— В Европе ставки более высокие, поэтому и цена на детей выше. Существует своего рода расизм наоборот. По сообщениям из Ливана, арабские традиционалисты покупают белых девочек, чтобы выдержать их в гареме. Предполагают, что один йеменский шейх купил двух белых девочек для своего сына, чтобы довести их, как вино, до должной кондиции. Я не могу утверждать, что это широко распространено. Но вы меня спросили, я ответила.

Иза кивнула с мученическим видом.

— Это в Европе. А что в Англии?

— Англия — это Европа. Больше не существует проверки паспортов, никаких таможенных проверок, никто не спрашивает о маленьком мальчике или девочке, сидящих на заднем сиденье автомобиля. Не имеет значения, в какой вы стране, — везде одно и то же. Мы все — одна большая счастливая семья.

Казалось, разговор взволновал саму Джуди. Губы ее были поджаты, челюсти сцеплены, движения стали резкими, почти агрессивными.

— Как вы начали заниматься этой работой, Джуди? — мягко спросил Дэниел.

На секунду показалось, что маска дала трещину, хотя Джуди мгновенно взяла себя в руки.

— У меня пропала малютка-сестра. Несчастный случай? Преступление? Кража? Никто не знает. Никаких следов. Мы так и не нашли ее. — Она выдохнула, как будто отгоняя ад. — Я продолжаю надеяться, что эта работа когда-нибудь поможет мне выяснить правду, вернуть ее. И других детей.

— Вассерман, — прошептала Иза, задыхаясь от волнения, — это еврейская фамилия, не так ли?

Джуди кивнула.

— А почему вы работаете для католической организации?

— Дети — не католики, не протестанты, не евреи и не мусульмане. Они просто младенцы. И мертвый ребенок — горе для любого Бога.

Изидора вышла из ванной незадолго до полудня.

Дэниел изумленно протер глаза. Он ожидал чего-то скромного, приличного, но очень модного, может быть, в итальянском духе. Но никак не кроссовок для джоггинга.

— Матерь Божья, — задохнулся он, сразу заговорив с ирландским акцентом, — вы только взгляните на нее!

— Разве я тебе не говорила? — кокетливо ответила Иза, поворачиваясь на носочках, чтобы продемонстрировать свой модный теплый тренировочный костюм. — Он не сможет принять меня в течение десяти дней. Слишком занят — так сказала его секретарша. Никаких встреч, никаких ленчей, зато он каждый день бегает в парке. Так что я решила попробовать поискать более короткий путь.

— Собираешься догнать его?

— Что-то вроде того. Его контора находится совсем недалеко, напротив Сент-Джеймского парка. Держу пари, что именно там он тренируется.

— А если нет?

— Что я теряю?

— Кроме нескольких фунтов… Ей захотелось стукнуть его.

Двадцать минут спустя она уже была в южной части парка, на берегу озера с пеликанами, и терпеливо ждала часа ленча. Ее удивило, как много мазохистов на разных скоростях бросали вызов прохладному декабрьскому воздуху, но большинство из них были молоды, слишком молоды, чтобы оказаться Фолдом. Она выглядывала человека, которому перевалило за сорок.

И наконец, как только часы пробили половину первого, он появился, одетый в свитер с надписью, извещавшей, что он является спонсором Уэчестерского приютского фонда. Фолд начал свой обычный, хотя и несколько неуклюжий бег вокруг озера — скорее поспешное шарканье, чем бег, — распугивая голубей и вызывая протестующие крики канадских гусей, подбирающих крошки. Изидора присоединилась к нему.

— Мистер Фолд? Мистер Гидеон Фолд?

Он взглянул на нее, но ничего не ответил и даже не сменил темпа движения. Ему было за сорок, среднего роста и телосложения, очки в стальной оправе прикрывают острые, внимательные глаза. Волосы густые, зачесанные со лба назад, что придавало ему профессорский вид. Солидный животик — видно, сколько бы он ни отказывался от ленча, брал свое за ужином. Ежедневный бег трусцой призван был помочь исправить вред, нанесенный чревоугодием.

— Мистер Фолд, моя фамилия Фрэнклин. Фиона Фрэнклин. Извините меня за нетерпение, но ваша секретарша сказал мне, что вы не сможете принять меня на этой неделе. А я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.

