Изменить стиль страницы

— Ну хорошо, — сказал я, предлагая ему сигарету, которую он, закончив читать, прикурил от моей, — вы поняли, что, как я вам и говорил, ваша семья была обеспокоена, но, к счастью, я вижу, что это было напрасно.

— Нет, — ответил он мне с грустью в голосе, — вовсе нет. Я совсем не болен, это верно, но у меня довольно большое горе, которое усугубляется от мысли, что, страдая здесь, я заставляю там страдать брата.

— То, что вы говорите, я уже слышал от господина Люсьена. Дабы поверить, что эта правда, а не его домыслы, я сейчас действительно получил тому достаточно убедительное доказательство. А вы сами, месье, уверены, что недомогание, которое там испытывает ваш брат, вызвано именно вашими страданиями здесь?

— Да, месье, совершенно уверен.

— Тогда, поскольку ваш утвердительный ответ еще больше заинтересовал меня в том, что же с вами случилось, то позвольте вас спросить, поверьте, не из праздного любопытства, это несчастье, о котором вы только что говорили оно уже прошло или как-то улаживается?

— О, Боже мой! Знаете ли, месье, — сказал он, — даже самые тяжелые переживания притупляются со временем. И если какой-нибудь несчастный случай не разбередит мое сердце, то оно, конечно, покровоточит какое-то время и в конце концов заживет. А пока примите еще раз мои благодарности и позвольте мне иногда приходить к вам беседовать о Суллакаро.

— С превеликим удовольствием, — сказал я, — а почему бы нам прямо сейчас не продолжить разговор, который интересен и вам и мне? Подождите, вот мой слуга, который собирается объявить мне, что завтрак готов. Доставьте мне удовольствие и съешьте вместе со мной отбивную, и мы побеседуем в свое удовольствие.

— К сожалению, это невозможно. Вчера я получил письмо от министра юстиции, который просит меня сегодня в полдень быть у него в министерстве, и вы прекрасно понимаете, что я, начинающий бедный адвокатик, не могу заставить ждать такую важную персону.

— Возможно, он вас вызывает по делу Орланди и Колона.

— Я вполне допускаю это, тем более что, как мне пишет брат, распри закончены…

— … в присутствии нотариуса. И я вам могу сообщить подробности: я подписал контракт как поручитель за Орланди.

— Да, мой брат написал мне об этом в нескольких словах. Послушайте, — сказал он, доставая свои часы, — уже почти полдень, и я должен прежде всего объявить господину министру юстиции, что мой брат сдержал данное мной слово.

— Совершенно точно. Если нужно, я могу подтвердить.

— Мой милый Люсьен! Я прекрасно знал, что, хотя это было для него неприятно, он сделает, раз обещал.

— Да, и нужно быть ему особо признательным, ибо я знаю, чего ему стоило уладить дело.

— Мы поговорим о корсиканских делах позже… Вы ведь прекрасно понимаете, какое для меня счастье хотя бы мысленно вновь повидать вызванных вашими воспоминаниями мою мать, брата, мою страну! И если вы мне скажете, когда вам будет удобно…

— Сейчас довольно трудно сказать. В первые несколько дней после возвращения я почти не буду находиться дома. Но, может, вы мне сами скажете, где вас можно найти.

— Погодите, — задумался он, — ведь завтра традиционный зимний бал-маскарад в Опере, не так ли?

— Завтра?

— Да.

— Ну и что?

— Вы собираетесь туда?

— И да, и нет. Да, если вы назначите там мне встречу, и нет, если не будет какой-то определенной цели.

— Мне же нужно туда пойти, я даже обязан это сделать.

— А! Понятно! — усмехнулся я. — Теперь ясно, почему вы говорили, что время притупляет самые тяжелые несчастья и что рана в вашем сердце зарубцуется.

— Вы ошибаетесь, возможно, я иду туда, чтобы обрести новые страдания.

— Ну, так не ходите.

— Но разве все на свете делают то, что хотят? Я вовлечен в это помимо моей воли; и иду туда, куда меня влечет судьба… Было бы, конечно, лучше, если бы я туда не пошел, я это прекрасно знаю и все-таки — пойду.

— В таком случае, завтра в Опере?

