— Расскажите про Мозгера подробнее.

— У Мозгера хирургическим методом удалены все эмоции. Он не добрый, ни злой, он никакой. Ходячий рефлекс, произведенный на свет с единственной целью уничтожить чужую расу и занять ее своей. Именно поэтому я и ушел. Для Мозгера и для всех я предатель. Они давно бы меня уничтожили, если бы я легко не ориентировался во всех их возможностях и помыслах, я вижу все их шаги заранее, потому что стоял во главе создания всей программы переброски.

— Что же случилось с "Коброй"?

— "Кобра" захвачена, экипаж уничтожен, остались только тела.

Все молчали, переваривая сказанное, молчали до тех пор, пока батискаф не достиг белоснежного пирса, вдающегося далеко в неподвижные темные воды.

— "Гелион" там. У этого моря нет дна. Только воды, соединяющие пуповиной два мира-близнеца. В толще, не имеющей границ и края, гигантская субмарина, на ней 3 миллиарда спящих душ. Когда она достигнет ваших берегов, спящие проснутся.

— А наша планета? — потрясено спросил Закатов.

— А ваша планета умрет, — холодно сказал барон.

Глава 5

Из докладной записки капитана эскадренного миноносца "Шабаш" капитана 2 ранга С.И.Ярова в штаб флота.

"На борт вверенного мне судна проник человек, имеющий рост, превышающий уставной в несколько раз. Захватив ствол 120 миллиметровой гаубицы, объект произвел откручивание. Капитан второго ранга Изотов, подкравшись сзади, приставил табельное оружие к виску гиганта и приказал немедленно сдаться. Великан не подчинился и, невзирая на выстрел, произведенный с близкого расстояния, впрочем, не нанесший гиганту видимого урона, подсадил мичмана Изотова на дуло и, раскрутив последнего, забросил на пару кабельтовых в море. В это время мне удалось поднять в воздух с кормы два вертолета типа "Скорпион". Увидев и оценив угрозу, великан спрыгнул за борт, вызвав сильную волну, едва не перевернувшую корабль, и поплыл к берегу. "Скорпионы" преследовали его, но гигант нырнул и больше не показался. Допускаю, что он не утонул, а просто хорошо ныряет, и мог вынырнуть за милю от места поисков".

Резолюция контр-адмирала Недорезова. "Направить капитана 2 ранга Ярова С.И. на принудительное медосвидетельствование".

Вызов в институт скорой помощи из Шлюзового района поступил во втором часу ночи. Врач Николай Филиппович Еремин торопливо допил предложенную ему стопку спирта, заел вялым огурцом, медсестру не нашел и пошел будить водителя. Чтобы достучаться до последнего, ему пришлось пинать ногой в дверь кареты. После некоторой паузы ему открыла искомая медсестра. Торопливо одевающийся шофер обнаружился на койко-месте для перевозки больных. Еремина перекосило: ему нравилась молоденькая сестричка, и что она нашла в этом женатом козле, вонючем как носки хоккеиста после дополнительного периода?

Еремин был холостым и надо признать строил всякие планы при виде любой хорошенькой мордашки. Теперь сестричку из планов пришлось исключить. Он даже не сел вместе с ней в кабину. Устроившись на кресле в фургоне, он некстати оперся рукой прямо в забытые сестричкой трусики с застрявшим в них скомканным и холодным презервативом. Настроение испортилось окончательно.

Больной жил в частном доме. Значит опять грязь и влажные туфли (с вечера зарядил дождь, осень все-таки, но опять-таки неприятно). На веранде горел свет, и суетилась седая старуха, мать больной. Она была в одной ночнушке и выглядела слегка очумелой. Именно очумелой, а не расстроенной. Когда Еремина провели в комнату, и он увидел пациентку, то понял, что все, чему его учили, можно собрать в одну кучу и выкинуть вон, потому что ничего подобного доселе ему видеть не приходилось. Больная Отрубева Елена(28 лет, незамужняя), лежала на койке и внешне выглядела вполне здоровой (здоровой цвет лица, бодрый вид, зрачки не расширены, хороший аппетит, она даже при враче продолжала торопливо есть, и все вокруг было в крошках от батонов и колбасной кожуре). Но если сверху она выглядела нормально, то о той части тела, что начиналась ниже талии, этого сказать было нельзя. Зад, будто надутый воздухом, увеличился до размеров кровати. Бедра до колен были диаметром в метр, а ниже колен имели размер с взрослого человека каждая. То есть длиной под два метра и весом в центнер. Одна нога, упавшая с кровати, слегка повредила пол.

