А где-то

под сводом стеклянных аркад,

Уже предугадывая потерю,

Девушка спросит:

«Ты веришь в закат?»

И юноша-скептик ответит:

«Не верю».

А где-то

художник-абстракционист,

Вообразивший, что небо —

синее,

Что бывает луна, —

на синий лист

Наклеивает

кружок алюминия.

И в обсерватории

уединённой,

Как будто

навек

к телескопу примёрз,

В черную

бездну

смотрит учёный

И ждет

второго

пришествия

звёзд.

Послушай, я всё скажу без утайки.

Я жертва какой-то дьявольской шайки.

Послушай — что-то во мне заменя,

В меня вкрутили какие-то гайки,

Что-то вмонтировали в меня.

Впервые почувствовал я подмену,

Когда мне в окно провели антенну,

Когда приемник вносили сюда.

Как будто втащили Лондон и Вену,

И Рим и Москву — и все города!

И поползли на меня через стену

Змеями черными провода.

Послушай, сперва добрались до слуха

И стали мне перестраивать ухо,

Взялись сверлить, и долбить, и вертеть.

Что-то в ушах моих щелкнуло сухо:

Слух мой включили в общую сеть.

И вот в мои слуховые каналы

Вломились все позывные сигналы,

Разом крутиться пластинки пошли,

Заговорили вразброд, как попало,

Радиостанции всей земли.

И отключили от Божьего мира

Душу мою — моего пассажира.

Послушай, я скоро прибором стану,

Уже я почти что не человек,

В орбиты мне вставили по экрану,

И я уже не увижу поляну,

Я не увижу звезды и снег.

А будут на пленочной амальгаме,

Где-то под веками мельтеша,

Экранные люди в джазовом гаме

Выкидывать сплющенными ногами

Остервенелые антраша.

Пойми, мне помощь нужна до зарезу,

Пойми, я больше так не могу,

Меня опять готовят к протезу,

Уже протянут холод железа

Где-то в бедном моем мозгу.

Я знаю их адские выкрутасы,

Знаю, к чему это клонится всё,

Они мне сердце хотят из пластмассы

Вставить и вынуть сердце моё.

И никуда я от них не укроюсь,

От них никуда мне не увильнуть.

Мой пассажир оставляет поезд.

Порожняком я трогаюсь в путь.

Я даже смерти не удостоюсь.

Мне запретили отныне и впредь

По-человечески вспыхнуть, то есть

По-человечески умереть.

Ни ангельских крыльев, ни эмпиреев,

Ни райского сада, ни звездных люстр,

А просто иссякнет заряд батареи,

И я, как машина, остановлюсь.

Я вывеску приколотил:

— Лавка ночных светил —

Я нанизал, как бусы,

Луны на все вкусы.

— Печальные анонимы,

Апологеты уныния!

— Совершенно незаменимый

Месяц из алюминия!

У него замашки

Дагестанской шашки!

Занесен он наголо

Ослепительно светло.

А на левом фланге

Месяцы — бумеранги.

Как паутинки,

Тонки и робки

Месяцы — льдинки,

Месяцы — скобки.

Рядом на полке

Месяцы — щёлки.

Месяц — хрусталик,

Месяц — крючок,

Месяц — рогалик,

Месяц — стручок.

Выточен плотно,

Тяжек, упруг,

В тучах — полотнах

Месяц — утюг.

Кто о месяце этом

Вспомнит добром,

Он висел над кацетом

Человечьим ребром.

Вы видите, луна красна,

Вся в облачном угаре,

Как будто бы всю ночь она

Гуляла на пожаре.

Отходящие ко сну,

Любители томления,

Хотите, доведу луну

До белого каления?

Сочинять надоело,

Столько лет потерял.

Ликвидирую дело,

Продаю матерьял.

Месяца светящийся фаянс.

Отблески на крышах и антеннах,

Окон неоконченный пасьянс,

В сумерках разложенный на стенах.

Лампа загорается в окне,

Точно свет нисходит благодати,

И плывут, как в золотом вине,

Тени на сияющем квадрате.

Мне не раз казалось, что они —

Только дрожь потусторонних планов,

Кто-то резко выключит огни,

И они исчезнут, в камень канув.

И я сам поставлен под стекло

Высоко, почти под самой крышей,

Чтоб сиянье города вошло

В хрустали моих четверостиший,

Чтоб душа могла маячить так,

Как реклама на вечерней вышке,

То мгновенно прятаться во мрак,

То бросать оранжевые вспышки.