Однако это должно быть ужасно интересно: общество, состоящее из одних преступников. Поэтому я не удивляюсь тем английским девушкам, которые охотно едут туда целыми отрядами и выходят за них замуж.

Надо будет сегодня поговорить обо всем этом на балу в британском посольстве. Сшила себе платье из белого тюля с настоящим кружевом. Выгляжу в нем очень эффектно. Интересно, будет ли лучше у пани де Рошандье. Тото говорил мне, что получил из Лондона последнюю модель воротничков к фраку с уродливо выгнутыми уголками. Я посоветовала ему, чтобы он их пока не надевал. Элегантный мужчина всегда должен отставать от моды по крайней мере на месяц. С этой точки зрения Яцек прав.

Вторник

Ну вот, случилось худшее, чего можно было ожидать!

Постараюсь рассказать обо всем спокойно и складно. Я вернулась с бала где-то после шести утра, поэтому спала почти до часу. Когда встала, Яцека уже не было дома. Я выпила слишком много шампанского, и поэтому у меня немного болела голова. Решила не выходить из дому до вечера, а, следовательно, и не переодеваться. Позвонив нескольким знакомым, я уже собиралась сесть за свои заметки, когда пришел Юзеф и доложил, что в прихожей ждет посыльный с письмом, которое ему велено отдать мне лично.

В первое мгновение я подумала, что это Тото придумал для меня какой-то новый сюрприз. Он любит такие нелепые неожиданности. Ничего плохого я не предчувствовала.

В прихожей стоял обыкновенный посыльный: старый сгорбленный человек с седой бородой и с красной шапкой в руке. Я даже и не взглянула бы на него, если бы он не сказал:

— Может, уважаемая пани сделает милость и закроет дверь? Я оглянулась. Действительно, дверь в кабинет осталась открытой. Я немного забеспокоилась.

— А зачем ее закрывать?

— Сейчас объясню, уважаемая пани. Я посмотрела на него с недоверием, однако подумала, что такой старичок не может иметь никаких плохих намерений. Когда я закрыла дверь, он протянул ко мне руки и шепнул:

— Ганечка!..

Я чуть не вскрикнула от испуга и отскочила назад. Как я вспоминаю, мне показалось, что передо мной сумасшедший. Нет, вы только представьте себе: сгорбленный старикан, неряшливый на вид, с грязными седыми волосами, протягивает руки и шепчет мне, словно мы состоим с ним в интимных отношениях. А вдобавок еще у него красные воспаленные глаза. Какой ужас!

— Ты не узнаешь меня? — спросил он.

И тут я его узнала. Это был Роберт. Но как он изменился! Какие тяжелые невзгоды он должен был перенести, чтобы так постареть независимо от грима. А грим! Я могла бы часами присматриваться к нему и не понять, что это он.

— Ты не узнаешь меня? — снова спросил он.

От страха и удивления у меня даже голос пропал. Руки у меня дрожали.

— Узнаю, — еле проговорила я.

— У меня мало времени, любимая. Я пришел забрать то, что ты вынула из сейфа. В другой раз, примерно через два или три дня, я позвоню тебе. Пакеты у тебя?

Я кивнула головой:

— Конечно.

Сердце мое стучало, как молот.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Вот и прекрасно. Я тебе бесконечно благодарен. А теперь, Ганечка, поспеши, пожалуйста. И постарайся принести пакеты так, чтобы никто в доме не увидел. Это для меня очень важно. Где они у тебя?

— В спальне. В комоде.

— Ну, так поспеши.

Ноги мои подкашивались, голова шла кругом. Как назло, я не могла найти ключик от комода. Прошло почти пять минут, пока я вынула пакеты и вернулась в прихожую.

Он встретил меня чуть ли не с гневом.

— Что ты так долго делала? Сейчас же говори, что делала! Где у вас телефон?

Он больно сжал мою руку. Я была так потрясена, что не знала, как на это реагировать.

— Пусти меня, — прошептала я. — Я искала эти пакеты. Где-то делся ключ от комода.

— Где у вас телефон? — зашипел он, еще сильнее сжав мою руку.

— Тут рядом, в кабинете.

