ЗА ЧТО И СКОЛЬКО
— Хороший рассказ. А главное к месту, — сказал Романов. И спросил меня:
— Ты, кажется, хотел рассказать что-то про знакомого тебе «врага народа»?
— Да не моего знакомого, а отца одного из моих знакомых пацанов посадили летом 38-го за антисоветские анекдоты. Дали ему 3 года. А отсидел только 2 — досрочно освободили. Но вместе с семьей выслали за 101 км, кажется, в Тихвин.
— Ты точно знаешь, что за анекдот дали 3 года? — спросил Романов. — А то у Солженицына другие сведения: за анекдот — 10 и более лет; за прогул или опоздание на работу — от 5 до 10 лет; за колоски, собранные на убранном колхозном поле, — 10 лет. Что ты на это скажешь?
— За анекдоты 3 года — это я знаю точно. А насчет наказаний за опоздания и прогулы — твой лауреат врет, как сивый мерин. Я сам имел две судимости по этому указу, о чем есть соответствующие записи в трудовой книжке...
— Ай да Пролетарий!.. Ай да шустряк!.. Не ожидал!.. — съязвил Семен Никифорович.
— Ну, ладно, ладно! — отозвался Романов. — Дай человеку исповедаться...
Пришлось исповедаться.
— Кончилась война. Жить стало полегче. И стал я получки отмечать выпивкой. А ведь у пацанов где выпивка, там и приключения. В общем, за два опоздания — 25 и 30 минут отделался выговорами. А когда опоздал на полтора часа, получил 3-15: с меня 3 месяца высчитывали по 15% заработка. Только рассчитался — снова попал. Теперь уже на 4-20. Ну а третий раз меня ожидало бы наказание 6-25. Но «миновала меня чаша сия». Понял, что работа — дело святое. Конечно, тогда мне казалось, что наказания чересчур строгие — ведь война уже кончилась. Но старшие товарищи утешили меня тем, что, дескать, у капиталистов дисциплина еще строже и наказания горше: чуть что — увольнение. И становись в очередь на бирже труда. А когда подойдет очередь снова получить работу — неизвестно... А случаи, когда человек получал тюремный срок за прогулы, мне неизвестны. Слыхал, что за «самовольный уход с производства» можно получить год-полтора тюрьмы. Но ни одного такого факта я не знаю.
Теперь о «колосках». Я слыхал, что за «кражу сельхозпродукции» с полей можно «получить срок», размер которого зависит от количества украденного. Но это говорится о полях неубранных. А собирать остатки картошки с убранных полей я сам ходил несколько раз. И уверен — арестовывать людей за сбор колосков с убранного колхозного поля — бред сивой кобылы. И если кто из вас встречал людей, посаженных за «колоски», пусть скажет.
— Я знаю 2 похожих случая, — сказал Назаров. — Это было в Воркуте в 1947 г. Два 17-летних пацана получили по 3 года каждый. Один попался с 15-ю кг молодой картошки, да дома обнаружили еще 90 кг. Второй — с 8-ю кг колосков, да дома оказалось еще 40 кг. И тот и другой промышляли, конечно же, на неубранных полях. А такая кража и в Африке кража. Сбор же остатков с убранных полей нигде в мире кражей не считался. И соврал тут Солженицын затем, чтобы лишний раз лягнуть Советскую власть...
— А может быть, у него было другое соображение, — вмешался Семен Никифорович, — ну как у того журналиста, который, узнав, что собака укусила человека, написал репортаж о том, как человек покусал собаку...
ОТ БЕЛОМОРА И ДАЛЬШЕ
— Ну хватит, хватит, — прервал общий смех Романов. И добавил ворчливо: — Совсем задолбали бедного лауреата... — Потом, посмотрев на Семена Никифоровича, заговорил:
— Ты давеча пропажу 40-а тыс. зеков за одну зиму назвал рекордом. А это не так. Настоящий рекорд, по Солженицыну, был на строительстве Беломорканала. Слушай: «Говорят, что в первую зиму, с 31-го на 32-й год 100 тыс. и вымерло — столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность в 1% в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре 100 тыс. могло вымереть за 3 месяца с небольшим. А тут и другая зима, да между ними же. Без натяжки можно предположить, что и 300 тыс. вымерло». Услышанное так всех удивило, что мы растерянно молчали...
