Владимир Федоров
ФЕДОРОВ Владимир Владимирович родился в 1965 году в г. Горьком (ныне – Нижний Новгород). Прозаик, драматург, автор нескольких книг прозы и стихов, лауреат еженедельника «Литературная Россия», редактор и издатель культурно-просветительского журнала «Балахна», член Союза писателей России. В 2001 г. вышла его книга «Пасынки января» (Балахна, Библиотека писательской артели «Литрос»).
КРЕЩЕНИЕ РУССКИМ «КЛОНДАЙКОМ»
... и падал не тот снег. Собственно, снег в декабре – дело привычное, однако один на другой не похож. Со стороны теперешний снег смотрится красиво, а для дел насущных был не кстати. Очень.
Деньги кончились, как говорится, еще «послевчера», а послезавтра намечался календарный переход с одного века в другой, даже в другое тысячелетие. Гадко было туда без денег попадать. Неуютно.
Осип Касаткин прожил более сорока пяти лет, собирался протянуть хотя бы еще половину от того иль другого, если получится. Он так размышлял... Жил-то вполне честно, к воровству не приученный, работал всю жизнь, по выражению последней бывшей жены, «как форменный дурак». Таких, как он, ценят особо в России, куражатся как хотят, чтоб затем выбросить как вещь ненужную, лишнюю. Так его с родной стройки и сократили, самым первым; воровал бы, как многие, – смог бы от мастера откупиться, да не случилось.
Приучетился на бирже труда, да сколь ни выходила нужда в работниках, не попадал он в счастливцы: как узнавали, что ему не тридцать пять и даже не сорок, так и отказывали по вполне приличным причинам, но сквозило от них одно – старый больно. Осип даже чаще стал в зеркало себя оглядывать, к бабенкам шальным захаживал силушку проверять – все было крепко... Да не брали. Приходилось перебиваться по-разному: то грузить, то подсоблять в работах соседям или еще что. Большой прибыли эти дела не приносили: лишь на хлеб да табак.
Так бы и бедовал Осип смиренно, но повстречал старого товарища Кольку Блаженцова и от него узнал, что умные люди уж лет по пять горя не знают, очищая окружающее пространство от лишнего цветного металла. Хлопцы рисковые, резвые гребут металлы где попадется, воруют, конечно, и садятся тоже... Однако есть места, где эти самые металлы можно брать вполне «законно», то бишь, свободно, без риска. Спасибо былой оборонной промышленности – наваляла при советской власти много чего, да побросала, где ни попадя.
Немало порассказал Колька товарищу, и выходило с того, что чем дома сидеть оказии с биржи ждать, лучше потрудиться для себя. Тут-то и услышал Касаткин это слово: «Клондайк»... Блаженцов так и сказал:
– Завтра подходи к восьмичасовой электричке. Рванем на Клондайк, хапнем по сотне на Новый год!
Такая перспектива – «хапнуть по сотне» – как говорится, Осипа «грела». О тыщах бешеных и не мечталось, однако как же в Новый год оказаться без бутылешки какой да не выпить за наисветлейшее грядущее? Касаткин вполне искренне, без игры, поблагодарил приятеля и назавтра был готов к «боям». Наработавшись по-разному-всякому, Осип смекнул, что труды предстоят земляные, а в сочетании с морозцем потребуют надежного инструмента. К электричке Касаткин вышел вполне экипированным: в подбитой ватином робе, подкаснике, с ломиком и острющей саперной лопаткой на длинной рукояти. На древке... Не любил он этого понятия! На рукояти, к рукам крепко приноровленной.
Блаженцова еще не было, и Осип закурил, не без интереса оглядев замороженную с ночи платформу...
... осадки фонарного света скупо сыпались с одинокого столба аккурат перед перронным закутком. Тут когда-то была касса, но после трех разбойных нападений «билетерку» закрыли, справедливо решив не экономить на десятке случайных пассажиров. Этим стали пользоваться «металлисты» – их к электричке собиралось с городка человек с пятьдесят. Касаткин даже встревожился, обнаружив такое число конкурентов, однако сзади послышался голос Кольки:
– Не бзди, Ося! Моторный завод в то болото лет тридцать отходы вбивал... Еще копать – не перекопать! Всем хватит.
Осип поздоровался и поинтересовался:
– Так народу много... Уместимся?
Блаженцов прикурил от его сигареты и объяснил:
– Там болото – с километр! Народу в иной день наезжает – только транспарантов не хватает!
– Кого?
