Изменить стиль страницы

- Мы отошли от самой истории с вами. Вы работник нашей экспедиции. Метод вашего института, ваша удачная находка подталкивают наших геологов на новые обобщения. Идет как бы цепная реакция открытий. И теперь вы хотите, чтобы вся информация о нынешних успехах каким-то образом непременно спрягалась с вашим методом…

- Он был катализатором!

- Методом ленинградского института, - договорил Иван Павлович. - Так. В котором вы не работаете. Но наши товарищи уже отошли от него. Ни магнитные, ни гравитационные аномалии не лежат в основе метода института. Почему же вы требуете плоды чужих трудов? Вы же и свою научную работу еще не закончили.

- Мне информация нужна…

- Вы хотите обобщить все касающееся месторождения данного района. Это дело коллектива. Не одной вас. Займите то яркое, но скромное место, какое вам подобает. Вы претендуете на роль научного руководителя целого коллектива. Разве это не понятно?

- Почему вы против меня? Почему?

- Лариса Анатольевна! Вы сейчас рассуждаете, как старатель. Не токмо, мол, золотишко принес, а про жилку сообщил. Так уж не забудьте про то…

- Дайте мне все необходимое для научной работы.

- Человек довольствует вожделения свои на обоих краях земного круга. Я не могу позволить обеспечить вас всем необходимым вплоть до лаборантов, а другим показать кукиш…

- Тот же Козьма Прутков изволил заметить - вряд ли польза действия обусловливается совокупностью обстоятельств.

- Он же сказал - спокойствие многих было бы надежнее, если бы дозволено было относить все неприятности на казенный счет.

Не сдержался инспектор, прокашлялся.

- Ах да, товарищ старший лейтенант милиции, и вы здесь. Совсем вроде забыла. Но раз уж начался разговор при вас, то пусть он и продолжается. Я прошу лишь того, что вы сами бы дали другому человеку, который сделал бы то же, что и я, но был бы вашим человеком, работником вашей экспедиции, Иван Павлович. Согласитесь…

- Может быть… Может быть. Ваше, как вы говорите, открытие и так вам лично не принадлежало бы. Много людей вложило в него свой труд. Я говорю прописные истины. Что ж, и их надо повторять, пока они не станут стереотипом мышления. Открытие не ваше. Сделано оно на деньги государства, а не на ваш страх и риск. А вы стараетесь использовать тот факт, что оно завершено лично вами, и превратить открытие в предмет для добывания «золотого пота» лично для себя.

- Я прошу необходимое для научной работы. Для завершения методики поисков по новому способу, - упрямо продолжала Лариса. - Она нужна не лично для меня.

- Хорошо. Будем говорить напрямки. Для меня вы человек, предавший своих товарищей.

- Ради вашей экспедиции.

- Я ее не имею. Не хочу и не буду иметь. Понятно! А ваше поведение закон не в силах покарать, а мораль - оправдать.

- Я не прошу ни оправдания, ни защиты. Не возражайте, и все.

- Не возражать, и всего?

- И всего.

- Не могу. Совесть не позволяет.

- Посочувствуйте!

- И не обязан, и не хочу!

- Вы жестоки.

- А вы? Вы не были жестоки, когда предавали товарищей?

- Ради вас.

- Только ради себя. Не наобещай вам Бондарь золотых гор, вы вряд ли пошли бы на предательство.

- Но теперь-то я ваша! И я не хочу слышать таких слов. Если бы я знала… Эх, люди…

- Надо быть человеком!

Сбив на затылок берет, Лариса уткнулась в рукав куртки и глухо рыдала:

- Не могу… Не могу я так больше… Все меня презирают. Зачем же уговаривали? Зачем? Заманили. Обманули. А теперь иди на все четыре стороны. Хоть в реку головой…

- У вас есть выход.

- Какой выход? Смеетесь? Выход - на реку, на порог. Да?

- Вернитесь к товарищам. К тем, с кем вы начинали. И не бойтесь делить славу. Это единственная вещь, которая увеличивается при делении.

- Иван Павлович, неужто вы серьезно сейчас сказали? А? - Лариса подалась вперед, ткнула себя пальцем в грудь. - Это я, паршивая собака, - и к ним? К ним! Думаете, они добрее вас? Такие же…

Сорвав с головы берет, она кинулась к двери и, ухватившись за ручку, вдруг обернулась:

- Значит, мне платить за все перебитые горшки?

