Нелидова эта мысль не оставляет: ведь тяга Владимира Сергеевича к католицизму известна, а вместе с тем философ обратил внимание на одну из самых темных сторон католичества. В чем дело? По мысли В. Нелидова, дух великого мыслителя не перенес "решения свободного и веры свободной" и готов был "вручить совесть" именующему себя Наместником Христа. «Странно и грустно, что и Соловьев не перенес "мучений свободы", предрекаемых людям "Великим Инквизитором"»145.
Владимир Сергеевич Соловьев прожил короткую и яркую жизнь. Он "был остановлен на бегу". Умирал он в подмосковном имении "Узкое" своего друга князя Петра Николаевича Трубецкого. Княгиня Прасковья Владимировна Трубецкая рассказывала, что Соловьев просил ее: «Не давайте мне засыпать… Заставляйте меня молиться за Израильский народ… Мы так виноваты перед ним". И стал громко и отчетливо читать псалмы по-еврейски. Последние его слова были "Шма Исроэль" ("Слушай, Израиль" – мистическая форма обращения к Богу; т. е. в этот момент Соловьев считал себя иудаистом). Те, кто знал Владимира Сергеевича и его глубокую любовь к еврейскому народу, поймут, что эти слова не были бредом"146.
Смерть Владимира Соловьева вызвала поток некрологов и статей в периодической еврейской прессе. Еврейство России с горечью оплакивало преждевременную смерть своего защитника. 12 ноября 1900 г. на собрании "Общества распространения просвещения между евреями" в синагоге был совершен молебен по умершему почетному члену Общества. Раввин, д-р философии А.Н. Драбкин, произнес речь, посвященную памяти усопшего. Речи произнесли также известный физиолог Н.И. Бакст и этнограф и историк М.И. Кулишер. Последний напомнил, что, принимая звание почетного члена Общества, Владимир Соловьев заявил депутации: "И настанет день, когда все народы пойдут за Израилем". Для увековечения памяти B.C. Соловьева было решено учредить при училище 4 стипендии и повесить его портрет в рекреационном зале училища"147. Ф.Б. Гец обратился в журнал "Вопросы философии и психологии" с просьбой опубликовать статью об отношении Вл.
Соловьева к еврейскому вопросу, которая и появилась в кн. I за 1901 г. Друг Соловьева и редактор журнала С.Н. Трубецкой ответил Гецу чрезвычайно любопытным письмом, которое мы приводим с факсимиле немецкого издания книги Геца о Вл.
Соловьеве:
"Милостивый Государь.
Приношу Вам искреннюю благодарность за Вашу прекрасную статью, которая послужит истинным украшением нашего журнала и доставит величайшее удовольствие как всем друзьям B.C., так и всем друзьям еврейского народа. Статья Ваша не вызвала возражений со стороны цензуры, которая испугалась реферата B.C. за 1891 г. и задержала было книжку, но выпустила по приказанию Главного Управления.
Примите уверения в искреннем моем уважении и глубокой симпатии. Кн. С. Трубецкой"148.
Удивительно при этом, что одно из произведений В. Соловьева сыграло некоторую роль для становления мифа о жидо-масонском заговоре. Речь идет о "Трех разговорах", а точнее – о повести об Антихристе, включенной в "Три разговора".
Менее всего Владимир Соловьев во время написания этого произведения думал, что оно может нанести ущерб народу Библии. Превратно понятая антисемитом С. Нилусом "Повесть об Антихристе" вошла в свод литературы, на которой основывается идея Нилуса о всесветном правительстве. Повторимся, вины Владимира Сергеевича в этом нет: творения художников зачастую живут автономной, независимой от воли автора жизнью149.
Любопытно, что в начале советской власти, видимо, стараниями А.В. Луначарского, Владимира Соловьева решили "не сбрасывать с корабля современности", а, более того, поставить ему памятник, как и ряду выдающихся революционеров, общественных деятелей, писателей, философов. Список, составленный Народным комиссариатом просвещения, обсуждался на заседании Совета Народных Комиссаров 30 июля 1918 г., где, естественно, среди прочих имя Владимира Соловьева было исключено150. Кстати, среди писателей на втором месте (после Л. Толстого) стоит Федор Достоевский, тоже нелюбимый большевиками, но оставшийся в списке, однако отсутствует "седовласая кающаяся Магдалина" – Тургенев. Из других имен любопытно присутствие на 19 месте (всего было 20) масона Новикова, факт, знаменующий для неких кругов связь большевизма с жидо-масонством, а также Григория Сковороды (просмотрели комиссары – богослов и предок исключенного Соловьева), а из композиторов – Скрябина, вероятно, за попытку заглянуть в иной мир…
Нельзя сказать, что в годы советской власти имя Владимира Соловьева было совершенно предано забвению. Были некоторые публикации в начале 20-х годов, затем в "Литературном наследстве" печатались его письма, да вышел сборник стихов в большой серии библиотеки поэта в 1974 г. Под "хитроумной" рубрикой "Проблема научного атеизма" появилась весьма толковая статья в журнале "Философские науки"151.
Ну и понятно, что история русского символизма без Соловьева не рассматривалась.
Но в монументальную пропаганду в обход решения Совнаркома Владимир Сергеевич вошел спустя 50 лет. Тогда небезызвестный художник Илья Глазунов изобразил Соловьева на гигантском полотне под неудобопроизносимым названием "Вклад народов СССР в мировую культуру и цивилизацию". Панно было исполнено для здания Юнеско в Париже в 1980 г., и каждый мог убедиться в том, что вклад народов СССР был неравноценен. Русский народ представлен такими гигантами (в том числе и по размеру изображения), как Достоевский, Пушкин; украинцы – одним гением средней величины – Шевченко; литовцы – крохотным Чюрленисом; белорусов нет (то ли за неимением гения, то ли по отсутствию оной национальности); евреи – микроскопическим Шолом Алейхемом, представителем единственного народа, не имеющего союзной республики. Нашлось место и Владимиру Сергеевичу – средний портрет, меньше Чайковского, но равный Бунину.
В 1925 г. исполнилось четверть века со дня смерти Владимира Соловьева, и этот печальный юбилей был отмечен и в еврейской прессе. Обращают на себя внимание статьи профессора В. Сперанского и профессора В. Строева. В дополнении к своей статье профессор Строев приводит личные воспоминания об одной импровизации Владимира Соловьева на тему еврейской истории. Вернувшись домой, Строев по памяти восстановил текст, который, конечно же, грешит словесными неточностями и иногда хромает в размере. В любом издании стихотворений Владимира Соловьева мы бы поместили данную импровизацию в разделе Dubia. Вот небольшой рассказ В.
Строева и само стихотворение: «Происхождение нижеследующего стихотворения таково.
Как я имел случай указать (см.: Рассвет. Париж, 1925. № 50) в своем докладе о B.C.
Соловьеве, он любил импровизировать в стихах из Библии и Агады. Я слышал его импровизацию на указанную тему и, вернувшись домой, по памяти восстановил ее. Я заполнил те пробелы, которые не мог запомнить, так что за буквальную точность ручаться не могу. Это стихотворение не вошло в число его напечатанных.
Проф. В. Строев.