Шаги вроде бы. Русов напряг слух: показалось? Это ветер, гонец «Эллы», балует, шелестит и вздыхает в надстройках танкера. И все же шаги и, кажется, двоих. Вот же, остановились возле его каюты, шепчутся. Итак, Юрик привел Гемму. Русов подошел к двери и резко распахнул ее.

Боцман Дмитрич и матрос Серегин стояли в коридорчике. Лицо у боцмана было смущенным, у Серегина решительным. Русов вздохнул, времени другого не нашли, чтобы выяснять свои отношения!

— Что случилось?

— Николай Владимирович, фигня тут такая... — неуверенно начал боцман и горестно вздохнул: — Вот только что Алексанов сказал мне: Тимоха-то наш вроде со скалы шмякнулся. Такая беда.

— В воду?!

— На камни! За мысом Жарден есть бухточка. Как стенами отвесными, скалами окружена! — зачастил, отодвигая в сторону боцмана, Серегин. — Вот дурак-то ваш Тимофей, обалдуй чертов, погнался за бабочкой да на каменья и ухнул. А подобраться к той бухточке можно лишь на шлюпке.

— Я его на судно в кармане принес, — проговорил боцман и опять шумно вздохнул: — С соски поил.

— Постой, если он ухнулся на камни где-то в бухте, чего ты кричал-то недавно: «Тимоха-аа»?

— Да, может, услышит мой голос и взбодрится. Чтоб знал: не забыли мы его... Ну что делать-то будем?

— Спасать надо Тимофея! — выкрикнул Серегин.

— Спасать кота?! — вскипел Русов. — Мы что в конце концов — спасательное судно? Механику глаз спасаем, идем на помощь зверобазе, везем больного парня, рыбаков от жажды спасаем, а теперь еще и кот Тимофей подал сигнал SOS... Катитесь отсюда оба к чертовой матери! Идиотом надо быть, ненормальным человеком, чтобы, рискуя собой, отправляться спасать блудливого кота!

Захлопнув дверь, Русов повалился на койку. Хоть бы скорее пролетела эта ночь, отвязаться бы побыстрее от скал, вырваться из этих теснин в океан... Мутный свет луны на ковре. Ах, Тимоха, подлый ты кот! Вздохи и подвывания ветра. Легкая тень летающей перед иллюминатором ночной птицы. Впорхнула вдруг в каюту и плавно закружила над столом, креслами, диваном, над Русовым, ощутившим на своем лице мягкий и какой-то теплый взмах ее крыльев. «Ну что же ты? Лети за мной!» — услышал он голос птицы, но нисколько не удивился, а поднялся, осмотрел себя. И опять нисколько не удивился, хотя нечто странное произошло с ним: он был тем же, кем и был, Русовым Николаем Владимировичем, и вместе с тем ощущал себя птицей. Усмехнулся. Пожал плечами. Расставил руки и взмахнул ими, как крыльями. И вдруг... легко оторвался от палубы каюты... А птица скользнула в иллюминатор, она кружила над водой и звала его за собой. «До начала вахты вернусь, — подумал Русов. — Правда, опять не высплюсь, а, плевать. Когда и где еще произойдет такое?» Он взмахнул руками энергичнее и ощутил, какое легкое у него тело, как оно послушно ему... В полет же, в полет! С легким страхом — а вдруг бухнется в воду? — он будто нырнул в иллюминатор и плавно полетел над водой.

«Узнал меня?» — спросила птица, подлетая к нему. Русов взглянул в ее зеленые глаза и кивнул: узнал. Спросил: «Но почему ты — птица?» — «Уж так получилось, — ответила Гемма. — Видишь ли, «Принцесса» утонула, а я, ты ведь знаешь, была убита... Кем? Да неважно кем! И ничего тут странного нет: смерть, понимаешь, моя смерть входила в программу моих земных исследований. Надо было узнать: что же это такое, человеческая смерть, как и отчего это происходит? Видишь ли, там, откуда я прибыла, не умирают. Что? Погляди, кашалот вплыл в бухту. Ну и бревно. А как красива эта бухта с воздуха, правда?» Залитая лунным светом, бухта Хопефул напоминала собой овальный, серебряный слиток. А этот серебряный ручеек, неужели и есть тот фьорд, которым они входили в бухту?! Да как же они могли через такие узкости провести свой танкер? Ах, Жорка, молодец. Да, у него талант настоящего судоводителя.

