Тихий возглас прервал его ликование. Он обернулся, и картина отпечаталась у него в мозгу, потому что ничего страшнее он в жизни не видел.

Шорохов по-прежнему сидел в кресле, только теперь у него из груди на полметра торчало широкое заляпанное кровью лезвие. Майор был в шоке, но сознания не потерял. Ничего не понимая, он пытался рассмотреть предмет, который намертво пришпилил его к креслу.

Сразу за креслом сопел и совершал непонятные манипуляции Кулинич. Подчинясь его усилиям, лезвие качалось из стороны в сторону, а потом медленно поползла вверх, разрезая тело майора.

Неволин закричал, вырывая ствол из кармана вместе с подкладкой. Ему показалось, что все вокруг застыло, только лезвие медленно с тихим ласковым хрустом ползло сквозь живую плоть вверх и чуть вбок. Еще его поразило сосредоточенное лицо Кулинича, который спокойно корректировал движение скальпеля, не забывая бросать взгляды на суетящегося следователя.

Оказывается, несмотря на всю дикость происходящего, он держал ситуацию под контролем. Он до последнего направлял скальпель, и лишь увидев, что дуло умхальтера направляется в его сторону, и следователь, наконец, готов открыть огонь, только тогда он оставил несчастного и кинулся сначала вниз, скрывшись за спинкой кресла, а потом на четвереньках, высоко по страусиному вскидывая зад, устремился в коридор.

Как оказалось, до этого в комнате царила мертвая тишина, нарушаемая лишь зловещими звуками, производимая оточенным скальпелем, и лишь увидев удирающего эскулапа, Неволин закричал свистящим шепотом:

– Стой, гад!

Он второпях выстрелил, пуля ушла вбок и в сторону, и так Неволин являлся никудышным стрелком, сейчас же от волнения руки ходили ходуном. Пули летели то в потолок, то в пол. Доктор втянул голову в плечи и, запрыгав по коридору и нырнув в туалетную комнату, захлопнул дверь. Было слышно, как там загремел засов.

Теперь стало понятно, зачем, от каких внутренних врагов, ему понадобились замки внутри квартиры.

В те секунды, пока Неволин бежал за ним, он успел подумать о заколоченных квартирах на девяти этажах. Теперь он был уверен, что они не просто так заколочены, и что в каждом из них скрывается кровавая тайна практикующего в домашних условиях хирурга.

Он двинул в дверь рукояткой пистолета, дверь выстояла, а отскочившая рукоятка отсушила ему руку. Боль подействовала отрезвляюще. Неволин прижался к противоположной стене, направил пистолет на дверь и спустил курок.

Дырка получилась несущественная, даже если и сквозная, то сразу забилась ворсом, стружкой, металлической проволокой. Дверь оказалась многослойной, и так сразу не поддалась. Зато истошно завопил Кулинич:

– Не стреляйте, идиот! Вашему другу нужна помощь, а я здесь единственный врач. Вы теперь беречь меня должны.

Неволин чуть не заплакал от бессилия. Громкий стон отвлек его. Вся его сила воли понадобилась, чтобы вернуться в комнату. В голове билась мысль, что все нормально, и когда он вернется, с его другом все будет в порядке. А это ужасное лезвие лишь привиделось ему.

Когда он вернулся, страшные реалии обрушились на него с новыми подробностями.

Шорохов сознания не потерял. Он тяжело ворочал непослушными глазами, и что-то бормотал заплетающимся языком. Это был разительный контраст с только что здоровым цветущим мужчиной. Неволин чуть не зарыдал. Он настолько привык, что тон всегда задает его напарник, теперь же весь мир перевернулся с ног на голову.

Неволин не представлял, что будет делать. Все потеряло всякий смысл.

Тело Шорохова сотрясли крупные судороги. Застрявший скальпель доставил ему новые страдания, и он рефлекторно схватился за него голыми пальцами, из – под которых тотчас показалась кровь. Неволин, опасаясь, что лезвие отсечет тому пальцы, с большим трудом разжал их.

Самое мерзкое, что доктор продолжал комментировать из-за закрытой двери.

– Ты уже вынул нож? – кричал он. – Не вздумай, идиот! Из поврежденных артерий тотчас хлынет кровь, и он истечет кровью за полминуты. Прибинтуй его к креслу и руки свяжи, чтобы не хватался. Там у меня в шкафчике йод и бинты.

