– Вообще? - ужаснулся дядька.
Денис хихикнул и уточнил:
– По возможности.
– Ну, это мы как-нибудь, - начал дядька, но порядка ради осведомился: - А чего так? Вера не велит?
– Да не. Вера у меня понятливая. Вот с надеждой… - начал было Денис, подумал: "Вроде я такое недавно говорил" и утек в формулировку: - Неохота, короче.
– Я присяду? - спросил дядька, водрузил графинчик в центр стола, плюхнулся на стул, тут же подскочил, как каучуковый, и сунул Денису крупную ладонь:
– Вадим Михалыч. Можно Вадик. Можно Михалыч. Можно и Вадим Михалыч, кстати. Ай, разберемся.
Денис пожал горячую и почти не влажную руку (мельком подумал: похоже, не алкаш) и представился, постаравшись выдержать предложенную стилистику. Михалыч важно кивнул, отвернулся на секунду, в которую всадил обращенную к официантке многофигурную пантомиму, принял исходное положение и спросил:
– Из Москвы?
– Казань.
– Финансист?
– Нет, по госделам.
– О. Солидно. Хотя в нашем деле чем дальше от чиновников, тем лучше.
– А что за дело?
– Водное.
– Водные ресурсы и недра относятся к исключительной собственности государства,
– строго сказал Сайфиев.
Вадим Михалыч рассмеялся.
– Да нет, мы на всю воду не претендуем. Только минералка и только в бутылках.
– Так вы местный, что ли?
– Не дай бог. Питерские мы.
– Это сейчас неактуально, - отметил Денис.
– Это всегда актуально, - веско возразил Михалыч и оглянулся на официантку.
Она, видимо, легко прочитала таинственные фигуры пальцами: с достоинством приблизилась, поставила на стол рюмки, бутылки с водой да тарелки с закуской и с достоинством удалилась. Денис вздохнул и слегка отвернул голову от стола.
– Язва? - сочувственно спросил Михалыч.
– Да какое… Пережрал как бобик, тресну сейчас.
– Так у меня мезим есть! Или как он там называется, - обрадовался Михалыч и принялся шарить по карманам.
– Ой, да не надо, я таблетки не это… Только в крайнем случае.
– Правильно! - легко согласился Вадим Михалыч. - Лучше водочки. Ой вкусная!
Разговор впал в неизбежную кадриль "а коньяку - а вина - а сухого - а полрюмки – а коньяку - а без закуски - а тогда водочки", из которой, по счастью, выскочил без потери темпа и качества. Денис согласился на коньяк в гомеопатической дозе, и намерение исполнил - убрал за весь стремительно углубившийся вечер лишь пару рюмок с лимончиком. Чисто для пищеварения. Плюс несколько кофейных наперстков и много воды - чтобы не было мучительно горько за прицельно прожитый день.
Вадим Михалыч представлял фирму "Источник-плюс", которая поставила под ключ две линии - по бутилированию воды в пластик и стекло, на 5 тысяч и 2 тысячи бутылок в час соответственно. Бригада пробыла здесь три дня, контролируя завершение пусконаладки заводика, и вчера отбыла на брега Невы. Михалыч, успевший уполовинить остатки ой вкусной, отбывал завтра, не скрывал, что страшно опечален таким отставанием от коллектива и безмерно рад скорому отъезду. Он жарким полушепотом объяснял посмеивающемуся Денису:
– Я тебе говорю: тело воды чистейшее, биоактив уникальный, гидрокарбонат, сульфаты, щелочной баланс, натуральное озонирование - короче, не врут ученые. Аждахаево ваше - говна кусок страшный. А вода под ним - жидкий бриллиант. Бутерброд такой, - отметил Михалыч и невесело хихикнул. Он уже заметно окосел.
– А чем Аждахаево-то не угодило? - удивился Денис. - Нормальный такой поселок, выше среднего. У вас в Питере победнее и погрязнее будет.
– Страшно здесь, - сказал Михалыч, пропустив злобный наскок. - Я последние пять лет только по командировкам и мотаюсь. Думал, все видел. Блин, я в Туве был, завод канцерогенчиков, ну, шипучка эта цветная, ставил. Там город есть, уж не помню названия - короче, все там или уже отсидели, или до конца года сядут. На улицу выйдешь - как зона на прогулке. Все мужики в позе срущего воробья, курят или семечками плюют. Пальцы синие, морды страшные. Бабы сплошь хабалки какие-то. Так там не страшно было. Там все понятно. А здесь жуть. Мне мои сперва рассказывали, что, наоборот, рай. Швейцария типа деревенская. А потом резко передумали. Тут, короче, ни гопников, ни бандитов. В ночном клубе танцы по вечерам - мои сходили, пришли офигевшие. Первый вечер только раздухарились - бац, и нет никого в зале. Ни девок, что досадно, ни парней, что опасно. Ну, думают, снаружи ждут с дрекольем. Бутылки нахватали под розочки, минут двадцать с духом пособирались - и на улицу. А там пустынь. Оптина. Вообще никого. На второй день уже начали всех расспрашивать.
