Да, это был тот вариант, который рисовался Николаю бессонными ночами в казарме или в палатке. С оружием в руках он делает деньги, сотню-другую тысяч долларов, и уходит в Узбекистан. Все свои гражданские документы он сохранил. Из Ташкента правоверному мусульманину несложно будет уйти на священный хадж в Мекку. Или просто купить билет на самолет в Арабские Эмираты. Кроме Эмиратов и другие страны есть – Саудовская Аравия, Кувейт. О Южно-Африканской республике он много слышал.

Но нужны деньги, доллары. И умный человек при оружии мог их сделать здесь за короткое время.

И Сидорович ушел к новым хозяевам. Взвод, который он сдал моджахедам, был разгромлен. Уцелевших солдатиков моджахеды, руководствуясь советами Сидор-хана, обменяли на технику и вооружение. Лучше было бы на деньги, но откуда они у нынешней российской армии?

Курган-тюбекские хозяева через своих людей в центре имели оперативную информацию о действиях президента.

Сидор-хан от двух своих сослуживцев, спасенных им от гибели и введенных в курс дела, получал нужные сведения о делах в войсках. Петренко и Козлову тоже нужны были деньги.

Коридор же, по которому наркотики из Афганистана переправлялись в Среднюю Азию и Казахстан, существовал здесь испокон веку. Сидор-хану вменялась в обязанность его охрана.

Но не тот человек Сидорович, который берет лишь под козырек и щелкает каблуками.

С первых дней он сформировал отдельную боевую единицу, полуроту, набрал в нее наиболее толковых и отчаянных и занялся собственными операциями. Одной из них и был захват гуманитарного транспорта. «КАМАЗы» и «мерседесы» они тогда все же перегнали из ущелья в надежное место.

Хозяевам из Курган-Тюбе эти операции, конечно, не нравились, но и воспрепятствовать им они не могли. Да и Сидор-хан делился. Один из захваченных «мерседесов» он передал Сафарову. Второй ушел к друзьям в войска. Третий он приберег для наркоторговцев, но пока ездил на нем сам. И все три адресата получили личную просьбу Сидор-хана: добыть для него спутниковую антенну, действующую в полевых условиях. Первыми откликнулись бывшие сослуживцы, что растрогало Сидор-хана до слез.

– Зачем тебе спутник? – спросил его Расул, когда Сидор-хан показал ему подарок. – Москва смотреть?

– Видишь рыжего мужика? – показал на экран телевизора Сидор-хан. – Мой брат.

Расул подошел к телевизору вплотную, прислушался, о чем говорил рыжий.

– Большой человек, – сказал он. – Зардак.

– Кто?

– Зардак, рыжий по-вашему. Ты и он братья. К нему поедешь?

– Скорее, он ко мне.

– Ты тоже большой человек.

«А ведь при случае ты воткнешь мне нож в спину, – подумал Николай. – Не успею нажать на курок – воткнешь. А я-то думал – кого они Зардаком называют?...»

Расул был хорошим исполнителем, и Сидор-хан предполагал с ним расстаться в числе последних.

– Записываешь, что он говорит? – Расул перехватил поудобнее автомат, с которым не расставался и в постели. – Кино будет?

– Кино, кино, – остановил запись Сидор-хан. – Он ко мне приедет, я ему и покажу кино. Память.

Расул кивнул головой. По-русски он понимал и говорил лучше других, хотя часто при чужих прикидывался чуреком.

Сидорович записывал на видео все выступления главного Зардака России. Нравился он ему. Умением держаться, говорить, ни в грош не ставить других и любоваться собой. Он был рыжим, прорвавшимся в хозяева, чем полностью завоевал сердце бывшего капитана. Рыжий черт правил балом там, рыжий шайтан намеревался овладеть этим искусством здесь. Он записывал царского регента именно потому, что хотел научиться.

И вот прозвучал зуммер спутникового телефона.

– Я корреспондент НТВ. Хочу с вами встретиться для интервью.

– Когда сможете приехать? – спросил Сидор-хан.

– Сегодня вечером.

– Хорошо.

Сидор-хан положил трубку – и скривился. Вчера один из пленных выбил ему передний зуб, и он еще не привык к присвистыванию.

– Ну, сволочь! – выругался он.

– Что, начальник? – показался в двери Расул.

– Как пленные, сидят?

– В сарае, командир.

– И этот?

