– Как здесь прекрасно! – Мы неспешно шли по аллее, вдоль которой по обеим сторонам высились пирамидальные тополя. – Таким я и представляю себе загородное имение для субботнего и воскресного отдыха.

– Таким оно и было пару сотен лет назад.

– Теперь надо отмывать чертовски много денег, чтобы построить такой дворец. Черт возьми! Какой современный ход мышления! Подумав так, я согласно кивнул, понимая, что она хотела этим сказать.

– Так вот вы о чем! Об отмывании нечестно добытых денег, да?

– Точнее, о пресечении отмывания. Этим занимается у нас СБФинП.

– Кто-кто?

– Служба по борьбе с финансовыми преступлениями. Это специальная федеральная комиссия, которая собирает информацию финансового характера и ведет расследование. Ее представители есть в таможне, налоговом управлении, секретных спецслужбах, почтовом ведомстве, ФБР и в других учреждениях.

– Боюсь, вы забыли упомянуть КГБ, – пошутил я.

– Мы прорабатываем вопрос о таком сотрудничестве. Пока проверяем деятельность американских коммерческих банков, финансовых и правоохранительных органов, но хотели бы наладить контроль в глобальном масштабе.

– Стало быть, обмениваться информацией?

– Не только. И проводить экспертизу. Я, между прочим, заместитель директора.

– Так вы бюрократка. Русские очень не любят бюрократов.

– Я их тоже не жалую. Я ведь из полиции, Катков, мой номер 1811, и я имею право носить личное оружие.

– Но не 007.

– А все же мы первыми ввели нумерацию агентов, – парировала она с ухмылкой. – Я двадцать лет та оперативной работе. Служила в пограничной страже, была тайным агентом службы по борьбе с наркотиками, возглавляла группу информаторов. Когда решили объединить такие группы и создать единую сеть, пошла на повышение.

– Похоже, вы скучаете по оперативной работе.

– Если агент, засаженный за канцелярский стол, скажет, что она ему по душе, он имеет в виду, что сыт ею по горло.

Она остановилась и присела на скамейку, откуда открывался великолепный вид на замерзшее озеро.

– Беда в том, что аналитическая работа дает больше, чем могут сделать руки. Как бы то ни было, вот дело, которое я имею в виду. При финансировании строительства нефтепровода из Сибири в Западную Европу – сделка заключена между Россией и некоторыми американскими инвестиционными фондами – посредником от российской стороны выступал господин В.И. Воронцов.

– В этом есть определенный смысл. Воронцов опытный специалист по части внешней торговли. Мы погрязли в долгах, и главный источник погашения долгов – нефть, продаваемая за твердую валюту.

– Так-то оно так, но строительство нефтепровода тесно связано с отмыванием грязных денег. Если Воронцов был посредником при заключении этой сделки и одновременно осуществлял контроль за финансированием, то это прямо отвечало пословице «Пустили лису в курятник кур сторожить».

– Может быть. А может, другое – он служил и нашим и вашим.

– Вы имеете в виду, что он вел двойную игру?

– Вы угадали. Как по-вашему, можно ли придумать лучшие возможности для хищений, нежели заключить явно невыгодную сделку и самому следить за тем, как она осуществляется?

– Можно, и даже несколько, – подумав, ответила Скотто. – А есть ли у вас доказательства, что убили его из-за того, что он хотел поднять шум?

– Доказательств еще нет. Но я нутром чую, что он намеревался так поступить.

– Почему? Не для того ли, чтобы поднять тираж газет с вашими репортажами и очерками?

– Да просто потому, что вчера кто-то пытался убить меня.

Тут уже Скотто отбросила равнодушный вид и навострила уши.

– Я думал, что знал о причине покушения, но теперь, когда репортаж прошел по каналам ИТАР-ТАСС, все выглядит по-другому. Если вы смогли перехватить их сообщение, может, другим это тоже удалось?

– А ваша информация угрожала благополучию других людей?

Я согласно кивнул.

– Понятно. Тогда почему же в некрологе на Воронцова говорится, что он стал жертвой грабежа?