— Да.

— Во сколько?

— В половине первого, если вас это устроит.

— А где?

— В фойе. В час у меня свидание под часами.

— Договорились.

Мы пожали друг другу руки, и он быстро вышел.

Часы вот-вот должны были пробить полдень.

Весь остаток дня и следующий день я был занят теми неизбежными визитами, которые обязан наносить человек, только что вернувшийся из восемнадцатимесячного путешествия.

А вечером, в половине первого, я был на месте свидания.

Пришлось некоторое время подождать Луи. Он шел вслед за маской, которую, казалось, узнал, но маска затерялась в толпе, и он не мог ее отыскать.

Я хотел поговорить о Корсике, но Луи был слишком рассеян, чтобы поддержать столь серьезную тему. Его глаза были постоянно сосредоточены на часах, и внезапно он меня покинул, проговорив:

— Ах, вот мой букет фиалок!

И он стал пробираться через толпу к женщине, которая действительно держала в руках огромный букет фиалок.

Поскольку для удовлетворения гуляющих в фойе были всевозможные букеты, то со мной заговорил букет камелий, обратившийся с поздравлениями по поводу моего счастливого возвращения в Париж.

К букету камелий присоединился букет из бутонов роз.

К букету из бутонов роз — букет из гелиотропов.

Я общался уже с пятым букетом, когда повстречал Д.

— Ах, это вы, мой дорогой, — воскликнул он, — добро пожаловать, вы очень удачно появились: у меня сегодня ужинают такой-то и такой-то (он назвал три или четыре имени наших общих знакомых), и мы рассчитываем на вас.

— Очень признателен, милейший, — ответил я, — но, несмотря на большое желание принять ваше приглашение, я не могу этого сделать. Видите ли, я здесь не один.

— У меня так заведено: каждый гость вправе привести с собой кого захочет. Итак, договорились, на столе будет шесть графинов с водой, предназначенных лишь для того, чтобы букеты не завяли.

— Что вы, мой друг, вы ошибаетесь, у меня нет букета для ваших графинов: я здесь с другом.

— Ну, тем лучше, вы же знаете поговорку: «Друзья наших друзей…»

— Этого молодого человека вы не знаете.

— Так мы познакомимся.

— Я передам ему ваше приглашение.

— Хорошо, но если он откажется, приведите его силой.

— Я сделаю все, что смогу, обещаю… В котором часу вы садитесь за стол?

— В три часа, и, поскольку мы будем там до шести, у вас достаточно времени.

— Хорошо.

Букет незабудок, который, возможно, слышал окончание нашего разговора, взял Д. под руку и удалился с ним.

Через несколько минут я встретил Луи, который, по всей вероятности, уже объяснился со своим букетом фиалок.

Отделавшись от назойливых масок, я взял под руку Луи.

— Итак, — спросил я, — вы узнали что хотели узнать?

— Да, но вам же известно, что на маскированных балах, как правило, вам отвечают так, чтобы оставить в неведении.

— Мой бедный друг. Извините, что я вас так называю, но мне кажется, что я знаю вас с тех пор, как познакомился с вашим братом… Видите ли… Вы несчастны, не так ли?… В чем дело?

— О, да ничего особенного.

Я понял, что он хочет сохранить свою тайну и замолчал.

Мы сделали два или три круга в молчании — я достаточно безразлично, поскольку никого не ждал — он все время настороже, разглядывая каждый маскарадный костюм, который попадался нам на глаза.

— Погодите, — сказал я ему, — знаете, что вам предстоит сделать?

Он вздрогнул как человек, которого оторвали от его размышлений.

— Я?… Нет!.. Что вы говорите? Извините…

— Я предлагаю вам отвлечься, в чем, мне кажется, вы нуждаетесь.

— Как?

— Пойдемте ужинать к одному моему другу.

— Да нет, ну что вы… Я буду слишком тоскливым сотрапезником.

— Там будет весело, и вы отвлечетесь.

— Но я не приглашен.

— Вы ошибаетесь, вы приглашены.

— Это очень великодушно со стороны хозяина, но, честное слово, чувствую, что недостоин…

В этот момент мы столкнулись с Д. Он был очень увлечен своим букетом незабудок.