— Меня вот что удивляет — снова заговорил Романов. — Все мы знаем, что на Колыму зеков привозили только раз в году — в навигацию. Знаем, что здесь «9 месяцев зима — остальное лето». Значит, по раскладке Солженицына, все местные лагеря каждую военную зиму должны были троекратно вымирать. А что мы видим на деле? В собаку кинь, а попадешь в бывшего зека, всю войну мотавшего срок здесь, на Колыме. Семен Никифорович, откуда такая живучесть? Назло Солженицыну?
— Не ерничай, не тот случай — хмуро оборвал Романова Семен Никифорович. Потом, покачав головой, заговорил, — 300 тыс. мертвых душ на Беломоре?! Это такой подлый свист, что и опровергать не хочется... Я, правда, там не был — срок получил в 1937 г. Но ведь и этот свистун там не был! От кого же он слыхал эту парашу насчет 300 тыс.? Я о Беломоре слыхал от блатарей-рецидивистов. Таких, которые на волю выходят только затем, чтобы немного покуролесить и снова сесть. И для которых любая власть плоха. Так вот, о Беломоре они все говорил, что жизнь там была — сплошная лафа! Ведь Советская власть именно там впервые испробовала «перековку», т.е. перевоспитание уголовников методом особого вознаграждения за честный труд. Там впервые ввели дополнительное и более качественное питание за перевыполнение нормы выработки. А главное, ввели «зачеты» — за один день хорошей работы засчитывались 2, а то и 3 дня срока заключения. Конечно, блатари тут же научились добывать туфтовые проценты выработки и досрочно освобождались. О голоде и речи не было. От чего же могли умирать люди? От болезней? Так на эту стройку больных и инвалидов не привозили. Это говорили все. В общем, Солженицын свои 300 тыс. мертвых душ из пальца высосал. Больше им неоткуда взяться, ибо такую муру никто рассказать ему не мог. Все.
В разговор вступил Назаров:
— Все знают, что на Беломоре побывало несколько комиссий писателей и журналистов, среди которых были и иностранцы. И никто из них даже не заикнулся о такой высокой смертности. Как это объясняет Солженицын?
— Очень просто, — ответил Романов, — большевики их всех или запугали или купили...
Все засмеялись... Отсмеявшись, Романов вопросительно посмотрел на меня. И вот что я рассказал.
Как только я услыхал о смертности в 1% в сутки, мне подумалось: а как с этим было в блокадном Ленинграде? Оказалось: примерно в 5 раз меньше 1%. Вот смотрите. По разным оценкам, в блокаде оказалось, от 2,5 до 2,8 млн. человек. А самый смертельно голодный паек ленинградцы получали примерно 100 дней — такое вот совпадение. За это время при смертности 1% в сутки умерли бы все жители города. Но известно, что от голода умерло 900 с лишним тыс. человек. Из них за смертельные 100 дней погибло 450-500 тыс. человек. Если разделить общее число блокадников на число погибших за 100 дней, получим цифру 5. Т.е. в эти страшные 100 дней смертность в Ленинграде была в 5 раз меньше 1%. Спрашивается: откуда в лагерях военного времени могла взяться смертность в 1% в сутки, если (как вы все хорошо знаете) даже штрафной лагерный паек был в 4 или 5 раз калорийней блокадного пайка? И ведь штрафной паек давался в наказание на короткое время. А рабочий паек зеков в войну был не меньше пайка вольных рабочих. И понятно почему. Во время войны в стране была острая нехватка рабочих рук. И морить голодом зеков было бы просто дуростью со стороны властей...
— Тут я посмотрел на Романова и добавил: "Это к твоему глумливому вопросу о том, почему выжили колымские зеки...
Семен Никифорович встал, обошел стол, обеими руками потряс мою руку, шутливо поклонился и с чувством произнес:
— Очень признателен, молодой человек!.. — Потом, обращаясь ко всем, сказал, — Кончаем эту бодягу. Пошли в кино — там начинается повторный показ фильмов о Штирлице.
— В кино успеем, — сказал Романов, посмотрев на часы. — Напоследок хочу знать ваше мнение о разногласии в отношении к лагерным больницам, которое возникло между Солженицыным и Шаламовым — тоже «лагерным писателем». Солженицын считает, что лагерная санчасть создана для того, чтобы способствовать истреблению зеков. И ругает Шаламова за то что: «...он поддерживает, если не создает легенду о благотворительной санчасти...»