Бочка стояла на корме в гордом одиночестве, и Сафа почувствовал себя одиноким артистом на большой сцене. Видно его было со всех сторон и издалека. Сафа не был стеснительным человеком, но даже ему сделалось стыдно, живот сжал спазм, и он не смог даже помочиться.

Неожиданный шум привлек его внимание. Кто-то кричал смертным боем, но слышно его было плохо, как сквозь толстую переборку. Крики доносились из расположенного неподалеку светового люка, но, сколько Сафа не вглядывался, ничего рассмотреть не удалось.

Спустя какое-то время крики стихли, и из выходного люка выбрался мерзкого вида мужчина с вислым потным брюхом, одетый в одни длинные трусы. Даже на расстоянии Сафа почуял идущую от мужика вонь: пота, мочи, но еще сильнее спермы. Мужчина увидел, что на него смотрят, и демонстративно харкнул на палубу, что вообще-то у моряков было не принято. Когда отведенное время вышло, охранник рыкнул, сгоняя Сафу вниз.

Из входного люка тем временем поднялся еще один мужчина, лоснящийся от пота и еще более вонючий. Когда же Сафа спустился по трапу, на палубе уже сидело четверо. И воняло от них как из солдатского нужника. Они демонстративно чесались и напоминали хряков, умиротворенных и отдыхающих после случки.

Хряки как по команде уставились на Сафу, и он почувствовал себя неуютно под их жадными похотливыми взглядами. Неизвестно, чем бы все завершилось, ведь ему надо было пройти мимо них, если бы не открылся тот же входной люк, и с жалобными стонами изнутри кто-то полез. Но кто, Сафе увидеть не удалось. Только две дрожащие руки на трапе. Отдохнувшие хряки столкнули слабо цепляющиеся руки и полезли следом. Радостные возгласы в предвкушении новой порции удовольствия и тоскливый стон – все смешалось. Люк отсек все звуки, как сваркой отрезал. Сафа вытер лицо, и рука стал мокрой от пота, хотя и не было жарко.

Когда он вернулся в дансинг, у самой двери едва не наступил на двух спящих оборванцев. Один из них поднял голову, это оказался Какафон, спросивший с заговорщицким видом:

– Ну, как, узнал, что хотел?

Когда Сафа сказал, что он что-то путает, тот глумливо ухмыльнулся.

– Что там? – спросил Макс, когда он, наконец, вернулся на место.

– На носу контейнеры, а за ними шлюпбалка. До шлюпки рукой подать.

– Рукой подать, говоришь? Что-то похоже на ловушку, – усомнился Макс. – Что это у тебя?

Разговаривая, Сафа бесцельно вертел в руках находку, оказавшимся каким-то растением.

– Где ты это нашел? – заинтересовался Макс. – Это глубоководные водоросли.

– Наверное, волной закинуло в шторм.

– Это невозможно! Они растут на морском дне на многокилометровых глубинах! -Макс посмотрел с сомнением. Но их отвлекли Кича и Какафон, пробирающиеся к ним через ругающихся пассажиров.

– Валите отсюда! – прикрикнул на них Сафа.

– Ты же не хочешь, чтобы мы сказали, что ты там вынюхивал? – пригрозил Какафон.

– А я тоже скажу, что вы драпать собирались и меня звали!

Дружки опасливо оглянулись, на них уже обращали внимание. Охоты и дальше обострять ситуацию у них поубавилось, и они, что-то буркнув, уселись неподалеку.

– Зря ты так с ними, они нормальные ребята, – сказал Макс.

– Особенно когда они тебя по писе с оттяжкой били.

– Они с тех пор изменились, – возразил Макс покраснев.

– Откуда ты знаешь? Ты что, с ними разговаривал? – опешил Сафа.

– Они сами подошли. Спросили как дела, – пролепетал Макс.

– Постой, ты хочешь сказать, что ты все им выложил?

Испугавшись выражения его лица, Макс отшатнулся.

– Ничего я им не сказал.

– Врешь! Иначе эти скоты не вели бы себя так уверенно!

С кем приходится работать, посетовал Сафа. У него появилось твердое намерение послать хромого подальше, и он даже встал, но от решительных действий его отвлек вновь донесшийся снаружи вой. Звук завораживал, как и все остальное на этом странном корабле. Он здорово подходил к общей нездоровой обстановке.

