Я выслушал самые разные чудесные признания от хоккеистов, и это было волнительно. Иногда у меня чуть не выступали слезы. Я думал: «Да, жаль, что этот вечер не состоялся много раньше». Варламов, наш капитан, подошел и сказал: «Я просто хочу сказать Вам, от имени всех ребят, мы слышали, что вы, может случиться, не останетесь в команде, и все парни, даже те, кто, возможно, уйдет в другие клубы, действительно хотели бы, чтобы Вы остались».

Вечер оказался потрясающим. Мне очень понравилось. Обычно я ухожу с таких мероприятий рано, но сегодня я увидел, что все веселятся и так хорошо общаются, что я решил остаться. Это был наш последний совместный вечер, и он прошел великолепно. Было много руководителей ММК, с женами. Малкин танцевал и весело проводил время — давление с него, наконец, было снято. Выступил мэр, поздравил нас с бронзой. Также выступил вице- президент ММК (Рашников был в Питтсбурге, покупал сталеплавильный завод). К тому времени, когда я пошел домой, я уже вполне смирился с результатом. На такой стадии плэй- офф выбор среди остающихся четырех команд невелик, поэтому серии разворачиваются очень упорные. У меня вовсе не такие же ощущения, какие были, когда я тренировал Flames, например, и когда мы проиграли все те овертаймы в плэй-оффе Ванкуверу и Сан-Хосе. У нас ничего не осталось в запасе. Мы опустошили свои баки. Всё равно досадно, когда ты находишься так близко и упускаешь шанс сыграть в финале, но мы отдали всё, что у нас было. Все матчи, что мы проиграли, мы проиграли в дополнительное время, и в каждом из них у нас было 2–3 хорошие возможности выиграть — но мы просто не смогли забить. Мы весь год здорово играли в формате 4х4, но в двух из этих матчей мы допустили индивидуальные ошибки, которые дорого нам обошлись. Так, к сожалению, иногда бывает в хоккее.

8 апреля

Мне предстоит, и очень скоро, принять решение. В понедельник у меня будет встреча с Величкиным для обсуждения вопроса, остаюсь я в клубе или нет. Мне понравился этот год, но хочу ли я повторить? Не знаю. В этом году для меня существовала некая интрига, некое очарование. В следующем сезоне, если я вернусь, я уже буду знать базовые правила. Я буду знать тренерский штаб. Буду больше знать лигу. И все это будет преимуществом. Но я частично удовлетворил свое любопытство, поэтому испытываю колебания. Тренировать на иностранном языке — очень тяжелая работа, потому что требуется быть очень хорошо подготовленным.

Мне всегда приходилось предварительно говорить с Игорем Королевым, чтобы убедиться, что моя мысль понятна ему, потому что, если он ее не поймет, ее гарантированно не поймут и остальные хоккеисты. Всё же, я могу и остаться, потому что в финансовом плане это очень даже имеет смысл. Это фактор, который мне придется учесть. Мне 58 лет, в конце концов, и после какой-то черты приходится обустраивать себе гнездо на будущее. Я подписывал контракт на два года, но подразумевалось, что после первого года они посмотрят, подхожу я клубу или нет, и у меня была бы возможность оглянуться и принять свое решение.

В пятницу, перед тем, как идти домой, я поговорил с Малкиным, просто узнать его мысли. Он знает, что может заработать гораздо больше в России, но не очень озабочен этим обстоятельством. Прежде всего, и это главное, он — хоккеист. Я удивлюсь, если он не уедет в Питтсбург; я думаю, он хочет ответить на вызов — поиграть с этими парнями из НХЛ. И ему понравилась Олимпиада. Когда я спросил его, что там произвело на него самое большое впечатление, он ответил: «О, хоккеисты». Я надеялся, что он ответит что-нибудь подобное.