– Да, у него украли ордена и медали, некоторые весьма дорогие. Милиция считает, что они-то и стали причиной убийства. Но теперь я готов спорить на что угодно: причина здесь совсем другая.

– Тогда не стоит ли прощупать Шевченко? В порядке обмена информацией?

– На вашем месте я бы на это особо не рассчитывал. Так: или иначе, он обмолвился, что такие дела обычно расследует отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Упомянули фамилию следователя – Годунов.

– Спасибо.

– Так вы его знаете?

– Совсем немного. Сцепились на семинаре. Достаточно самонадеянная сволочь.

– Не только он. Это можно сказать почти о каждом менте, с которым мне доводилось сталкиваться…

Она пристально глянула на меня.

– …в городе Москве.

Понимающе улыбнувшись, Скотто спросила:

– А еще о чем вы подумали?

– Больше ни о чем, честное слово.

– Хорошо. Здесь мы расследуем международную финансовую аферу на высшем уровне. Это не ваш материал для прессы, добытый на улице. Но если вы что-то выясните, меня можно найти через наше посольство.

Она встала со скамьи, глубоко вдохнула холодный воздух и пошла к береговой кромке озера.

– Госпожа Скотто, не помните, выходили ли ваши люди когда-либо на нашего гражданина по фамилии Баркин? Аркадий Баркин. Для меня это немаловажно.

– Баркин? Нет, не помню такого. Кто он?

– Главарь местной мафии, родной наш вор в законе. Помимо прочих дел он заправляет собственным ночным клубом. Многие бизнесмены, приезжающие в Москву, без ума от него.

– Вы имеете в виду бизнесменов, банкиров, директоров государственных предприятий? – выпалила она, как из пулемета.

– Да, их. А клуб называется «Парадиз».

– Название прямо мистическое. – Она слегка улыбнулась тому, о чем подумала. – Мистическое в религиозном смысле и совсем не мистическое в…

– …научном исследовании на тему о развенчании мифа о могуществе прессы и других ложных представлений, – досказал я за нее.

– У вас хорошая память.

– Крутая формула.

– Сами вы крутой. И что там в «Парадизе»?

– Там растут пальмы, летают попугаи, играют в рулетку и в карты, показывают стриптиз прямо в зале. И еще там лучшая кухня в столице.

– А не воровской ли там притон?

– Ничего подобного.

– Тогда вы говорите о заведении в моем вкусе.

15

– Шестерка! Выигрыш не из легких! – выкрикнул молодой крупье по-английски, когда игральная кость замерла на месте. Как и большинство обслуживающего персонала в «Парадизе», он был кубинец.

– Ага! – вскинув в победном жесте сжатый кулак, хриплым голосом воскликнула агент Скотто, на что сидящий в вольере пестрый попугай отозвался пронзительным гоготом.

Часы показывали два часа дня, но и в два часа ночи в этом клубе без окон стоит тот же неумолчный гул оживленной толпы. Скотто светил выигрыш. Я весь напрягся, как струна на балалайке. Мы торчим здесь уже битый час, а ни Баркина, ни его мордоворотов не видно. Нельзя сказать, чтобы это меня сильно огорчало. Может, тот наемный убийца и был бывшим спортсменом, и что из того? Если торгаши орденами и медалями не нанимали его, кто же тогда нанял? С Рафиком меня свел Баркин; в кафе «Граница» направил тоже Баркин; Баркин, один только Баркин знал, что мы с Рафиком будем там. Но при чем здесь связь с убийством Воронцова или со скандальной приватизацией? Я-то знал, из-за чего так обозлились дельцы с черного рынка наград, но тогда все поведение Барыша свидетельствует, что он был на моей стороне. Почему же хотели пришить нас обоих? Почему? Я недоумевал, размышляя…

– О чем задумались, Катков? – спросила Скотто, когда крупье подвинул ей игральную кость. – Ну что? Будь как будет?

– Будь как будет? – машинально повторил я, покосившись на кучку фишек, купить которые можно было только за твердую валюту, желательно доллары.

«Зеленых» так не хватает нашей экономике, что правительство разрешило азартные игры, но не за рубли, наказывая это крупными штрафами, а только за твердую валюту.