Потом, уже встав на ноги и прогуливаясь с ней по дорожкам Златогорья, шагая осторожно, с палочкой, чтобы не оступиться, он будет снова и снова вспоминать отнюдь не последнюю свою забугорную ленту, в судьбе которой Айрис благородно приняла самое активное участие. Взяв на себя рекламу, необходимые формальности, документацию, презентации и контракты, нажимая на нужные кнопки, нужных людей в своем родном забугорье и практически освободив больного от всех хлопот о судьбе последней ленты, к которой Денис испытывал стойкую аллергию. Видимо, сказывалось предынфарктное состояние, в котором он был вынужден в смертельной гонке ее заканчивать. Нет, Денис вспоминал, как итог, их совместные ленты, особенно совковый сериал с Антоном-Кольчугиным… Кто же он всё-таки был, сотворенный ими советский супермен, борец против вируса распада, зарождающегося в недрах системы, — ведь он был первым изанином! Коммунистом-изанином. Себе — хлеб насущный, лишь самое необходимое. Все сверхсилы и сверхталанты — «борьбе за освобождение человечества», как сказал бы «красный мученик» Николай Островский. Освобождение от заразы вампиризма. Ради права жить ДЛЯ спасения других, а не ЗА СЧЁТ других.

Чтобы ободрить Дениса, Иоанна провела своеобразный курс психотерапии. По ящику как раз показали в очередной раз их сериал, и она по горячим следам организовала встречу со зрителями в златогорском клубе, пригласив жителей окрестных посёлков. Встречу с Денисом и ещё кроме неё кое с кем из съёмочной группы, кого удалось раскопать. Антона в Москве не было — где-то мотался, как все, делал свой бизнес. Может, и к лучшему, что не было, пусть останется в памяти народной вечно юным Павкой Кольчугиным на лихом коне — мотоцикле, грозой вурдалаков, «борцом за освобождение» от их клыков и когтей. Воином с вдохновенным лицом ангела-разбойника.

Им устроили овацию. Как ни странно, было много молодёжи. Денис, ещё совсем слабый, сидел в кресле на старомодной сцене в старомодном зале заводского клуба, навевающем воспоминания о концертах их детства. Он был заметно взволнован. Иоанна тревожно погладывала в его сторону, однако надеясь в глубине души, что ему такая психологическая встряска пойдёт на пользу. Мистическая энергия народной любви — не беснование, не фанатизм идолопоклонства, а нечто совсем иное, пробужденное теми самыми «чувствами добрыми»… Именно неподдающаяся точному определению «совковость» заставляла сердца людей самых разных возрастов и социальных групп трепетать и заходиться в восторге, когда бесстрашный витязь сражался с Кощеем Бессмертным, который «над златом чахнет», и находил, наконец. Кощееву смерть. И Василиса Прекрасная, символ души Божьего народа, подавала ему руку, и они вместе выходили из ворот рушащегося Кощеева царства. И не уносили с собой ничего из призрачных сокровищ Кощеевых, бессильных заставить Василису прилепиться к его царству.

«Это даёт мне силы жить и бороться, когда вокруг столько грязи, подлости, обмана, и всё решают деньги, — зачитала учительница выдержку из сочинения девятиклассницы Нади Поповой о сериале «По чёрному следу», — в трудную минуту я ставлю видеокассету, когда Кольчугин оказывается один против целой банды. Но когда ему крикнули: «Всё, тебе крышка, нас тут тьма!» — он отвечает: «А нас — свет!». И побеждает».

Надя написала, что теперь, став изанкой, всегда повторяет эти замечательные слова, «в борьбе, когда тёмные силы уж так злобно гнетут и наезжают, что, кажется, нипочём не выдержать. Вас тьма, а нас — свет, — себе это повторяю и друзьям, это для нас как молитва», — написала Надя Попова.