«Так почему ты стала птицей?» — спросил Русов. Тугой теплый поток воздуха поднимался от острова, и они плыли в этом потоке, почти не шевеля крыльями. «Ах да, и не досказала тебе. Видишь ли, в мою программу входит и попытка понять, в каких взаимоотношениях состоит человек с остальным живым миром Земли. С рыбами, птицами, млекопитающими. Для нас вы все — люди, птицы, рыбы, млекопитающие — все равны перед Природой, вы все ветвь одного громадного дерева, но почему вы, люди, захватили власть над Природой? — Она замолчала, плавно скользнула вниз, Русов последовал за ней, пристроился крыло в крыло, а Гемма сказала: — Вот я и стала Черной Птицей, буду летать рядом с-судами, искать контактов с человеком». — «Смотри, будь осторожной. Бывает, ради развлечения матросы стреляют по птицам с кормы судна». — «А, ничего. Упаду в воду и стану рыбой. И поплыву следом... Или — дельфином!»

Сильный порыв ветра упруго толкнул его в грудь, Черная Птица что-то крикнула, сложила крылья и упала вниз, к воде. И Русов кинулся следом, раскинул крылья над самой водой, легко заскользил в попутном потоке воздуха.

«Тут меньше ветра, — пояснила птица. — Какой простор, правда? Когда я вырвалась из каюты «Принцессы морей», я летала, летала, летала! А потом погналась за «Пассатом». Вот все летаю, летаю и никак не налетаюсь!»

Кончики крыльев Русова касались ее головы, плеч, груди, но ощущение было такое, будто он осторожно трогает, гладит ее пальцами. Сказал: «Но все же ты будь осторожна. Не только люди убивают птиц, но и разные животные, да и сами птицы, слышишь? Сегодня: я видел, как большая Хищная Птица схватила маленького морского голубя. — И попросил: — Давай слетаем за мыс Жарден, там есть бухточка, взглянуть бы мне на нее сверху». — «Своего кота потеряли? Там он, видела я его».

Коварная бухточка. Риф справа от входа, риф впереди, его надо обязательно обогнуть, если входить в бухту... да вот же и кот! Живой и невредимый Тимоха лежал на сухих водорослях у подножия скалы. Вся его морда была в пуху, пух и перья усыпали все вокруг, ах, подлец, кажется, пингвиненка затрепал! Завидя птиц, кот лениво поднял голову и потянулся. «Иди домой! К танкеру!» — крикнул Русов, снижаясь. Кот прислушался, недоуменно покрутил башкой, не понимая, откуда исходит такой знакомый голос, чихнул и спокойно улегся, свернувшись клубком. «Вернется кот, не волнуйся, — засмеялась Черная Птица. — Летим же, летим!»

Легко взмыв над скалами, они зеленой узкой долиной направились в глубину острова. Тройка черных псов сидела на замшелых валунах, тянула морды к небу. «У-ууу-уу!» — донесся их грустный вой. Столбиками возле своих нор застыли кролики, вот сыпанули кто куда, испугались теней от птиц. О, какая высокая, заснеженная гора! Ледяным холодом пахнуло снизу, и они полетели быстрее, да вот же и северная оконечность острова. Бухты, заливы, поселочек на берегу одной из бухт. Они спустились ниже и полетели над зелеными, из гофрированного цинка крышами, над причалом, к которому прижались бортами несколько китобойных судов. Пустынно. И ни огонька в окнах... «Так ведь это же покинутый норвежскими китобоями поселок, — догадался Русов. — Ну да, двери забиты досками, и окна заколочены...»

Однако не пора ли назад? Но Гемма летела впереди него, то опускаясь к скалам, воде, то взмывая в воздух. И он летел и успокаивался: куда торопиться? Вахта не уйдет, еще столько вахт впереди, а тут такой простор, такая радость от этого удивительного полета! Какой пейзаж! До чего же сурова и величественна природа... Отвесная скала, как вздыбившаяся из земли, окаменевшая волна, оловянные блюдечки трех озер, ярко-зеленая, серебристая трава долины, одинокий, сложенный из массивных брусьев дом над обрывистым берегом. Свет в окне...

Русов открыл глаза, сел в койке, взглянул на часы: чуть-чуть вахту не проспал. Ну, дела, впервые с ним такое случилось. Залетался! Задумался. Пожал плечами. Улыбнулся: ну кто не летал в своих снах? Прислушался и тотчас забыл про свой ночной полет, Черную Птицу. Ветер усиливался.

Мутный рассвет вяло втекал в окно ходовой рубки. Заложив руки за спину, капитан ходил от левого борта к правому, останавливался, нетерпеливо взглядывал на небо, разворачивался и шагал к другому борту. Все усиливающийся остовый ветер давил в правый борт танкера, и швартовные канаты басовито гудели. Топтался в углу боцман, он то и дело поворачивался к капитану, будто хотел о чем-то попросить его, но капитан проходил мимо, делая вид, что просто не замечает боцмана. И тогда боцман ловил взгляд Русова, но и старпом не принимал этих молчаливых, отчаянных зовов о помощи.