Тогда-то у егеря впервые мелькнула нелепая мысль: «Они нам, людям, мстят…» Сбоку на свежем снегу отчетливо отпечатался широкий разлапистый след. Он не мог спутать его ни с каким другим. Стаю водила Найда.

После этого разъяренный предколхоза раз пять устраивал облавы на отравителей хряков. Убили трех собак. Волчица увела остальных в дальние леса. Всю весну и лето о стае не было ни слуху ни духу. Глубокой осенью, уже по снегу, комбайнеры, доубиравшие подсолнух, наткнулись на свежие кости косуль…

С этим разбоем надо было кончать. Но находились неотложные дела, и егерь все откладывал облаву.

Глава шестая

Венька проснулся до света. Танчура спала, жарко разметав руки-ноги. За годы замужества из девочки-рюмочки она расплылась в зевластую румяную тетеху.

— Хорошего должно быть много, — смеялась она, когда подшучивали насчет ее габаритов.

Егерь почувствовал раздражение на жену. Будто это она была виновата в том, что из области ему спустили двухзначную цифру отстрела лосей. И теперь каждый день с промысловой бригадой он выезжал в лес. Не любил он такую охоту. Но куда деваться. Лесники криком кричат: «Ваши лоси все молодые сосновые посадки поели».

Он на цыпочках прокрался на кухню. Поставил на газ чайник. Оделся. Ружье и рюкзак положил у двери. Но как он ни сторожился, Вовка все равно укараулил. Сонный, хмурый в одних трусишках, вышел на середину кухни.

— Не пойду в садик. Хочу с тобой на охоту.

— Холодно. Вон все окна замерзли. Ты и так ночью кашлял. В санях продует. — Венька взял термос, налил чаю.

— Я с тобой на «Буране». — Вовка крепился, знал, отец слез не любит.

— Там бензина нет.

— Ты все обманываешь. Давай из УАЗа сольем, — всхлипнул малец. — Никогда меня не берешь. Только обещаешь.

— Эт с тобой так. А без тебя каждый раз концерты устраивает, — крикнула из спальни Танчура. — Заколебал!

— Ничо я не устраиваю. — Вовка, передразнивая мать, скорчил рожицу в сторону спальни. — Она тебе, папань, по ушам ездит.

— Во-во, слышишь, как он разговаривает! Давай, быстро собирайся, отец тебя в садик отвезет. Мне некогда. Вчера рыбу свежую завезли, бабки с вечера в очередь пишутся… На минуту задержишься, зев поднимут.

— Не буду свиньям картошку носить. И пол подметать не буду, вот. — Вовка в одном сапоге проковылял к порогу.

— Ты будешь, паразит, собираться? — вскричала Танчура. — Берешь ты его с собой или нет?

Есть еще в мире справедливость.

— Берет, берет! — Вовка в одном сапоге промчался к порогу, спихнул с ноги. — Я валенки надену и два свитера. Мам, где мои треники?

— Шарф не забудь и рукавички!

— Охота на бизонов — моя любимая забава!

— Ну, шило. Ты погляди на него, — засмеялась Танчура. — Захочешь, так не скажешь.

— Папань, давай ключ от сейфа, я патронаш принесу.

— Не патронаш, а патронташ. — Лицо егеря осветила улыбка.

— Вень, ты глянь, по избе летает, — уловила Танчура настроение мужа. — Вовк, может, в садик пойдешь?

— У тебя, мам, проблемы со слухом. — Вовка притащил из кухни унты. Бросил у порога, готовый по одному движению отцовской брови лететь, скакать и мчаться.

— Вот только закашляй у меня вечером, паразит, я тте задам, — пригрозила Танчура, уходя на работу.

— Храни огонь в очаге, женщина! — крикнул в ответ ей вождь краснокожих.

Танчура, улыбаясь, засеменила по тропке в снегу к дороге:

«Окояненок, ведь сморозит, как это: «береги огонь в печке, нет не в печке, в… очаге, женщина. На родную мать — женщина. Ну, шило. Услышит что в телевизоре, все помнит…»

Оставив сына в гараже с охотниками, егерь забежал в детсад предупредить насчет Вовки. У самого входа столкнулся с Натальей. Будто она тут и стояла, ждала его, ласточка сероглазая.

Шалая мальчишечья улыбка осветила лицо егеря.

— Вовку на охоту забираю. А ты что такая пасмурная?

— Нехорошо мне что-то, — Наталья вскинула на егеря заблестевшие слезой глаза. — Ночь не спала.

— Вечером после работы на наше место приходи. Буду ждать.