— Чего вы хотите, миссис Фрэнклин?

— Усыновить ребенка. Вас… рекомендовали. — Иза начала понимать, как трудно бежать и одновременно разговаривать.

— Вы не англичанка…

— Канадка.

— Тогда попробуйте там. Ваши правила усыновления гораздо менее строги, чем в Европе.

— Да, но… есть некоторые моменты…

— Какого рода, миссис?..

— Фрэнклин.

Они вынуждены были свернуть, чтобы не столкнуться со старой бродяжкой, устало толкавшей тележку, нагруженную пластиковыми пакетами с барахлом.

— Какого рода у вас сложности, миссис Фрэнклин? — повторил свой вопрос Фолд, впервые замедлив движение, чтобы рассмотреть незнакомку.

— Я не могу усыновить ребенка в Канаде. Дело в моем муже — все это не так легко объяснить…

— Если вы чувствуете, что не можете мне довериться, нет смысла разговаривать. — Фолд начал набирать скорость.

— Он отбывает длительное тюремное заключение. Пробудет в тюрьме еще несколько лет. За мошенничество. А мне уже тридцать семь лет, и я не могу ждать, мистер Фолд. Но никто не разрешит нам усыновить ребенка из-за репутации мужа. Так что мне пришлось приехать в Европу. Я хочу, чтобы в расчет принимали мои достоинства, а не грехи моего мужа.

Иза задохнулась, произнося этот монолог, — сказывалось отсутствие тренировки.

— В Европе еще труднее усыновить ребенка, — ответил Фолд, пошедший на второй круг. — Сейчас очень мало подходящих детей, со всеми этими абортами и противозачаточными средствами. Численность населения падает, становится все меньше и меньше детей, пригодных для усыновления. — Коронер дышал все тяжелее. — Так что власти вынуждены подходить все строже. Первыми они исключают одиноких. Или семьи с криминальным прошлым, как в вашем случае. Кроме того, вы приближаетесь к крайнему возрасту.

Иза начала чувствовать, что силы у нее не те, что раньше.

— Я в отчаянном положении, мистер Фолд.

Он внезапно остановился и посмотрел прямо ей в глаза, как будто принял какое-то решение.

— Не думаю, что смогу вам помочь, — отрезал он и начал делать гимнастику.

— Но почему? Разве правила так строги?

— Дело не только в этом. Безусловно, но в рамках этих правил каждый случай рассматривается на индивидуальной основе. — Он попытался дотянуться руками до кончиков пальцев ног, но ему мешал живот, потом вновь посмотрел на Изу. — Откровенно говоря, ваш случай очень неблагоприятный. К тому же вы иностранка.

— Вы хотите сказать, что иностранцу невозможно усыновить ребенка в Англии?

— Нет, всегда возможны исключения — в особых случаях. Вы понимаете? Я не извиняюсь за свою резкость, миссис Фрэнклин. Если вы так отчаянно хотите ребенка, есть другие, более легкие пути, чем усыновление. Разведитесь. Добейтесь зачатия от другого мужчины, а не от мужа. Многие женщины, приходящие в мое учреждение, принимают именно такое решение.

— Но я не могу, мистер Фолд. Мой муж получил длительный срок как раз потому, что отказался признаться, куда спрятал деньги. Я богата, пока остаюсь его женой. Так что мне нужно именно усыновление. Я могу обеспечить ребенку все самое лучшее. Разве это ничего не значит?

Фолд прекратил делать упражнения, изо рта у него вырывался пар.

— Если деньги не проблема…

— Нет!

— …так почему бы вам не купить ребенка в одной из развивающихся стран? В любой. Пятнадцать—двадцать тысяч долларов, включая доставку. Встаньте в очередь или заплатите за то, чтобы обойти ее, если не терпится.

Иза несколько раз покачала головой, голос зазвенел от волнения.

— Нет, я не этого хочу, мистер Фолд, я хочу ребенка, которого смогу называть своим, а не подобранного в канаве… Я хочу ребенка с двумя ручками и двумя ножками, не умственно отсталого, чтобы он был похож на меня, так, чтобы люди не ухмылялись, когда я стану представлять его как своего. Разве я хочу слишком многого?