Они провели время до нового полнолуния, занимаясь охотой, рыбной ловлей, не сбавляя в то же время и даже усилив режим тренировок.

К 16 февраля, когда шестерку снова доставили на «экспортный» аэродром, некоторые детали операции и встречи с головной партией пришлось срочно поменять, так как головной партии удалось получить самые последние данные о расположении всех караульных постов в Веморке и передать их в Лондон. Из этих данных с несомненностью следовало, что немцы явно ожидают нападения на завод и готовятся к нему. Поэтому было очень важно, чтобы самолет с десантом ни в коем случае не пролетел вблизи Рьюканской долины или плотины в Мёсватане. Новое место высадки было перенесено к озеру Скрикен, в тридцати милях от Сандватана.

Шел проливной дождь, когда шестерка десантников, нагруженная взрывчаткой, провизией, лыжами, выкрашенным в белый цвет оружием и оборудованием, устраивалась в самолете, стоявшем на взлетной полосе «экспортного» аэродрома. Полет проходил без осложнений, и примерно в полночь они оказались над целью. В кабине, над люком, зажглась зеленая сигнальная лампочка. И вот шестеро норвежцев, а вслед за ними контейнеры с амуницией опустились на ровную поверхность замерзшего озера на Хардангерском плато.

В Лондоне в личное дело каждого десантника вложили последние письма к близким…

Пожалуй, нет на земле другого такого же богом проклятого места, как Хардангерское плато — пустынный и самый большой в Северной Европе горный район. Единственное растение здесь — карликовый можжевельник, а живут на плато только северные олени, кочующие стадами по бескрайнему плато. Зимой над ним свирепствуют снежные бури, и временами ветер достигает такой силы, что человек теряет дыхание и нужно защищать лицо от бешеных потоков ледяных крупинок и снега. Иной раз человек не выдерживает внезапного шквала, ветер сбивает его с ног и швыряет на лед.

Здесь-то и высадились участники операции «Ганнерсайд», и именно потому, что плато было враждебно людям, оно должно было послужить надежным укрытием для десантников — ни один немец не продержался бы долго в здешних условиях. Да и что могло бы заставить какого-нибудь немца, безрассудно отважившегося забраться на плато, оставаться там надолго? У десантников же не было выбора.

Всю ночь напролет в закипающем буране команда Рёнеберга разыскивала контейнеры и перетаскивала их к одинокой хижине' на берегу озера Скрикен. В ней оказался очаг и даже нашлась карта, на которой окрестности озера вылиняли и затерлись от прикосновения множества пальцев забредавших сюда охотников. Это уже само по себе служило достаточным доказательством того, что они действительно попали на озеро Скрикен. К 4 часам утра 17 февраля они укрыли под снегом все запасы. Вновь поднялась пурга и замела все следы их высадки. К 5 часам вечера, когда, отдохнув, они были готовы тронуться в путь, на плато обрушился западный ветер такой силы, что двое суток им пришлось безвылазно отсиживаться в охотничьем домике.

К исходу вторых суток дала себя знать перемена климата: у всех шестерых сильно опухли гланды, а двое заболевали еще более серьезно. И еще трое суток бушевала пурга. А когда, наконец, ветер немножко ослаб и они смогли выбраться из домика, найти место, где сложили припасы, не удалось — снегом замело все вешки. Несколько часов потратили они, чтобы разыскать всего один контейнер с продуктами. Пурга кончилась 22 февраля. «Погода установилась, — записал Рёнеберг, — стало ясно. Я дал команду готовиться к отходу в полдень».

Весь день и всю ночь, изнывая под тридцатикилограммовой ношей и таща за собой двое тяжелых саней, шли десантники на лыжах в юго-западном направлении. И вдруг, подходя к озеру Каллунгсьё, они заметили вдалеке фигуры двух бородатых лыжников, идущих навстречу. Пятеро с оружием наготове залегли в снегу, а один пошел вперед. Вскоре сквозь шум ветра до Рёнеберга донеслись радостные вопли. Это были свои, прожившие на плато уже четыре месяца члены головной партии сержанты Арне Кьелструп и Клаус Хельберг. Восьмерым идти было легче, и без приключений они добрались до базового лагеря в Сандватане, откуда до Рьюкана оставалось около двадцати миль.

