Чтобы окончательно добить его, я сказала:

— Ну, не буду вам больше мешать. Желаю приятно провести время. Уже поздно, а у меня еще столько всяких дел…

Ромек попытался заикнуться, что он также спешит, но я не дала ему закончить и вышла.

Через полчаса после обеда он позвонил мне и спросил, можно ли со мной встретиться.

Я сказала:

— Ну конечно, Ромек. Буду очень рада. Панна Норман в это время отдыхает у себя. Так что, ты можешь воспользоваться этим временем.

В его голосе чувствовалась почти ярость:

— Меня нисколько не волнует распорядок дня панны Норман. И мое время от нее никак не зависит.

— Не понимаю, зачем ты хочешь скрыть отношения с такой очаровательной особой, как панна Норман. Я полностью одобряю твой выбор.

Я уже подумала, что перехватила. Он с полминуты молча держал трубку. Пожалуй, колебался, не прервать ли на этом разговор. Но желание убедить меня взяло верх.

Он сухо спросил:

— Ты можешь принять меня сейчас?

— Пожалуйста. Я буду ждать тебя через четверть часа. Мне нужно немного приодеться, чтобы избежать досадного контраста…

Он перебил меня:

— Хорошо, я буду через четверть часа.

Вот забавный! Однако я не стану уверять, что он мне совсем не нравится. У него несгибаемый характер настоящего мужчины. Тем лучше. Невелика заслуга получить такого, который прибежит по первому знаку любой пустышки. Я никогда не была сторонницей легких побед. Но тут уперлась на своем, потому что к игре присоединилась эта женщина. Я готова поклясться, что между ними ничего нет, но все же хоть немного она ему, видимо, нравится. И он ей нравится, это несомненно. Пресыщенные женщины таких любят. Я ведь видела, как она на него смотрит. Некоторое время я даже думала, не прибегнуть ли мне к другой тактике. Если бы она заинтересовалась им серьезно, то, может, оставила бы в покое Яцека. Но, в конце концов, я рассудила, что такая женщина серьезно им не заинтересуется. А отрекшись от него, я только признаю ее превосходство.

Ромек был, как всегда, страшно пунктуален.

Он успел овладеть собой и поздоровался со мной совершенно спокойно. За окном уже начало смеркаться, и я зашторила окна — искусственное освещение всегда помогает создать интимное настроение. Затем велела горничной принести кофе, а Ромека любимый коньяк у меня был припасен заранее.

Он пристроился в неудобном кресле, прокашлялся и сказал:

— Прежде всего, я хочу объяснить, почему не пришел тогда…

Я перебила его:

— Оставь, Ромек. Я не имею права требовать от тебя никаких объяснений. Признаюсь, мне было немного обидно, потому что… Видишь, я даже приготовила для тебя коньяк… Но разве можно заставить человека, чтобы он отдавал тебе предпочтение перед тем, кто ему милее!

Он попытался улыбнуться:

— Стрелы твоей раздражительности, Ганечка, не могут меня поразить, я уверен, что ты и сам не веришь серьезно в то, что говоришь.

— Серьезно? — удивилась я. — Но я вовсе не говорю, что твоя дружба с мисс Норман такая уж серьезная.

— Ни о какой дружбе не может быть и речи.

— Ах, не важно, как это назвать. Скажем — liaison (Связь (франц.).)

— Тем более нет.

Я улыбнулась примирительно.

— Оставим этот разговор. Он тебя раздражает, да и, в конце концов, даже неделикатно с моей стороны вмешиваться в твои дела. А заинтересовалась я этим лишь потому…

— Господи! Да ничего тут нет! Просто мы познакомились с этой женщиной и изредка катаемся вместе на лыжах. Вот и все.

— Охотно верю тебе, Ромек. Хотя сама она говорила о тебе несколько иначе.

— Я не могу нести ответственности за то, что кто-то обо мне скажет.

— Ой, какое громкое слово, — засмеялась я. — Ответственность! Думаю, мисс Норман не очень обрадовалась бы, если бы узнала, что ты так горячо и решительно от нее открещиваешься, как от какого-то злого духа. Лично я считаю, что она обаятельная и вполне приличная дамочка. Знаю и еще одно: она очень богата. Так что не было бы ничего удивительного, если бы молодой мужчина твоего возраста заинтересовался такой женщиной.