Создавалось ощущение, что нижняя половина больной непропорционально выросла. Либо женщину взяли и воткнули в огромный зад с огромными ногами.

Еремин констатировал почечную недостаточность, сильный (очень сильный!) отек. Однако главврач Смирнов поднял возвратившегося Еремина на смех. Он долго потешался над молодым врачом, обсасывая дешевую сигаретину, перхал, кашлял-веселился на полную катушку до тех пор, пока не пришел второй аналогичный вызов. Потом третий, четвертый. Институт скорой помощи оказался завален вызовами к больным со схожей клинической картиной. Больные безостановочно ели и набирали вес, словно свиноматки, которых готовили на убой.

Поначалу больных пытались транспортировать в клинику, но были вынуждены оставить эту затею, когда очередной больной, прорвав носилки, выпал и, проломив пол, попал в квартиру ниже. Больше поднимать его не стали, оставив на месте, несмотря на все протесты соседей. Медики поставили в известность соответствующие органы, сигнал пошел по команде и очень скоро достиг "Смерча", но там не стали суетиться. Все уже было сделано: город оцеплен, порт закрыт, но уж на самый крайний случай, если ситуация выйдет из-под контроля и возникнет угроза выплеска эпидемии за пределы одного города, была приготовлена портативная нейтронная бомба, которая должна была уничтожить саму проблему. Но в Москве не торопились. Чего ждали, на что надеялись? В это были посвящены трое, но томились ожиданием только двое из цепочки: президент и генерал Серегин. Что касается третьего, он действовал.

Барон вывел батискаф в пределах города, но создавалось впечатление, что это другой город, расположенный в районе боевых действий. Горячая точка. Переулок, куда они попали, был даже не разграблен, разгромлен. От домов уцелели голые стены. Ни окон, ни дверей.

На улицах горы мусора. Вместо витрин магазинов вразнобой торчащие погнутые рамы.

Пока барон маскировал батискаф, Картазаев подошел и стал описывать бетонный забор. Поучительный процесс прервали вопли профессора. Он и не предполагал, что профессора способны так визжать. Крик по надрыву был сродни крику Акакий Акакиевича, с которого сняли шинель. Картазаев оглянулся на профессора.

Тот кособоко пятился, указывая ему за спину. Мощный поток жаркого влажного воздуха овевал затылок полковника. Он уже догадывался, что увидит, обернувшись.

Запрыгнув на опасно покосившийся забор, восседал элефант. Судя по коротко стриженой голове, особь мужского пола. Он сидел на корточках, расставив в стороны огромные колени, на каждой из которых можно было бы ставить памятник. Голова великана маячила на уровне третьего этажа. Картазаев осторожно ступил назад. От великана не укрылся маневр, он расщепил пасть и издал горловой крик, довольно неприятный, так кричал бы немой, предупрежденный, что если он не попытается издать членораздельный звук, его убьют на месте. Элефант немилосердно драл горло. Связки готовы были лопнуть от натуги.

— А-а-ев! — реванул великан, покраснев от напряжения.

Картазаев? Похоже, он его знал! Полковник осторожно отшагнул назад. Шажок был такой незаметный, всего на сантиметр, но таким образом он вполне мог ретироваться, если бы картину не испортил Мошонкин. Как всегда он решил спасти полковника, и как всегда едва не погубил.

— Владимир Петрович, бегите, я вас прикрою! — крикнул он.

Элефант развернулся всем корпусом на нового соперника, потом отломил(!) от забора кусок этак на центнер с легкостью, с которой нормальный человек отламывает кусок вафли, если не желает есть ее целиком, и швырнул в Василия. Тот с проклятиями отпрыгнул в сторону, а бетонная праща угодила в дом и проделала в кирпичной кладке дыру, словно в нее угодил бронебойный снаряд.