Денис по-настоящему, а не вымученно улыбался, впервые за дни болезни, словно он сам был Надей Поповой, которую похвалила учительница…

Он вообще стал как ребёнок — боялся оставаться один, боялся темноты, всё время прислушивался к себе, украдкой щупал пульс и, когда его в этом уличали, врал, что «ничего подобного», и раздражался. Он ушёл в болезнь, как в кокон, заглянув «туда» и до смерти испугавшись. Ему надо было наедине с собой разобраться со старыми безделушками, потерявшими вдруг всякую ценность. Он чувствовал себя немощным старцем среди ненужных детских игрушек. Скорее всего, он не верил в Бога, хоть и очень хотел поверить, но вдруг почему-то поверил в Суд. Если не Божий, то Истории, Совести. Итоговый суд своей жизни. И испугался, как ребёнок, оказавшийся вдруг старцем в детском манеже среди погремушек…

Не случайно на вопрос из зала о новых фильмах он умолчал о своих забугорных лентах, кстати, «на уровне» и кассовых. И о последнем своём фильме, который за время его болезни успешно раскрутила Айрис. Не мог он признаться этой аудитории, что развлекал, щекотал нервы, играл на потребу той «тьме». Кровь, драки, стрельба, погони, «клубничка»… В общем, как все — делал карьеру, деньги, самоутверждался — ничего такого он не посмел сказать. Просто посетовал, что в России стало работать очень трудно. Зал порадовался, что Денис по-прежнему «наш», поступила записка об Антоне-Кольчугине, — где и что? Выручила Иоанна, сказав, что в последний раз видела Кольчугина во время противостояния на Васильевском спуске. С народом. Зал разразился аплодисментами, и Денис снова улыбнулся. Он оживал на глазах в забытой, ностальгически «совковой» атмосфере зала, благодарной и всему верящей.

«И вот о чём крушусь: к суду я не готов».

Пушкинского «Странника» тоже страшил грядущий Божий суд…

«Что чувства добрые я лирой пробуждал»…

Врач сказал, что Денису необходимо восстановить внутреннюю связь, «общее кровообращение» с ней и другими членам семьи, с друзьями, привычными делами. Адаптироваться и вновь укорениться. Так и сказал: «вновь укорениться». Первое время, в московской клинике, посещение Дениса было ограничено, он почти всё время спал, иногда открывал глаза, пытался шутить: «Ты? Значит, я ещё не в аду». Рука благодарно сжимала ее руку, а она про себя молилась Спасителю и чувствовала, как горячая животворящая энергия изливалась в неё — куда-то в темя, через шею, плечи, ладони — к кончикам пальцев. Стекала с них невидимыми потоками, и руки Дениса теплели, розовели щёки, выравнивался пульс… Он счёл её экстрасенсом, чем-то вроде Ванги, инстинктивно, как подсолнух, тянулся к её силе. Но Иоанна знала, откуда она, эта энергия, часто теперь обращалась к ней, когда надо было снять кому-то головную боль, снизить давление, остановить кровотечение. Она знала, что Он слышит её и всегда помогает, каждый раз счастливо изумлялась этому чуду.

Порой просыпалась в ней иная сила, неистово-разрушительная, готовая смести всё и вся. Тьма тоже слышала её и ждала лишь какого-то знака, согласия с её стороны, чтобы вмешаться в действо. Она могла привести множество жутковатых примеров собственной агрессивности и лишь недавно поняла, почему надо прощать и хотя бы пытаться любить своих личных врагов и обидчиков в отлитие от врагов ОТЕЧЕСТВА и Божиих. В конце концов, любить врагов Отечества или врагов Спасителя ты просто не имеешь права. Ибо в первом случае, став на сторону хищников, губящих тела и души немощных и слабых, которых Господь заповедал защищать, ты автоматически присоединяешься к армии тьмы. Под «отечеством», само собой подразумевалось не просто место твоего рождения, а страна, противостоящая грядущему Царству Антихриста и Мамоны. Ненавидеть означало обезвредить, отпилив им когти и клыки. Что, собственно, и пыталась делать советская Антивампирия, пока не наступило полнолуние и не пробило полночь…

Разве наше Отечество, Святая Русь и советская, не должна была стать по Замыслу Творца убежищем избранников от Лукавого, от которого мы просим нас избавить Небо?

И чураться врагов Спасителя: «Мне отмщенье, Аз воздам». Ибо даже апостол Павел был Савлом, гонителем Христа…

Когда врачи сочли возможным перевезти Дениса в Златогорье, она без колебаний переехала туда же, оставив дом и Анчара в надёжных руках. Это тоже было чудом — обычно так трудно найти подходящих людей, а тут и дом под присмотром, и всякие неполадки, мелкий ремонт — будто по мановению волшебной палочки вершится сам собой.