– Да лозунгов! Помнишь? Мир, труд, май... Июнь – июль – август... Демонстрация форменная! Чай, там деньги живые дают! Сечешь?
Осип понятливо закивал головой и вслед за приятелем полез в вагон подошедшей электрички.
Там уже было немало по-рабочему одетых людей, заботливо держащих в руках ломы, лопаты да точеные пешенки.
В Домоконцево электричка доставила людей под самый свет. Не-ет, – светло было уже вполне, но настоящее солнце, по-зимнему нехотя, только выбиралось из-за горизонта, словно осторожничая.
На перрон вырвалась дышащая паром и смолящая сигаретными дымами толпа. Электричка быстро ушла дальше, а люди остались. Осип прикинул: никак не меньше ста человек выходило. Колька дернул его за рукав:
– Самогонку будешь?
Касаткин пожал плечами: он собирался работать, и вопрос застал его врасплох. Приятель потянул его к краю платформы, где уже стояла очередь к дородной бабе, обзавернутой во множество пуховых платков. Она малиновой от морозца рукой хватала приходящие деньги, а другой рукой в лохматой рукавице выдавала нужные порции самогонки. Торговля шла более чем бойко. Было недорого.
Блаженцов взял мутную «поллитру» и подмигнул Осипу: «Сервис!» Осип заметил, что у товарки можно было за совершенные копейки к кондовому пойлу прикупить нехитрые бутербродики и соленых огурчиков. Это его почему-то развеселило, хотя выпить отказался. Он мог что-то одно: или пить – или работать.
К месту шли недолго, и оно появилось перед глазами как-то неожиданно.
Где-то в нескольких километрах от болот и перелесков светились окраины поволжского городишка, известного в узких кругах своим как бы засекреченным заводишком. И все это пространство напоминало киношный аэродром после налета вражеской авиации, оно все было измечено воронками-ямами всевозможных форм, глубин, размеров...
Осип даже остановился. Колька тоже встал, сплюнул в снег и пояснил:
– Клондайк... Он самый... Тут не Бразилия – алмазов не найдешь, золотишко тоже не попадалось, а вот алюминий, медяшки – встречаются. Тут отходы с литейки заводской... Грязновато, конечно, но ежели кушать хочешь – переживешь.
Блаженцов пошел дальше, а Осип, что-то задумавшись, поотстал. Откуда-то из-под насыпи к нему выползли два совершенно похмельных мужика.
– На Клондайк?
– Ну... А что? – простодушно ответил Касаткин. Один из мужичков достал из кармана кнопочный ножик и, поигрывая им в режиме открой-закрой, «постановил»:
– Значит, десяточка с тебя, корешок.
Осип дураков не боялся с детства, спокойно перехватив ломик для удобства удара, предложил:
– Поди, возьми!
Мужики такого поворота событий явно не ожидали, к тому же сзади послышался вопль вернувшегося Кольки:
– Ося, вали того, кто с ножом! Другого я прибью! Давай!
Касаткин сноровисто взмахнул ломиком, но мужички резво бросились наутек, а если точнее, сиганули с насыпи и полетели в овраг, кувыркаясь, как куклы, да поойкивая при ударах о землю.
Блаженцов хохотнул:
– Щастливо приземлиться! – потом потянул Осипа за собой, тоже вниз, но на другую сторону, по тропинке.
– Это они одиноких лохов ловят. Шнурки известные... Их уж и били раз пять, раза два чуть не до смерти, а им все мало... Прибьет кто-нибудь... Пошли.
Касаткин не успел ни испугаться, ни удивиться – в сущности, этот эпизод получился вроде как естественным пунктиком дороги на «Клондайк».
На само болото не пошли. Блаженцов отсоветовал, объяснив, что там с полметра вода и копать дюже неудобно. Расположились на пригорке у березок. По-первой Осип взял кем-то уже начатую, но брошенную яму. Дело оказалось простым: алюминиевые отходы от долгой лежки в земле как бы окислялись, грунт вокруг них оббеливался, точно указывая их наличие. С медью было еще проще – она хоть и попадалась значительно реже, но ее определяло щедрое озеленение. Рывший яму до него, видимо, старался мало, или был худоват на силу. Осип, пробив ломиком с полметра мерзлой земли, добрался до податливого лопате грунта и очень скоро стал то и дело сбрасывать в котомку алюминиевые отливки, а в припасенный по совету Блаженцова пакет – всяческие медяшки: проводки, трубочки, плашечки. Медь откладывалась, ее было выгодней сдавать в городе, у базара.