— Не надо, Вень, — показалось, будто всхлипнула. — Не приду.

— Все, я буду ждать. — Егерь заспешил к гаражу: «Ах, эти серые глаза, кто их полюбит, тот потеряет навсегда покой и сон…»

Теперь они встречались редко. Но с каким бы плохим настроением она ни приходила на свидание, Веньке всегда удавалось разогнать тучи. Его будто кто подталкивал под руку сорвать с седой головы шапку, подкинуть кверху. Распахнул на обе стороны двери гаража:

— Кого ждем, санитары природы!? Вовк, где у тя варежки? С дядей Сашей в кабине поедешь.

— Я на «Буране» хочу!

— Знаешь, парень, твои капризы тут не пройдут. Ну-ка, быстро в кабину!

— Чего, Вован, отец ругается? — Тракторист подхватил мальца под мышки. Плюхнул на сиденье.

— Пользуется правом сильного, — набычился младой охотник.

— Ну ты, Вовка, академиком станешь, — осиляя грохот гусениц, прокричал тракторист.

За селом в поле мело. Когда порывы ветра стихали, проглядывала далекая гтолоска леса. Охотники горбились на нырявших за трактором санях спиной к поземке.

Вовка до слез в глазах вглядывался в ворочавшуюся за стеклом мешавень. Раза два стукнулся о лобовое стекло, сквозь шапку, небольно.

— Волк, дядь Саш, волк! — закричал он, тыча варежкой в вынырнувшее из поземки черное пятно, которое мчалось наперерез трактору.

Тракторист замотал головой, засмеялся. Минута, и волк превратился в отца за рулем «Бурана». Охотники поспрыгивали с саней, окружили егеря.

— В Горелом лесу от дороги три захода, утрешние. Ночью в соснах кормились. Выходных следов нет. В осиннике лежат, — растирая ладонями замерзшее на ветру лицо, говорил отец. — От оврага номера расставим, а загонщики с просеки толкнут их. Стрелять только быков. Лосих пропускать.

Вовка оглядывался на припущенный снегом темный сосняк. «И чего это отец так громко кричит? Услышат лоси и убегут… Все его слушаются, как мы Наталью Ивановну…»

Дядя Саша направил трактор по узкой просеке. Ветви скребли по кабине, хлестали в лобовое стекло так, что Вовка опасливо закрывался рукой. Потом привык. Поглядывал на тракториста: «Да от такого рокота на весь лес все звери разбегутся». Охотники по одному на ходу спрыгивали с саней, становились к деревьям, оттаптывали снег.

Когда расставили стрелков и завезли загонщиков, дядя Саша отогнал трактор на опушку, расчехлил ружье.

— Карауль, Вовка, трактор. Если что, палкой лосей отгоняй. — Засмеялся и пропал за соснами. В наступившей тишине Вовка слышит, как шумит лес. Показалось, что люди бросили его здесь навсегда и никогда не вернутся. Он выбрался из кабины. Лицо прохладно осыпало снежной пылью. Утопая в снегу, он доплыл до саней. Взобрался на них. Где-то далеко хлопнул выстрел, и тут же лес зазвенел, заухал, закричал: «Хоп-хоп-хоп… Ая-я-я-а-ай!.. А-л-л-я-а-ля-а-а!..» Раскатисто перекликались голые дубы с укутанными в белые шубки сосенками.

Совсем близко под соснами мелькнуло что-то темное, потом еще и еще.

«Волки!» — заколотилось ребячье сердчишко. Он таращил глазенки на бегущих в его сторону зверей. Один за другим, утопая в снегу, они машками выбрались на опушку леса. Вытянулись цепочкой. Спереди бежал волк, мелькал белой лапой.

— Найд-а-а! Найдочка-а! — закричал Вовка. — Ко мне! Ко мне, Найда!

Звери шарахнулись от крика. Волчица вдруг остановилась, повернулась всем корпусом на крик. Вовке показалось, что она двинулась, было, к нему. Но дорогу ей преградила рыжеватая овчарка. Стая скрылась в овраге.

— Чего кричал? — Голос за спиной испугал Вовку сильнее, чем стая. Дядя Саша вышел из сосен, весь обсыпанный снегом.

— Думал, волки, а там Найда со своими друзьями пробежала. Я звал. Если бы она одна была, она бы подошла. — Вовка вздохнул. — Скажу папке, на «Буране» догоним. Домой заберем.

— Раз собаки бегают, никаких лосей тут не будет. — Тракторист положил на солому ружье, закурил. Вкусно запахло махоркой. И тогда в лесу загремели выстрелы…