— Ничего подобного. Они оба там.

— Как? И он не побоялся подвергать ее тяготам войны?

— В Бургосе довольно спокойно. Правительственные самолеты добираются туда редко. Да и, похоже на то, что война скоро закончится. Преимущество повстанцев ощущается все сильнее.

— Мой муж говорит, — сказала я, — что испанская война своей жестокостью далеко превосходит прошлую мировую.

— Это правда, — согласился Ларсен. — Так бывает всегда, когда в игру примешиваются идейные мотивы. Кроме того, надо учитывать и национальный темперамент испанцев. Не забывайте, что Испания — родина самой кровавой инквизиции, боя с быками и другой подобной мерзости.

Он продолжал разглагольствовать на эту тему, что было мне только на руку: перед тем, как написать письмо Бакстеру, я хотела вытянуть из Ларсена еще какие-то сведения об этой танцовщице, поскольку была почти уверена, что речь идет ни о ком другом, как именно о Бетти Норман.

Однако в ее поведении относительно Ларсена я не заметила никаких признаков того, что она когда-то в жизни его видела. Наконец, вполне вероятно и такое: она могла когда-то по прихоти танцевать в кабаре. Я, может, и себе позволила бы такое где-то очень далеко, где меня никто не знает. Просто для того, чтобы увериться в своей привлекательности и успешности. Танцуя в кабаре, наверное узнаешь сотни мужчин. Так что вполне понятно, что потом можно большинства из них не помнить.

Закончив обедать, она снова прошла мимо нашего столика и снова очень приветливо улыбнулась мне, не обращая никакого внимания на моего собеседника. Когда она вышла, Ларсен сказал:

— Нет. Та была наверняка ниже ростом…

— А было ли ее поведение таким же, как у большинства танцовщиц кабаре?

— Я бы этого не сказал. Насколько, конечно, я могу судить. Я знал ее очень мало. Однако, как мне вспоминается, Бакстер считал это большим плюсом в ее пользу.

Ничего существенного я больше извлечь из него не смогла. Вернувшись в свою комнату, я сразу села писать письмо. Написала так:

«Милостивый государь!

Наш общий знакомый, п. Джо Ларсен Кнайдл, упомянул в разговоре со мной одну девушку, которая из сугубо личных соображений очень меня интересует. Поскольку я много лет назад потеряла ее из виду, то была бы Вам бесконечно благодарна, если бы Вы дали мне о ней хоть какие-то сведения. Для меня это чрезвычайно важно.

Зовут ее Элизабет Норман. Однако в кабаре она выступала под псевдонимом Салли Ней. Из некоторых источников мне известно, что четыре года назад она была в Буэнос-Айресе.

Не знаете ли Вы, где она теперь? Где была в течение этих лет? Какие имела намерения? Не вышла ли замуж? Не собиралась ли сменить профессию? Все, что Вы о ней можете сообщить, мне очень пригодится. Если случайно у Вас есть ее фотография, умоляю — пришлите мне. Клянусь честью, что верну ее.

Естественно, что никто, кроме п. Ларсена, не знает ни об этом письме, ни обо всем этом деле. Заранее искренне благодарна Вам за доброту и покорно прошу прощения, что отнимаю у вас драгоценное время.

Г. Реновицкая.»

Я сама отнесла письмо на почту и отправила заказным срочным. Когда я возвращалась с почты, мне пришло в голову, что даже в том случае, если этот американец не захочет мне ответить или откажется дать нужные сведения, остается еще один путь: наткнувшись на этот новый след, я могу сообщить о нем в брюссельское розыскное бюро. Для них не составит никакого труда проверить эти данные в Буэнос-Айресе. Ах, если бы я могла послать им ее фотографию!

И тут меня вдруг осенила счастливая идея. Ведь в Кринице на каждом шагу фотографируют прохожих! Фотографы здесь кишат. Не может быть, чтобы ее ни разу не сфотографировали. Надо только поискать во всех крупных фотографиях, и я, несомненно, найду то, что мне надо.

