«Вот что с ним было! – сообразила Шура. – Там, на лестнице… Наверно, это больно… Но что теперь? Сашка…»

– Получил? – Джамдир хорошо держал удар. – Пусть так, но пользоваться ею ты еще не умеешь, щенок! Избранный, бери Вещь, не смотри на нас!..

Саша, как зачарованный, двинулся к сияющей Вещи, а Джамдир…

Шура не поняла, что это было: маг просто вскинул руки, а вспышка была такой, что… И Ерхайн ответил ему, хоть и отступив на шаг: похоже, силы были, по меньшей мере, равны, но юноша и правда обрел всю мощь родовой магии совсем недавно, и явно проигрывал родному дяде… С жалобным звоном полетел на камни тонкий фарфор, стол скрипнул и развалился, когда его задело отдачей. Сам воздух, казалось, гудел от напряжения, Шура видела безумные глаза Джамдира, видела, как сводит от дикого напряжения руки Ерхайна…

А Саша поднял руки, и Вещь, будто зачарованная, опускалась ему в ладони. Еще немного, и она поменяет хранителя, и тогда…

Шура никогда не пряталась ни за чьей спиной, будь то родители, старшие братья или кто другой. И уж вовсе не собиралась отсиживаться за спиной Ерхайна Нан Кванти! Кто он такой, в конце концов?!

Джамдир взглядывал на нее, пытался подать какой-то сигнал, и она даже догадывалась, какой именно: огрей, дура, парня по голове, чем угодно огрей, да просто толкни, чтобы отвлекся!

Шура, присев, нашарила какое-то блюдо. Что-то в нем было, какой-то деликатес в нежном соусе, теперь превратившийся в непонятную кашу, и девочка набрала полную горсть.

– Семёнов! – гаркнула она, поднимаясь во весь рост.

Саша вздрогнул и взглянул на нее…

Самое уязвимое место любого очкарика – это очки. Сшиби их или заляпай чем-нибудь – и как минимум выиграешь время. Шура это превосходно знала, не первый год была знакома с Сашей, потому и влепила ему в физиономию деликатесную кашу… Тут уж бедолаге стало не до Вещи: какие там артефакты, когда ничего не видишь, а лицо заляпано соусом!

Вещь, будто испугавшись или опомнившись, взмыла вверх и исчезла, словно растворилась в солнечном сиянии.

И Джамдир на мгновение отвлекся, видно, не ожидал от Шуры такого вероломства, и тогда-то Ерхайн, тряхнув головой, предпринял решительную атаку…

Треск, искры, грохот – Шура невольно присела, закрывая голову руками, а когда рискнула приоткрыть глаза, Джамдира на площадке уже не было. Не было и одного из зубцов башни, должно быть, его вынесло вместе с магом.

А вот Ерхайн нашелся – прямо здесь, на камнях, в луже собственной крови, которая делалась всё больше и больше…

– Ты чего? – торопливо вытерев руки о штаны, Шура присела рядом с ним. Похоже, дело было скверно: рана пришлась в бок, и… – Ерхайн! Ты… я позову кого-нибудь!

– Не успеешь… – выдохнул тот.

Шура и сама понимала: пока она сбежит вниз по этой лестнице, пока прибегут люди, парень попросту истечет кровью! Куда там ему угодил Джамдир, неизвестно, но, судя по всему, повредил какую-то артерию, иначе бы так не хлестало!

– Братья… совсем еще малы… – Лицо Ерхайна стремительно теряло краски, говорил он уже с трудом, хотя еще силился удержаться в сознании. – Как же они…

– Прекрати! – Шура с размаху влепила ему пощечину. – Не смей! Не смей умирать, слышишь!..

Толку от этого не было никакого, и она в отчаянье рванула на нем рубашку, невольно отшатнулась – неизвестно, что там использовал Джамдир, но… И нечем перевязать, и жгут тут не наложишь, такая дыра в боку! И зажимать бесполезно, всё равно течёт…

– Погоди… – Её вдруг осенило. – Погоди, сейчас… Ты держись, слышишь?

– Трава кьян?.. – прошептал Ерхайн. – Откуда?

– Я же была в Брогайхе, – ответила Шура, отчаянно надеясь, что такого клочка ткани куакки хватит, чтобы хотя бы остановить кровь, как это было с ее рукой. И ведь нее-то случился всего лишь порез, а тут… – Не закрывай глаза! Слышишь меня?! Ерхайн!..