Уже не сдерживая себя, следователь выскочил в коридор и всадил в дверь всю обойму, веером захватывая все предполагаемое пространство.

– И очень глупо! – раздалось с той стороны. – Я лежу в чугунной ванне, которой ваши эскапады не страшны.

– За что ты убил его? Мы не сделали тебе ничего худого?

– Вы плохо говорили о врачах! Но я готов простить вас!

– Простить? Да я тебя на куски порву! – вскричал Неволин.

– Ничего ты мне не сделаешь! – издевательски сказал доктор. – Потому что я твоя единственная надежда. Артерии можно сшить. Шовный материал у меня есть, операции такие я делал. Оставь мне своего друга и уматывай, пока я добрый.

– Ты хочешь, чтобы я оставил тебе моего друга? Совсем считаешь меня за глупого?

– А куда ты денешься? Я твоя последняя надежда. Где ты найдешь еще доктора? А я настоящий. Ты же видел мой диплом.

Громкий стон отвлек Неволина. Он вернулся в комнату и застал очнувшегося на мгновение друга. Он уставил на него налитые кровью глаза и выдавил сквозь булькающий хрип из пробитого легкого:

– Уходи… В лодке рация…Вызови подмогу…

Неволин, действуя на чистом автоматизме, забрал у напарника оружие и боеприпасы.

Он спустился на пару этажей, когда дверь отворилась, и довольный голос прокричал:

– А ты мне поверил, идиот. Пойду развлекаться.

Кровь бросилась ему в голову, и он кинулся обратно, лихорадочно прыгая через три ступени, обдирая бока о перила, сбивая в кровь руки. И все впустую, чтобы вновь оказаться перед запертой дверью. Уже ничего не соображая от ярости, он прыгнул на дверь, словно мог прошибить железо. Все тело отозвалось болью, он упал на пол и выстрелил, едва не став жертвой отрикошетившей пули. Все тщетно. Некрашеная грубо сваренная дверь стала для него олицетворением неприступности и собственного бессилия.

Если бы ему сейчас попался чертов доктор, он бы разрезал его на куски его же собственным скальпелем. Он лихорадочно прикидывал варианты спасения майора.

Затравленный взгляд метался по площадке, утыкаясь в железные двери. Он решил попробовать с другого этажа.

Путь на чердак преграждала заваренная железная решетка, похоже, не обошлось без участия доктора, дотошно выстраивающего укрепления даже вне своей квартиры.

Кольнуло неприятное предчувствие, что все понапрасну, он лишь тратит драгоценное время, чертов хирург все предусмотрел с маниакальной дотошностью.

Но Неволин продолжил настойчивые поиски, спустившись этажом ниже, где и нашел то, что искал: обычную деревянную дверь, которую без труда высадил, словно всю жизнь только этим и занимался. Отчаяние придало ему силы. Квартира оказалась давно нежилой. На кровати лежал мумифицированный труп, определить причину смерти которого не было ни возможности, ни желания.

Выбравшись на балкон, Неволин осмотрелся, и сердце защемило. Оправдались худшие его опасения. Даже если бы он был альпинистом, у него ничего бы не вышло. Балкон доктора скрывался под сплошной решеткой, похожей на ту, что закрывала чердак.

– Нечего там лазить! Сказано, уходите отсюда! – раздался гнусавый голос Кулинича.

– Больше предупреждений не будет. Если вы сейчас же не уйдете, я зарежу вашего друга!

Неволин понял, что выход у него только один, как можно скорее добраться до лодки и вызвать подмогу. Он задушил в себе всякие эмоции и сомнения и приступил к осуществлению задуманного. Действовать следовало незамедлительно, но в то же время осторожно. Никогда еще Неволин не был так ценен самому себе. Ведь жизнь Шорохова целиком зависела от него. Если с ним что-нибудь случится, и он не дойдет, то это означаете так же смерть друга. Неволин на скорую руку подготовился к марш-броску: затянул шнурки на ботинках, поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в кобуру, удобнее переложил боеприпасы.

Он молил лишь об одном: чтобы не столкнуться с головорезами банды Енота. Но на душе скребли кошки. Слишком часто в последние дни бог не слышал его. Мало быть осторожным, сказал он себе. Надо быть очень осторожным.