— Конечно. Ничего странного не было бы. Но я ею не заинтересовался. Я не могу флиртовать с женщинами. И ты хорошо знаешь почему…

— Я?.. И понятия не имею.

Он опустил глаза и сказал:

— Если бы я даже никогда не говорил тебе об этом, ты и так должна была бы знать.

Принесли кофе, и нам пришлось прервать разговор. Когда горничная вышла, я сказала:

— Я знаю, на что ты намекаешь. Ты утверждаешь, что любишь меня. Я много думала об этом. И знаешь, к какому выводу пришла?.. Что твое чувство ко мне никак нельзя назвать любовью.

Губы его шевельнулись в ироничной улыбке.

— Так уже и нельзя?..

Я убежденно ответила:

— Решительно нельзя.

— Так как же ты его назовешь?.. Как ты назовешь то, что меня не привлекает ни одна другая женщина, я думаю только о тебе, что каждый час моей жизни полна тобою… Как ты это назовешь?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Но так или иначе, нельзя назвать любовью что-то совершенно абстрактное, то, что не стремится осуществиться. Ты избегаешь меня. И всегда избегал.

— Избегал с тех пор, как убедился, что ты отдала предпочтение другому.

— Но, дорогой мой, неужели ты не можешь себе представить, что между мужчиной и женщиной вовсе не обязательно должно быть нечто такое, что свяжет их навеки и в конечном итоге сведет в одну могилу? Почему бы нам, например, не быть друзьями? Почему бы не встречаться, не делиться мыслями, улыбками, печалями и радостями?.. Ведь существуют тысячи разновидностей и проявлений дружбы, тысячи способов выражения симпатии. Почему ты, скажем, считаешь проводить время с мисс Норман приятным и возможным, а проводить время со мной — невозможным?

— Это очень просто. Она мне совершенно безразлична.

— Ах, вот как!.. Вот почему. Значит, людей, к которым мы питаем серьезные чувства, нужно сознательно избегать?..

— Да, — кивнул он. — Если не можешь обрести любовь такого человека, лучше избегать его, чтобы не терзать…

— …Себе сердце, — закончила я насмешливо.

Он прикусил губу.

— Очень смешно, правда?

— О нет, — возразила я. — Это совсем не смешно. Это возмутительно. Меня возмущает мысль, что ты лишаешь меня своего общества ради каких-то призрачных иллюзий. Неужели ты действительно не понимаешь всю нелогичность своих взглядов? И если тебе предлагают телячьи котлеты, ты вскакиваешь и убегаешь, поскольку непременно хочешь иметь целого теленка. С копытами и хвостом. Ничуть не меньше.

— Это сравнение здесь ни к чему, — нахмурился он.

— Наоборот. По-моему, аналогия полная. Я предлагаю тебе дружбу, искреннюю дружбу. Даже поцеловала тебя, и это, должна признаться, не было мне неприятно. А ты не можешь пожертвовать мне немного времени без того, чтобы не требовать пожизненной верности до страшного суда. Подумай, как это раздражает. Ладно, я верю тебе, что мисс Норман ничего для тебя не значит. Охотно этому верю. Но не могу терпеть, чтобы ты пренебрегал мною.

Он покачал головой.

— Ты не хочешь понять меня, Ганечка.

— Так научи меня. — Я взяла его за руку.

— Не могу. Наверное, мы никогда не найдем общий язык.

— Опять «никогда»! Научи меня. Попробуй. Ведь когда мы часами разговаривали между собой, ты не сетовал на то, что не можешь найти со мной общий язык. Может, и теперь мы сможем достичь взаимопонимания.

Он поднял на меня печальные глаза и молчал.

Я стала рядом с ним и начала поглаживать его волосы кончиками пальцев. Я думала, что он уклонится, но он только сказал:

— Прошу тебя, не делай этого.

— У тебя такие мягкие волосы, — сказала я тихо. — Это значит, что ты добрый. А почему ты недобрый со мной?.. Я лелеяла столько надежд после нашей случайной встречи в Кринице. — Я провела ладонью по его щекам и добавила: — Может, у тебя и есть ко мне какие-то чувства, но это вовсе не любовь… Скажи, почему ты меня не любишь? Вот и теперь, когда я касаюсь твоих губ, кажется, что мне грозит скорее опасность, чем поцелуй.