Изменить стиль страницы

Как же пусто ночью в городе. Но как он красив и загадочен в своей пустоте. После дождя весь мир становится глянцевым. Блестящим и загадочным.

Летом небо недолго имеет глубокий синий цвет. Толща воздуха долго переходит в ночь и быстро теряет глубину черно-синего, вместо этого приобретая дико депрессивную серую окраску. Ночь почти кончилась. Вернее, она кончилась по моему понятию. Мне пора домой. Чтобы успеть уснуть под этот скучный серый цвет неба. Я редко видела, но точно знала, что через пару часов небо станет розовым – будет всходить солнце. Оно принесет нестерпимую жару и удушливый запах асфальта. Но это будет потом, не сейчас. Сейчас все еще восхитительно – прохладно и мокро. Я протянула руку к магнитоле и свернула звук почти на минимум.

– Ну что, полуночница? Домой? – Игорь понимает меня без слов. Иногда это очень удобно. Иногда нет. Чаще мне все равно.

– Да, Грошик. Поехали домой. Спать пора. Была рада тебя увидеть.

– Так говоришь, как будто выходишь на этом светофоре.

– Нет, просто решила сказать все сразу, чтобы потом не заморачиваться.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты патологически ленива?

– Не-а. Высади меня у ларька. – попросила я, снова врубая громкость на полную.

Через пару минут меня подвезли к моей улице. Он остановил у ярких окошек ночного магазина. Наверное, продавщица спит и седьмой сон видит, а тут я, с желанием взять чего-нибудь вкусного домой. Открыв дверь, я махнула рукой на прощание своему ночному спутнику. Подойдя к двери магазина, я еще раз обернулась. Игорь улыбнулся, машина тихонько зашуршала шинами и, легко развернувшись, ушла в тающую ночь. Вот так.

Просто.

И никаких заморочек.

Я вошла в магазин. Сонная девушка раздраженно запихнула в пакет мое вино, ветку винограда, сигареты и шоколадку. Вообще-то я не ем шоколад, и вообще равнодушна к сладкому, но почему-то мне захотелось ее купить. Теперь она будет лежать в моем холодильнике бесконечно долго. А потом мне вдруг захочется сладкого, и я съем одно окошечко, и снова забуду о шоколаде на дальней полке холодильника. Потом, через пару месяцев, на меня найдет желание убраться, и я выкину шоколад, потому что он станет старым.

Накинув капюшон на голову и мягко упрекая себя за покупку ненужного, я медленно шла по мокрому асфальту к подъезду. Легкое опьянение не давало мне замерзнуть, и я наслаждалась погодкой. Мое внимание привлекло темное пятно на серой кирпичной стене. Я замедлила шаг. Приближаясь к двери подъезда, я по очертаниям пятна определила в нем человека. Пьяный, наверное. Устал – присел отдохнуть.

Я почти вошла в подъезд, когда услышала голос:

– Огня не найдется?

Странно. Голос не был пьяным. Он принадлежал молодому человеку. Даже, наверное, мальчику.

Я повернулась к нему, одновременно выуживая новенькую зажигалку из узкого кармана.

– Держи.

Огонь выхватил из темноты лицо. Точно. Мальчик. Лет пятнадцати. Что делает тут ребенок в это время?

– Спасибо.

По дрожащему огню сигареты в пальцах юноши, я поняла, что он сидит тут давно. И порядком замерз. Обычно я очень осторожный человек, не знаю точно, что подкупило меня в этом человеке. Наверное, бутылка «Голден скай», выпитая мной во время прогулки.

– Чаю хочешь?

Тень молчала. Я поняла, что хочет. И не только чаю. Хочет к свету, в тепло.

– Пошли. – я тронула Тень за плечо, и, не оглядываясь назад, вошла в подъезд. Почему я была так уверена, что Тень пойдет за мной? Но она пошла.

Когда я открыла входную дверь и вошла в квартиру, меня ожидал еще один сюрприз. При тщательном визуальном изучении моя находка оказалась девушкой. Причем настолько похожей на парня, что определить ее пол я смогла лишь по выпуклостям, которые находились именно там, где у парня их просто не может быть.

– Проходи. – сказала я, снимая куртку и вешая ее на крючок. – Куртку можешь повесить тут. – Я пошла на кухню. Щелкнув выключателем небольшого бра над столом, я в который раз мысленно похвалила себя за чистоплотность. Я долила воды в чайник, щелкнула кнопкой включения.