Кровь вроде бы унялась, но благодаря ли траве кьян или просто потому, что нечему больше было течь, Шура не знала. Что делать дальше, она не знала тоже. Надо было бежать за помощью, но она никак не могла выпустить руки хозяина Нан Кванти, отпустила их, только когда кто-то силой поднял ее на ноги и отстранил.

На площадке разом оказалось множество народу, и над Ерхайном склонился высокий светловолосый мужчина. Движения его были настолько спокойны и уверенны, что Шура вдруг преисполнилась надежды, что все обойдется, что…

– Ну, мне здесь делать уже нечего… – негромко произнес тот, обернувшись, и встретился взглядом с Шурой. Глаза у него были в точности, как у Ерхайна, яркие, серые, разве что немного светлее.

– Что?.. – Шура прикусила губу, чтобы не расплакаться. Ну не может же быть, чтобы вот так!.. – Он… он…

– Потерял очень много крови, – всё так же спокойно сказал мужчина. – И смертельно устал. Шутка ли, в день посвящения задействовать родовую магию на полную мощь! Правду говоря, если бы не трава кьян, он вполне мог умереть.

– Да? – Шура шмыгнула носом, хотела утереть лицо, но сообразила, что руки у нее чуть не по локоть в крови. – А теперь?

– Отдохнет и будет в порядке, – улыбнулся тот. – Трава кьян хорошо очищает и заращивает раны, можно было бы обойтись и без моей помощи, но на всякий случай…

– А вы… кто? – почему-то шепотом спросила девочка.

– Дайхин Ниа Кванти, – представился тот и пояснил, видя ее недоумение: – Дальний родственник. Не стану объяснять, кем я прихожусь Ерхайну, это обычно занимает несколько минут.

– Вы тоже маг?

– Не из самых сильных, – усмехнулся Дайхин, что-то проделывая с юношей, – но я целитель, а хороший целитель никогда не бывает лишним… Вот так!

Он не без усилия поднял Ерхайна, покачал головой:

– Да, он изрядно вырос с тех пор, как я носил его на руках! А где…

– Упал, наверно, с башни… – тихо ответила Шура, следуя за ним к лестнице. – Это был…

– Я знаю, – кивнул Дайхин. – Эхо его магии еще держится, трудно не узнать. Кто бы мог подумать! Ну да Ерджам всегда был себе на уме, недаром я с детства его терпеть не мог, с тех самых пор, как наши матушки решили, что нам будет славно играть вместе…

– С детства? – удивилась Шура. – Он же совсем старый был, а вы…

– А я не настолько молод, каким кажусь, – улыбнулся тот. – Ерджам же много времени провел в чужих землях, а заботы и злоба старят рано… Но не время для бесед. Я отнесу мальчика в его покои, а тебя проводят…

– Погодите! – опомнилась Шура. – А Сашка? Ну, Избранный? Не трогайте его, пожалуйста, он…

– Его судьбу будет решать хозяин Нан Кванти, когда очнется, – строго сказал Дайхин. – И никто иной. С ним будут обращаться хорошо, но не проси меня о снисхождении. Я всего лишь Ниа Кванти, и я не старший в роду, чтобы принимать такие решения!

Он начал медленно спускаться по лестнице – Шура увидела еще запрокинутую голову Ерхайна, безвольно упавшую руку, и вдруг разом лишилась сил. Надо было подойти к Сашке, сказать что-то, приободрить, но она не могла сдвинуться с места, и не поняла даже, кто и как проводил ее в комнату.

Следующим, что она запомнила, была эта самая комната и ее собственное отражение в зеркале: чумазое пугало, волосы дыбом, физиономия в потеках от слез, одежда спереди и руки по локоть залиты уже побуревшей кровью, и Шура стоит, не в силах сообразить, что делать дальше, – нужно ведь как-то смыть это, но…

И тут послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая женщина. Шура не успела толком ее рассмотреть, не смогла бы даже сказать, красива она или нет, заметила лишь длинную пепельно-русую косу, перекинутую на грудь, и глаза – почти черные на белом-белом лице. В своём белоснежном платье женщина напоминала привидение.

– Это?.. – спросила она отрывисто, глухо, шагнув к Шуре и оказавшись неожиданно высокой, схватила ее за руку. – Это кровь моего сына?..

Девочка онемела. Почему-то у нее совершенно вылетело из головы, что мать Ерхайна еще жива… И вот теперь, кажется, она явилась разбираться! То ли ей доложили не так, то ли она не поняла, но, судя по всему, женщина считала именно Шуру виновной в том, что случилось с ее сыном! И сильная-то какая, не вырвешься! А кто знает, что может учудить ополоумевшая от горя мать?..