Иван Павлович поднялся.

У двери замерла Лариса.

Инспектор видел, как нервно мяла она зажатый в руке берет.

Звонко защелкал по настольному стеклу карандаш, брошенный Иваном Павловичем:

- На половине мы не сойдемся!

- Крепко она вам насолила, - проговорил Шухов в задумчивости, когда Пичугина выскочила из кабинета.

- Себе она насолила, Семен Васильевич, прежде всего себе, - твердо сказал парторг. - Думаете, я ее терпеть не могу?

- Да, уж конечно, не любите.

- Ценю этого человечка. Личность, несмотря ни на что.

Шухов даже крякнул от неожиданности:

- Неужто?

- Смелый, настойчивый и работящий человечек, - крутя карандаш на стекле, покрывавшем стол, сказал Иван Павлович. - Я ведь с ней за нее самое дерусь. Сочувствовать ей действительно не сочувствую.

Выйдя из-за стола, парторг пересел на диван рядом с Шуховым, заложил ногу за ногу и, обхватив колено руками, заговорил негромко, доверительно:

- Может, в будущем люди и сделаются такими, как современная архитектура: прямолинейными, с пересечениями под углом в девяносто градусов, из стали, стекла и бетона. Только ведь сейчас-то они не такие. Не с такими мы строим наше прекрасное будущее. А возможно, и никогда люди не станут такими, о каких мы мечтаем. Останутся такими или почти такими же.

- Как Пичугина?

- Не так уж она и плоха. Совершить ошибку, крупную оплошность в жизни, потерять доверие товарищей не так уж трудно. А вот признать свою неправоту, найти в себе силы, и волю повиниться ой как тяжело. Для многих невозможно. И тогда вся жизнь их идет наперекосяк, одни сходят с рельсов, другие с круга, винят всех и вся, весь мир, лишь не себя.

- Сдается мне, Иван Павлович, что Пичугина-то так не думает. Знает кошка, чье мясо съела, - заметил Шухов.

- Вот это-то здоровое и правильное понимание обстановки, обстоятельств, которые создала она сама, и оставляет у меня в сердце место для надежды: она может стать человеком. Ведь что получилось, как все произошло?

Пичугина - хороший минералог. А в Ленинградском институте, где она работала, специалисты по минералогии экстракласса. Тема, которой занималась Лариса, пересекалась с нашей. И после первого года «поля» Пичугина, сама ли, нет ли, теперь уж не разберешь, натолкнулась на интересную мысль - провести тщательный сравнительный анализ ряда известных в мире месторождений подобных руд и тех шлихов, что они привезли отсюда. Лариса загорелась этой идеей. Ей помогали и делом и советом. Но ведь любой совет оценивается или приобретает ценность не в тот момент, когда его дают, а тогда, когда он принес успех. Лариса получила очень много очень полезных, очень умных и очень разнообразных советов. Она сумела воспользоваться самыми важными, отобрать лучшие, построить четкую логическую цепь, и успех упал ей в руки, как спелое яблоко. Однако не без труда, и огромного. То, что мы ей помогали, чем могли, - дело обыкновенное.

Возвращалась из тайги она через Горный. Существуй иной путь: мы узнали бы об открытии из газет, а тут она сама вкратце сообщила. И в экспедиции все до рабочего поняли, что Пичугина нужна тут словно воздух. Меня не было здесь, когда ее уговаривали и уламывали. Я вернулся, ее уж на руках носили и едва лишь не молились. Ларису буквально расхватали. Ее советы, мнение требовались и минералогам, и магниторазведке, и сейсмикам, и гравиметристам. Так продолжалось до следующего полевого сезона, когда сейсмо-, и грави-, и магниторазведка не только подтвердила, но и дала новые ошеломляющие данные. Пичугина попробовала на правах удачливого советчика вступить в долевой контакт со специалистами, которые добились таких огромных успехов в разведке. Те вежливо заметили, мол, совет советом, а дело делом. Пичугина начала настаивать. Ей напомнили, что на нее в свое время работали мозги целого института, а первооткрывательница - она одна. И тут Лариса стала действовать, закусив удила, обвиняя всех в обмане, переманивании. Отсюда и пошло к ней пренебрежительное отношение.