Вахтовики зашевелились, пробуждаясь от кошмарных снов, чтобы окунуться в кошмар наяву, послышались кряхтенье и ругань. Дегенерат – сторож с ухмылкой жадно смотрел на них, расплющив необъятное лицо о прозрачный люк, потом в открытую заржал, несколько раз произнеся с благоговением:

– Визг! Визг!

Больше от него ничего не добились. Через полчаса двое матросов, грязнее обычного, внесли чан с кашей, которую стали накладывать в железные чашки и заставляли передавать в задние ряды. Разливал матрос, отличавшийся слюноотделением больше обычного, и несколько слюней которого попали в чан, но это не остановило давешнего толстяка. Он героически пробился к камбузу и, заполучив пайку, не стал ее передавать, у него не хватило на это силы воли, и стал ее пожирать, не сходя с места. Кок дал ему несколько пинков, впрочем, без особого результата, толстый их даже не заметил, не прерывая и даже не замедлив процесс приема пищи.

Мгновенно расправившись с кашей, он протянул чашку для добавки и был немедленно окачен с головой из поварешки. Повеселившись, кок отогнал поникшего толстяка.

– Как бы отсюда без опеки выбраться? – размышлял Сафа, грея в руке сероватую кашу.

Вариантов не просматривалось. В туалет выпускали по одному, да и то под охраной.

К тому же там он уже побывал. Можно соврать про несварение, но эти гады могут проверить "доказательства".

– Слабительного бы, – размечтался Сафа.

На помощь неожиданно пришел анналист.

– А вот оно! – бесхитростно указал Макс на имевшийся в наличие водоросль. – Сильное натуральное средство. Древние сумитские моряки только им и лечились.

Сафа выхватил у него ценный продукт, украдкой размельчил и сунул в свою пайку.

– Ты что с ума сошел? Умереть можешь, – предупредил в ужасе Макс.

– Точно, совсем не обязательно есть отраву самому, – согласился Сафа, находя глазами голодного толстяка.

– Ты не сделаешь этого, это не гуманно.

– Еще как сделаю, – усмехнулся Сафа. – Ничему ему не будет. Надо вести правильный образ жизни.

Он сунул чашку соседу и попросил передать. Макс хотел что-то вякнуть, и он слегка ткнул его локтем. Видно что-то переборщил, потому что хромой посинел, и некоторое время не мог нормально дышать.

Опять он обидел убогого. В первый раз это случилось в коридоре больницы, когда он толкнул его, и тот упал голой задницей на пол. Что- то часто ему от меня достается, подумал Сафа.

Чашка тем временем дошла до жирного, который схавал ее с оперативным интересом.

Не прошло и минуты, как, облизав пустую тарелку, толстяк откинул ненужный инструмент в сторону, угодив в кого-то. Тот, было, возмутился, но связываться с хряком не решился.

– Началось, – в ужасе прошептал Макс.

Хряк икнул на весь дансинг и замер, выпучив глаза, но лишь на мгновение. С небывалой для его комплекции скоростью он оказался на ногах, и, прижимая ладошку, крохотную по сравнению с необъятным задом, с грациозностью слона засеменил к выходу.

Так как поднимать ноги чересчур высоко в его положении было чревато легко предсказуемыми последствиями, то он непринужденно наступал на конечности оказавшихся на его пути несчастных. Очень быстро поднялся ор. Обозленный мужик вскочил и влепил пендаля, который жиртрест проигнорировал.

На ходу рубашка бедняги стала темной от пота. Волосы липли к голове, толстяка мутило, качало. Он, уже не соображая, что делает, расстегнул штаны, под которыми обнаружились необъятных размеров труселя.

На него уже открыто орали, впрочем, он уже ничего не слышал. За два шага до выхода окончательно обессилев, он рухнул на пол, который ощутимо качнуло.

– В туалет! – выл он, не имея сил подняться.

Крайний вахтовик забарабанил в дверь, требуя, чтобы жирного выпустили, иначе здесь начнется фирменный бунт. Все уже были на ногах, орали каждый свое. Сафа под шумок пробрался к самому выходу. Матрос пригрозил, что позовет Зарембу.

– Жирный сейчас тут все изгадит, тебя самого Заремба за борт выбросит за это! – выкрикнул Сафа из-за спин.