращил глаза Сергунька.

- Ветер это, - рассердилась почему-то Лариса. - Просто ветер.

- Не-ет.

- Так будем строить пирогу?

Сергунька быстро закивал в ответ.

Она прошла к стволу березы, сунула топорик за спину за пояс. Лариса почувствовала, как бархатистый теплый ствол будто мается у нее под руками, то приближаясь, то удаляясь чуть-чуть, а изнутри ствола словно доносится глухое кряхтенье.

«Надо бы подождать, пока утихнет ветер, - мельком подумала Лариса. - А когда он утихнет? Нужно лезть. Спрыгнуть на помост всегда успею». И она полезла. Ей и требовалось преодолеть какой-то метр, но держаться-то было не за что. Пришлось рассчитывать только на силу своих ног, едва обхвативших ствол.

Рубила она быстро и ловко, с удара пробивая рыжую заболонь до древесины, упругой и даже вроде бы вязкой. Так, по крайней мере, казалось Ларисе. И она еще внимательно следила, чтоб не осталось на стволе кусочков непрорубленной коры, которые могли дать задиры или совсем испортить «шкуру», как она подумала. Дело двигалось споро, и скоро она спрыгнула на помост, «довольная собой.

- Видишь, Сергунька, как быстро! - похвалилась она, потому что даже самая малая работа вызывала у нее прилив радости, и Лариса будто просыпалась ото сна, ей становилось легко, и она точно лишь тогда начинала различать цвет неба и зелени.

- А стихи неправильные, - выпалил Сергунька.

- Не-пра-виль-ные?!

- Нет.

- Чем же они, по-твоему, неправильные?

- Там вы говорили «ниже веток, выше корня».

- Так и надо, я точно помню.

- Нет. «Ниже веток, выше комля». Выше комля. У корня кора не годится. Вот ведь и мы с вами взяли кору выше комля - там она перестает трескаться. Выше комля идет гладкий ствол, без трещин. Оттуда кора и годится на берестянку!

«…Да, Сергуня! Ты один меня и любил, маленький глупыш», - вздохнула Лариса. Солнце ли стало слишком ярким, или слезы защипали глаза? Она перегнулась через борт и, захватив в пригоршни воды, плеснула в лицо.

Она выплыла на гладь последнего перед порогом плеса.

Лариса снова загляделась на хрупкую березку на крохотном выступе над порогом. Она сравнила себя с этой глупой березкой, которая, не догадываясь ни о чем, конечно, через год, два ли окажется сброшенной со своего крохотного уступа и упадет в лавину пороговых водоворотов, погибнет. Вот так же, как и она сама. Ведь никто уже не сможет помочь ей, да она и не желает ничьей помощи.

«Хватит! Хватит, - подумала Лариса, - гоняться за тем, что называется счастьем. Всегда кажется, что оно не прямо перед тобой, а обязательно за поворотом, за углом».

Никто не знал ее мыслей до конца - она отказалась от своей любви и высмеяла Прокла, когда тот настаивал на их браке, отказалась «от роскоши» иметь ребенка. Как она тайно радовалась, когда узнала, что Садовская не сможет участвовать в экспедиции прошлого года. И тогда Лариса поставила себе целью - во что бы то ни стало закончить исследование самой. Не ради Садовской она задержалась с выходом в «поле». Никому не открывая толком ничего, Лариса по ниточке разобрала клубок противоречивых доказательств, советуясь со многими своими товарищами, и прежде всего с Проклом, парнем из Даурии.

И ехала она в «поле» уже с полной уверенностью в своей победе. И она добилась-таки победы. А единственным человеком, поверившим Ларисе до конца, оказывался начальник местной экспедиции Бондарь. Он поддерживал ее в трудную минуту, даже помог людьми, экипировкой, когда это особенно понадобилось.

Тут уж все дальнейшее - ее переход в экспедицию местного геологического управления - выглядело не просто естественно, но и в известной мере законным, этаким актом признательности и благодарности молодого ученого.

Не знала и не могла знать Пичугина лишь одного: насколько поверили всему этому в Ленинграде. Впрочем, если бы она очень захотела узнать об этом, она бы узнала, узнала до тонкостей, до дословных отзывов о ней и ее истории с переходом. Но Лариса боялась узнать. И так продолжалось до вчерашнего вечера, который перевернул ей душу.

Схватив лежавшее перед ней весло, она принялась отчаянно грести, подгоняя берестянку.

Шума порога еще было не слышно.

Летом уже, то ли поздним вечером, то ли ранним утром, в те дни, когда одна заря другую стережет, инспектор по обычаю провожал вертолет в крайцентр. Это так говорилось - в крайцентр, а на самом деле - до ближайшего аэродрома, откуда и уходил самолет в большой город.