Оказывается, местные на танцульки вообще не ходят, только из окрестных деревень. И в 21.00, как Золушки, облегченный вариант, фьють, и по домам. И хоть ты замуж их бери, не удержишь. Вы что, говорят. Это самое безопасное и самое жуткое место в округе, говорят. Кладбище ходячее.
– Михалыч, стоп машина. Я здесь сутки по объектам скачу. Где тут кладбище?
– Ну, не кладбище. Я просто не знаю, как сказать. Слов у меня нету, - прошептал Михалыч. - По слухам, сюда бандюки какие-то прибыли, из этого вашего… Лениногорска, что ли. Буржуев почистить. Прибыли, а не убыли. До сих пор ищут. А мне теряться не хочется. У меня внучка, не говорю уж - вторая дочь на выданье. Михалыч ненадолго умолк, сунув в рот ком из нескольких пластинок балыка и сыра. Кажется, он не дурковал, и в самом деле был близок к истерике. Денис добил итоговую рюмку, затем, чтобы снизить градус беседы, махнул официантке и ткнул пальцем в свою чашку. Аждахаевский экстрим: одни в ночи водку глушат, другие - коньяк с кофе. А кругом, выходит, кладбище. Михалыч, тоскливо размышлявший глазами в рюмку, вполголоса продолжил:
– Пока по делам говоришь - нормально. А по улице пройдешь или на вольные темы переключишься - как с инопланетянами какими-то. Вот ей-богу. Щечками белыми блестят и моргают раз в минуту. А ночью - хоть транквилизаторами нажирайся. Улицы пустые, ни одна собака не гавкнет, и тишина такая, что бошку ломит - вот здесь, за ушами. И пожаловаться, бляха, некому. Ты первый человек, с кем я за эти дни нормально побазарить могу. А до того был как этот… Как эфиоп в эстонской бане. Все тихие, трезвые и работящие. Роботы.
– Может, ваххабиты? - посмеиваясь, предположил Денис. Только посмеивался он уже на автомате.
– Не знаю. Ну, какие ваххабиты. Они же бородатые. А эти наоборот. Мужики лысые, бабы - будто неделю после эпиляторов. И кожа у всех как шлифованная. И будто светится, заметил?
– Так это же здорово.
– Ага. Сказка в картинках. Я нюх топтал такой вот красоте. Это когда с девушкой, значит, на природе под березкой сидишь, сумерки, у березы тело светится, и у девушки все тоже - вот тогда да, здорово. А когда мужик моих лет идет и будто фосфора объелся… Или собака Баскервилей эта… - Михалыч незаметно, из-под мышки, ткнул пальцем в официантку, неспешно проплывшую по дальней стене.
– А может, они нарки все? - подбросил Денис идею совсем затосковавшему собеседнику. - Поэтому странные, бледные и трезвые. А пляски вокруг воды - прикрытие. Я слышал, что в первую голову линии с шипучкой закупали бандюки, потому что стоили дешево и помогали наркоту толкать. Как альтернативу водке. А проводили это как борьбу с алкоголизмом - так что еще и помощь государства получали.
– Во-первых, фиг тебе - дешево. Был бы я щас такой красивый и молодой, если бы задешево жизненную силу продавал. Во-вторых, не было такого после Лигачева, чтобы государство помогало с водкой бороться. Она же главный наполнитель казны. После нефти с газом. А иногда и до них. Нефть и газ кончаются, а водка вечна, как Россия. Борец с алкоголем - враг государства.
– Ну, это ты зря.
– Ой, да ладно. Ну, ты чиновник, тебе вслух это признавать нельзя. Но если честный человек, согласись. Хотя бы про себя. А лучше водочки выпей. А? Ну ладно, ладно. Соси свою армянскую бочкотару. А во-вторых… А, нет, уже в-третьих. Я знаю нарков. Хорошо знаю. У меня племянник на героине сидел. Помнишь, в середине 90-х пошел дешевый героин? Пол-России подсело, помнишь?