– Живой.

– Да ладно, хрен с ним. За мертвого денег не дадут. Зарежь барашка, вечером гостей жду.

Расул скрылся.

Пленных они взяли дуриком. Сидор-хан сопровождал большой транспорт с наркотиками, спрятанными в мешках с удобрениями. И вдруг между Айваджем и Шаартузом их остановили на блок-посту, которого здесь не было сроду. Солдатики распахнули брезент передней машины – и остолбенели при виде десятка бородатых моджахедов с автоматами. Лейтенант схватился за пистолет – его успокоили ударом по голове.

– Откуда взялись? – вплотную подскочил к нему Сидор-хан. – Кто отдал приказ выставить блок-пост?

– Сидорович? – вскинулся лейтенантик. – Ах, гад!..

И с левой в морду. Если бы он ударил правой, Сидор-хан от удара ушел бы. А с левой не ожидал. Да и собственная фамилия, произнесенная лейтенантом, притупила бдительность.

Упасть он не упал, сел на подножку грузовика. С кровью выплюнул зуб. Передернул затвор «Калашникова».

– Стреляй, гнида! – геройствовал пацан.

Но Сидор-хан на спусковой крючок не нажал. Пожалел сопляка.

Он понял, что пришла пора отправляться на священный хадж. Если о нем уже знает каждый салага с погонами – время. Желанных двухсот тысяч долларов он не наскреб, всего сто семьдесят пять лежат в вещевой клетчатой сумке, такой, с какими челноки шастают по всем просторам СНГ, но это не самая большая беда. С этой сумкой и уйдет. Челнок, бредущий на хадж.

– Ладно, – поставил он автомат на предохранитель, – в рабство продам. Слышь, Расул? Вот этого вот козла – в рабство.

– Якши, командир. Мне продай.

– Тебе?

– Отец старый, больной. Козел будет работать, отец отдыхать. Хороший цепь сделаю, не сбежит.

– Слышь, козел? В горах дури-то у тебя поубавится. На цепи посидишь, как собака. Там и полаешь.

Сопляк задергался в руках моджахедов, из глаз брызнули слезы. Ишь, ярости сколько.

Но если Сидор-хан и продаст лейтенантика в горный кишлак, зуб у него не вырастет. Зардаку из Кремля небось вмиг вставили бы. Да ему никто и не выбьет. А вот доллары, наверно, он собирает. Недаром коробку, вынесенную его людьми из Белого дома, по телевизору до сих пор вспоминают. Пятьсот тысяч зеленых. С их размахом – смешная сумма. Это Сидор-хан из-за каждой сотенной бумажки корячится.

Корреспондентку НТВ с оператором привезли в восьмом часу вечера. Их сопровождали два человека. Сидорхан сразу определил – из спецподразделения. Рослые, уверенные, наглые.

Сидор-хан принял телевизионщиков в гостевом доме. Одет он был в халат и чалму, на руке золотой перстень с рубином, под локтем Коран.

Для мусульманина женщина в любом качестве женщина, и он остался сидеть, когда Елена вошла в комнату. Но и корреспондентка повидала всяких. Нисколько не смущаясь, пристроилась рядом, полистала свой блокнот, подняла черные глаза на командира:

– Будем работать?

– Якши, – свистнул Сидор-хан – и покраснел.

– Зуб? – озабоченно присмотрелась Елена. – Старайтесь поменьше произносить шипящие и свистящие.

– Ладно.

– Где потеряли зуб?

– Шайтанская пуля.

– Это чья?

– Врагов Аллаха.

– Вы ведь русский?

– Я принял ислам и скоро отправлюсь на священный хадж в Мекку. Каждый правоверный должен хотя бы раз побывать в Мекке.

– Вы воюете с правительственными и российскими войсками?

– Это они воюют с моим народом, я лишь его защищаю.

Сидор-хан вспотел. Он не понимал, записывают его или пока лишь репетируют запись. Оператор включал камеру и выключал, заходил с той и этой стороны, был бесцеремонен как с самим Сидор-ханом, так и с Еленой.

– Уважаемая, прошу вас к столу, – попытался он подняться – его усадили на место.

Елена задавала вопросы, прыгая с одной темы на другую. Сидор-хан путался в словах и мыслях, не мог внятно выразить то, о чем надо было сказать в первую очередь – о своем исключительном бескорыстии и приверженности идеям ислама.