– Иди сюда! – позвала я свою находку. Интересно, что она там застряла? Я взяла в руки пепельницу, и, повернувшись, чуть ее не уронила. Находка тихо сидела на табурете за моей спиной. Двигается как кошка.

– Я тут. – теперь она говорила тише, потому как точно знала, что ее слышат, и ее голос стал глубже и ниже на полтона.

– Я вижу. – ответила я, ставя пепельницу на стол.

– Ты кто? – я залезла на табурет и, достав сигарету, закурила.

– Лешка.

– Ты врешь. – доброжелательно ответила я, выпуская струйку сизого дыма. Вино веселило меня и отгоняло всякую осторожность.

– Какая разница? – она наконец-то подняла свои глаза и посмотрела прямо на меня.

– Почему ты сидела у подъезда под дождем?

– Потому что у меня неприятности дома. – она смотрела на меня, и ее глаза говорили «ну давай, расспроси меня об этом и я скажу, куда тебе нужно идти и с каким ускорением, потому что это не твое дело, какие у меня неприятности». Что ж. Мне все равно неинтересно, что у детей могут быть за неприятности. А она все так же смотрела с ожиданием вопроса. Мы молчали. Чайник шумно закипел и выключился с громким щелчком. Я пожала плечами и повернулась к чайнику.

– Сколько тебе сахара? – две чашки – два пакетика – две ложки.

– Я не пью сладкий чай. – минус ложка.

Ладно. Я поставила перед ней чашку и села напротив. Мы опять молчали. Интересно, ее напрягает молчание? Почему-то на людей это действует, как тонкий психологический прием. Они теряют уверенность, начинают нести всякую чушь – лишь бы не молчать – и выглядят еще более глупо, чем, если бы они подхватили молчание. Я смотрела, как она отогревает замерзшие пальцы о горячий фарфор. У нее будут красивые руки. Именно будут, когда подрастет. Сейчас длинные и по-мужски изящные пальцы были покрыты заусенцами, точками от шариковой ручки, даже пара царапин была в наличии. Ногти явно обгрызены.

Молчание затянулось.

– И часто у тебя неприятности?

«Лешка» замешкалась. Раньше я никогда ее тут не видела, но я так редко обращаю внимание на окружающий мир, что запросто могла бы пройти мимо нее и не заметить. Во дворе же все время тусуются чьи-то дети. Она шумно отхлебнула из чашки, умудрившись спрятать в ней почти все свое лицо. Я видела лишь ершик когда-то светло-русых волос, которые теперь переливались всеми цветами радуги. Она, наверное, почувствовала, что я смотрю на нее. Чашка медленно опустилась. Над краем нежно-голубого фарфора показались серые с зелеными искорками глаза. Я затушила сигарету.

– За что же твои родители могли выгнать тебя ночью на улицу? – я решила немного подразнить ее. – Они тебя совсем не любят?

– Совсем. – она поставила чашку на стол и вновь посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд мне откровенно говорил: «это вообще-то не твое дело, но раз ты меня напоила чаем, то так и быть – я потерплю»

– А, понятно. Плохая, непослушная девочка. Поймали за курением? Двойка в дневнике? Хотя нет, сейчас же лето, какая двойка…- я совершенно не понимала, какие еще могут быть проблемы у детей ее возраста.

– Я не курю. – удивила она меня. – И не нужно обращаться со мной как с нашкодившей школьницей.

– Да? – я с интересом окунулась в серые глазки, пытаясь поймать взглядом хотя бы одну зеленую искорку. – А сколько тебе лет? – я задала вопрос просто так, для того, чтобы она не отводила глаз, и я могла бы дальше заниматься «охотой» в ее глазах. Почему-то именно когда ты спрашиваешь человека, глядя ему в лицо, он тоже смотрит на тебя, но стоит вопросу закончится, то… в общем редко кто отвечает, глядя вот так же прямо.

– Мне 19.

– Ого. Учишься? Или слоняешься со шпаной из нашего двора?

– А кто тебе сказал, что эта шпана не учится?

– Не знаю. Просто они все время галдят, там, внизу. Создается впечатление, что они приходят туда рано утром и рассасываются поздно вечером.