Я потратила на это четыре часа и, конечно, нашла. Нашла два снимка. Вполне четкие, с безупречно схваченным сходством. Опасаясь, что мне их не захотят отдать, я поступила немного некрасиво, но другого выхода не было. Когда девушка за рабочим столом отвернулась, я спрятала оба снимки в сумочку. А чтобы они не потерпели на этом убытка, заказала увеличить свою фотографию, которую нашла там же. Теперь брюссельским детективам будет куда легче искать. Может, они сумеют найти и другие ее следы.

Погоди-ка, пани-панна! Я тебе докажу, что не так и легко отнять мужа у женщины, которая способна постоять за себя и имеет достаточно выдержки, чтобы вести бескомпромиссную борьбу.

Среда

Наконец Ромек нашелся. Это было очень забавно. Но сначала о более важных вещах. А именно: вчера я направила в Брюссель письмо с одной фотографией. Вторую оставила себе. Спрятала ее в шкафу между носовыми платками. Детективам написала, чтобы не жалели расходов: пусть сделают с фотографии как можно больше копий и разошлют по таким же самым агентствам в разных странах.

Теперь дела пойдут быстрее. Если получу от Бакстера подтверждение моих подозрений, буду иметь достаточно компрометирующих фактов. Тогда можно будет смело сказать, что эта женщина — международная авантюристка со скандальным прошлым. В конце концов, кто знает, может, она и сама двоемужняя женщина. Может случиться даже, что тот пан, с которым она жила в Биаррице, был ее настоящим мужем.

Сегодня утром мы встретились с ней в холле. У меня был прекрасный повод для разговора, потому что мои вещи как раз переносили в номер на третьем этаже, прямо над ее комнатами.

— Теперь мы соседи, — сказала я. — Но вы не бойтесь, я не буду устраивать у себя танцев и гонок.

— Вы такая грациозная, — любезно сказала она, — что от этого не было бы никакого шума.

У каждой из нас были свои дела, поэтому мы вышли вместе. Со мной то и дело здоровались встречные, и Бетти заметила:

— У вас здесь так много знакомых.

— О да. Из-за валютных ограничений многие люди не могут выехать за границу и вынуждены ехать на отдых сюда. А вы, кажется, много времени проводите в уединении?

— Да. Я не люблю большого общества. Есть несколько знакомых — и довольно… Ах, хорошо, что вы мне напомнили. Мне надо зайти в это кафе и извиниться перед моим партнером по лыжам за то, что не пришла утром на тренировку. Не зайдете ли на минутку со мной? Это очень приятный молодой человек.

Конечно, я сразу же согласилась. Во-первых, мне было интересно, какой вкус у этой женщины, во-вторых, тот пан мог быть ее любовником. Не следует пропускать случай заглянуть в ее интимные дела. И вдруг эта презабавная неожиданность! Заходим, а навстречу Бетти вскакивает из-за столика… Ромек! Я чуть не залилась смехом.

— Да мы хорошо знакомы! — воскликнула я.

Ромек, красный как рак, смутился и чуть не перелетел через кресло. Он был похож на мальчишку, которого застали в кладовой с вареньем. Он охотно выскочил бы в окно. Его положение было действительно незавидное. Потому что, с одной стороны, его игра в прятки ничего не дала, а с другой, можно было подумать, что, притворяясь влюбленным в меня, он завел роман с Бетти.

Но я была уверена, что это неправда. Слишком хорошо я его знаю. О романе здесь не может быть и речи. Они действительно только партнеры по спорту. Однако, если говорить начистоту, меня не очень радовало то, что они сблизились. Это не ревность с моей стороны, упаси боже. Я не собираюсь отбивать ни у кого мужчин, особенно Ромека. Думаю, могу еще себе такое позволить. Но с какой стати ему с ней общаться!

Я хорошо понимала, как ему хочется, чтобы мы быстрее оставили его одного, и именно поэтому преспокойно подсела к столику и заказала себе чай. Разговор я повела так, что его, пожалуй, сводило судорогой. Я каждый раз обращалась к ним обоим: «А вы как думаете?.. Что вы сегодня делаете?.. Какие намерения у вас на ближайшие дни?»

Бетти не заметила в моем поведении никакой злонамеренности, потому что ничего не знала о наших с Ромеком отношениях. Зато он терпел в душе адские муки. Я хорошо знала, что он готов на все, лишь бы я не подумала, что он любовник этой женщины. Теперь уже мне не нужно будет искать его. Сам прибежит с объяснениями.