Он благоговел перед их профессионализмом — именно это слово он употребил. Он сказал, что после матчей они делали упражнения на растяжку и крутили велотренажер, и у него понятия не было, что профессиональные хоккеисты так преданы своему делу. Он сам очень предан хоккею, но думаю, он представлял себе, что жизнь в НХЛ — это большие автомобили, бифштексы на ужин и красивая одежда. Вместо этого он увидел, что эти парни относятся к хоккею как к профессиональной карьере, и что они ежедневно делают множество мелочей, позволяющих им выступать столь хорошо и постоянно. Вот такие впечатления он привез домой с Олимпиады, я меня обрадовало, что он усвоил этот урок столь хорошо…

Эпилог

1 июня

Казань, с моим старым другом Зинатуллой Билялетдиновым за скамейкой и Фредди Брэзуэйтом в воротах, стала чемпионом Суперлиги. Через две недели после того, как мы с Линдой вернулись домой, они вынесли Омск в три матча. Омск, как мне рассказали, после нас был никакой; они проиграли две первые игры на выезде и покорно сдались в последнем матче дома.

Итак, Казани, во время локаута потратившей миллионы на игроков НХЛ в надежде выиграть чемпионат к тысячной годовщине Республики Татарстан (так у автора, на самом деле — 1000-летие города Казань, — прим. пер.), пришлось довольствоваться чемпионством на своем тысяча первом году. К тому времени мы с Линдой проводили отпуск в Финиксе, свозили внуков в Дизнилэнд и смотрели окончание плэй-офф в НХЛ.

Когда я оглядываюсь назад, на эту свою безумную авантюру, вижу, что очень многие вещи, которые беспокоили меня в связи с поездкой в Россию, оказались преувеличенными. Проблема перевода разрешилась очень быстро. Это вообще не было особенной проблемой. К концу я выучил некое количество русских слов и выражений и мог читать вывески. Я знал, что мне придется немного поучить язык, иначе я оставался бы в полном мраке, и меня бы это никак не устроило. Поэтому я сделал для себя небольшую карточку с кириллическим алфавитом и всякий раз, сидя в автобусе и видя какую-либо надпись, я доставал эту карточку и читал по буквам. За пару месяцев я освоил эти буквы, и, хотя с парой из них у меня всегда были трудности, через некоторое время я вполне хорошо читал. А вот разговорный русский язык может быть очень труден для восприятия, но удивительно, как, в конце концов, слух приспосабливается. Я не распознавал все слова, но мог слушать разговор и понимать по его ходу достаточно, чтобы схватить суть. Иногда, когда мы вместе находились на льду, и я догадывался, что мои помощники собирались спросить, я отвечал им до того, как вопрос переводился на английский. Было забавно. Они не ожидали. Через какое-то время я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно, без переводчика, выходить в город. Даже со своим ограниченным знанием кириллицы я мог понять, куда я шел, читая названия улиц и прочие вывески. Так что, чуть-чуть изучив язык, я мог больше управлять своей повседневной жизнью.

Когда я впервые приехал в город, все меня предупреждали насчет мер предосторожности. Но, как только я научился читать вывески и обходиться самостоятельно, я расслабился. Не думаю, что когда-либо особенно беспокоился о безопасности. Иногда мы возвращались домой с выезда часа в четыре утра, и автобусом нас довозили до дворца спорта. Поскольку до моей квартиры было всего метров пятьсот, я говорил: «Игорь, я дойду пешком». Он в ответ: «Нет-нет, нельзя пешком». Он нервничал, если я шел домой пешком, а у меня вовсе не было никакого беспокойства. Ну, кто там, в Магнитогорске, может попасться на улице темной зимней ночью, в 4 часа?

Когда я впервые приехал в Россию, я думал, что достаточно много знаю об их тактике и подготовке, но мне всегда было интересно — а что же бывает за кулисами? Какая внутренняя жизнь в этих командах? Что творится за закрытыми дверями? Были ли они все как Сергей Макаров, который, как только тренировка заканчивалась, просто исчезал и жил своей жизнью?

Мне также было интересно распределение определенных ролей среди хоккеистов. В Северной Америке всегда бывает распределение ролей. Не у всех в команде одинаковая мера таланта, поэтому начинаешь расставлять людей по ролям. В России Малкин является топовым игроком первой тройки, но у меня и в четвертом звене центр — тоже весьма мастеровитый хоккеист. В Северной Америке парни из первой и второй троек умелые и талантливые, а в третьем-четвертом звене — не настолько, поэтому приходится решать этот вопрос. Они не могут играть так же, как играют два первых звена. Поэтому уяснение ролей — вот что нам было необходимо проработать, попытаться убедить некоторых парней, что от них мы ждем другое.