Здесь все десятеро, объединив запасы, начали обдумывать главную задачу — атаку на завод высокой концентрации в Веморке. Следовало учесть малейшие детали, и каждый записывал вопросы, ответы на которые он считал важными для успеха операции. Требовалось уточнить многое: и расположение постов, и меры, принятые немцами к защите завода, и расположение пулеметных гнезд, и наилучшие подходы для атаки. К исходу ночи получился список в добрую полусотню вопросов. Узнать на них ответы поручили уроженцу Рьюкана Хельбергу, имевшему связи с местными жителями. Он отправился в город на лыжах.

Больше всего членов группы беспокоил вопрос о нападении на сам завод: сумеют ли они подобраться к нему по крутой скале? Хельберг и Хоглунд считали ущелье непроходимым, но Хаукелид упорно утверждал, что, изучая аэрофотоснимки, он хорошо запомнил его склоны, поросшие деревьями; и если уж на склонах держатся деревья, то и для человека они должны быть доступны.

По самым последним сведениям, в бараке, расположенном между турбинным залом и зданием электролизного завода, находились пятнадцать немцев, за узким мостом, переброшенным через ущелье, наблюдали еще два караульных поста. Смена караула производилась через каждые два часа. Если же объявлялась тревога, на территории завода появлялись три дополнительных патруля, а дорогу, серпантином спускавшуюся из Веморка к Вэеру, сплошь освещали прожекторами. Помимо немецких часовых на заводской территории дежурили двое норвежских ночных сторожей, а еще двое находились у главных ворот и у водяных затворов. Все двери электролизного завода, кроме одной, выходившей во двор, держали на замке.

В пятницу, 26 февраля, после полудня восемь норвежских солдат приступили к осуществлению второй фазы операции и двинулись к Веморку. На радиостанции в Сандватане остались радиооператор Хоглунд и еще один человек. Известия об операции должен был принести сюда Хельберг.

Уже давно стемнело, когда десантники добрались до исходного рубежа, двух хижин, затерявшихся в лесах на горном склоне к северу от Рьюкана. Отсюда до Веморка оставалось не более двух миль, и изредка ветер доносил ровный, спокойный шум гидростанции.

Десантники, одетые в белые маскхалаты, укрылись в одной из них. Они ожидали возвращения Хельберга. Он принес дурные новости: заводскую охрану еще более усилили, на крыше установили пулеметы и прожекторы, а подходы к трубопроводу и самому заводу заминировали.

Всю субботу норвежцы разрабатывали план отхода. Как манил их подвесной мост! И действительно, следовало ли им атаковать и отходить через глубокое ущелье? У них попросту не хватит сил дважды за ночь спускаться и карабкаться по его крутым скалистым склонам, считал лейтенант Поулссон. Склоны были слишком высокими и слишком много было снега. К тому же им предстояло сразу же после операции двигаться дальше, одним — снова на Хардангерское плато, другим — в Швецию. Но, с другой стороны, если бы отходить пришлось с боем, понадобилось бы убить немецких часовых на мосту. Поулссон решительно не желал этого. Ведь в перестрелке кто-нибудь из них мог оказаться раненным и тогда ему угрожало попасть в руки немцев, и, что не менее важно, немцы обрушили бы жестокие репрессии на жителей Рьюкана.

Поэтому оставался лишь один-единственный путь — через ущелье.

Начало атаки назначили на половину первого ночи. К этому времени заканчивалась смена караулов и все успокаивалось на станции. Рёнеберг и Поулссон написали подробный приказ об операции. Он кончался такими словами:

В субботу около восьми часов вечера десантники в последний раз осмотрели оружие, еще не заряженное во избежание случайного выстрела, разложили по карманам пластиковые мины, привезенные из Англии. Пора было трогаться в путь.