Он смотрел мне в глаза с яростью и ненавистью. Вид у него был ужасный. Сколько жестокости в этом человеке! Он грубо оттолкнул меня и зашел в кабинет. Только убедившись, что телефон действительно там, он несколько успокоился и стал вскрывать пакет. Вдруг у него вырвалось страшное проклятие, и он со злостью швырнул пакет на пол. По ковру рассыпались обрезки газет. Вне себя от ярости, он посмотрел на меня и произнес сквозь зубы:

— А все из-за тебя. Почему ты не пошла в банк в тот день, когда получила мое письмо? Они успели найти и подменить. Почему не пошла сразу?

Он двинулся ко мне, и я просто из страха соврала:

— Но я пошла. Сразу…

— Врешь! — почти крикнул он. — Ты пошла на другой день в одиннадцать. Я был дураком, что доверил тебе это дело!

Он пнул ногой разбросанные газеты и сказал:

— Впрочем, теперь уже все это не имеет значения. А теперь слушай: ты должна молчать, как могила. Если выдашь, что я здесь был, убью тебя без малейшего сожаления. Учти, что я умею держать свое слово, поняла?

— Поняла.

— Никому не скажешь?

— Никому.

Он погрозил мне кулаком и добавил:

— Запомни!

Потом повернулся и, даже не попрощавшись, вышел.

Трудно найти слова, чтобы рассказать, что со мной произошло. Знаю одно: я совершенно поверила первому ошеломляющему впечатлению. Ведь этот человек еще недавно был совсем другим. Вместе с внешностью он изменил и свой характер. Он, который умел одаривать меня самыми прекрасными ласковыми словами, сегодня разговаривал со мной, как со злейшим врагом. Смотрел на меня, как на бездушную отвратительную вещь. В те минуты я понимала только это. Меня охватил какой-то безграничный пронзительный стыд — стыд за поруганную честь, стыд за собственную доверчивость, стыд за то, что я могла верить этому человеку.

Он вел себя со мной, как с прислугой. Даже хуже.

С грохотом закрылась наружная дверь, и этот звук вернул меня к действительности. Не знаю, зачем я побежала в гостиную, не знаю, проснулась ли во мне жажда немедленной мести, или это был просто бессознательный порыв. Знаю только, что я отчетливо помнила наставления майора. Надо было подойти к окну и условленным способом приподнять занавеску. Правда, помнила я и то, что надзор за моими окнами, очевидно, давно уже прекращен. Я не видела на улице никого, кто следил бы за ними. Вместе со стремлением наказать Роберта, родилась и досада на майора. Почему за ним не следили? Вот теперь могли бы его схватить.

Еще никогда в жизни не испытывала я такого потрясения. Я чувствовала себя совершенно опустошенной, жестоко обиженной, униженной. Значит, он врал, что любит меня, подло меня обманывал! Он видел во мне лишь орудие для своих гнусных махинаций. И теперь я была счастлива, что хотя бы эта его махинация не удалась. Он заслужил это. Заслужил, чтобы его схватили.

«Что делать?» — думала я лихорадочно.

Я уже хотела бежать в кабинет, чтобы позвонить майору, но тут же осознала, что они все равно не успеют.

Именно в этот момент я увидела Роберта внизу. Он переходил улицу. Вдруг от толпы прохожих отделился приземистый дородный пан и направился к нему.

И тут произошло нечто страшное. Роберт молниеносным движением выхватил из кармана револьвер. Раздался выстрел, за ним второй и третий.

Прохожие панически бросились врассыпную. Теперь я увидела, что из машины, стоявшей поодаль, какой-то мужчина в коричневой шляпе тоже начал стрелять. Роберт метнулся в сторону и побежал к перекрестку. За ним гнались уже двое или трое мужчин. Они стреляли в него, а он то и дело оборачивался и отстреливался. Выстрелы звучали непрерывно, откуда-то издалека доносились свистки полицейских. Я открыла окно и высунулась наружу.

На углу Роберт, по всей видимости, увидел полицейских, бежавших ему наперерез, и на мгновение остановился. Этого было достаточно. Видимо, в него попало несколько пуль сразу, потому что он упал, как подкошенный. На снегу вокруг него быстро начало расплываться красное пятно крови.

Я вздрогнула и отошла от окна. Мне стало дурно. В глазах замелькали красные точки. Вся комната вокруг меня закачалась. Я еле дошла до дивана и упала без чувств.