«Тише! — вдруг воскликнул Аббас. — Среди нас шпионы».
Вскоре все разошлись, после того как Мухаммед назначил двенадцать человек как представитель в Медине. Не успело солнце вновь подняться над долиной, они уже догнали свой караван. Их спутники-язычники даже не заметили их отсутствия. Довольно скоро все посвященные были готовы вернуться в Медину; семьдесят человек были захвачены торжественностью великой клятвы, а двенадцать из них несли на себе бремя новой ответственности, что, возможно, могло стоить им жизни. Шпион, а точнее, случайный прохожий, поделился смутными сведениями с вождями Курайшитов, и те послали догнать караван, чтобы выяснить, встречался ли кто-нибудь из мединцев с Мухаммедом, звали ли его с собой, связали ли они с ним свои судьбы. Курайшиты ополчились против своих собратьев из Медины. Бывшие при караване идолопоклонники, люди с положением, поспешили заверить, что они не имели никаких сношений с пророком. Один из вождей добавил даже, что и возможности такой не было, ибо, случись соглашение подобной важности, его бы немедленно поставили в известность.
Дальнейшие расспросы, после того как паломники ушли, убедили Курайшитов в том, что их подозрения были справедливы, и они бросились вдогонку за караваном. Двоих паломников привели назад и после допросов с пристрастием все-таки отпустили, и тогда мекканцам стало ясно, насколько ситуация для них опасна, они ступили во вторую стадию преследований за верность пророку, более жестокую, если это возможно, чем та, за которой последовала эмиграция в Абиссинию. Столь же решительно, как и в тот раз, когда Мухаммед велел своим последователям: «Эмигрируйте!», так и на этот раз он сказал им: «Уезжайте в Медину. Поистине там Аллах дает вам собратьев и кров, где вы сможете укрыться».
Преданные ему не замедлили воспользоваться советом своего наставника. По двое они отправились в тягостный путь на верблюдах по пескам на север. Той же дорогой иные шли поодиночке и пешком, если приобрести верблюда им было не по карману. И вот Курайшиты обнаружили, что приют в Мекке опустел, улица пустынна, да и весь городской квартал, еще недавно полный людских голосов, теперь тих и пуст. Но Мухаммед с Абу-Бекром, Али и их семьями не уехали: по-видимому, пророк считал, что покинуть город последним было его священным долгом.
Абу-Бекр ежедневно напоминал ему, что пора трогаться в путь, но Мухаммед снова и снова ответствовал, что Аллах не даёт ему еще знака. С присущей ему жизненной мудростью Абу-Бекр держал наготове быстроногих верблюдов, будучи уверен, что день побега вскоре настанет — ведь негодование Курайшитов продолжало нарастать. Медлительность их потенциальной жертвы еще больше выводила их из себя. Они посовещались, обсудив состояние дел и обменявшись мнениями о возможных мотивах странного поведения пророка. Единогласно они пришли к выводу, что против него необходимо предпринять агрессивные шаги, но что именно предпринять? Посадить ли его в темнице на цепь? Верные друзья могли освободить его. Было ясно, что во имя тишины и спокойствия в городе требуется пожертвовать его жизнью. Он не должен быть изгнан, ибо тогда он мог обойти все племена и призвать их объединиться против Мекки. В конце концов было решено, что от каждой имевшей вес семьи будет выбран один человек, чтобы в назначенный момент каждый из них мог нанести пророку смертельный удар. Так сыны Хашима лишатся возможности мстить какой-либо отдельной семье и вынуждены будут принять стоимость пролитой крови, которая будет тут же объявлена.
В свою очередь Мухаммед был предупрежден о заговоре (архангелом Джабраилом, как считают правоверные) и быстро собрался в путь. Оставив Али укрытым своим плащом и лежащим на своей постели, Мухаммед под покровом темноты ускользнул в дом Абу-Бекра, которому объявил, что время побега приспело. Абу-Бекр давно думал о великой чести сопровождать Мухаммеда, когда тот должен будет покинуть Мекку, и теперь настал момент просить об этом. Пророк дал согласие, и Абу-Бекр прослезился от радости за пророка. И они оба тайно покинули город и выехали на юг.
Пока пророк таким образом искал спасения, его враги подошли к дому. Там они нашли Али и спросили у него, где Мухаммед. Тот ответил, что ничего об его местопребывании не знает, что он не сторож ему, и предположил, что ему было приказано покинуть город, что он и сделал. Лазутчики были посланы по всем дорогам, чтобы выяснить, куда поскакали беглецы, но тех уже и след простыл.
Мухаммед и Абу-Бекр быстро пошли к горе, расположенной всего в полутора часах ходьбы от Мекки, но в направлении, противоположном Медине, куда было бы логично им отправиться. На скалистой вершине, в конце неровной, трудной тропы, посреди бесплодной, дикой местности, добираться куда им пришлось частично на четвереньках, находилось низкое, крошечное отверстие, в которое с трудом можно было протиснуться поодиночке. И Мухаммед, пророк Аллаха, еще полный свежих воспоминаний о седьмом небе, вместе с Абу-Бекром, «Вторым после пророка», как его впоследствии называли в знак особенной чести, без остановки ползли, едва только забрезжила заря. Хотя Абу-Бекр сам просил, как о высшей чести, сопровождать Мухаммеда, теперь он стал испытывать страх: что если место, где они укроются, будет обнаружено преследователями. «Что если они нас найдут в нашей пещерке? Нас ведь только двое».
«Нас трое, — отвечал Мухаммед. — С нами Аллах!»
XIV
Первый год
Когда мы говорим, что королева Виктория взошла на престол в 1837 году, мы привычно подразумеваем, что она начала царствовать в 1837 году от Рождества Христова; но если бы мы отсчитали назад, до первого года, то обнаружили бы, что в тот год возраст мальчика Христа был около четырех лет. Здесь явно вкралась какая-то ошибка. Да и как могло быть иначе! Ведь только начиная с 600 года после рождения Христа мир стал датировать свои письма и документы, ссылаясь на это событие, а тогда еще не было ученых людей, чтобы в точности рассчитать, в каком году оно произошло.
Подобные разночтения обнаруживаются в отношении всех эпох и летоисчислений. Одни народы датируют события от начала мира, хотя ни один из них понятия не имеет, когда возник мир. Иудеи утверждают, что это произошло за 3750 лет до рождения Христа, а жители Константинополя относят знаменательный момент на 5509 лет раньше, и т. п. Так римляне вели свое летоисчисление с того самого года, когда был основан их город, правда, они не помнили, как и когда это произошло. А теперь вот арабы, которые начинают счет с Первого года, хотя никто в мире не может с точностью сказать, когда это было.
И все-таки мы об этом знаем больше, чем о начале своей собственной — новой — эры, потому что Первый год у арабов был на несколько сотен позже, чем наш. Чем дальше мы уходим в своих исторических изысканиях в прошлое, тем больше там неясностей. Как следствие, мы не удивляемся, прочитав в некоторых книгах, что арабский Первый год отсчитывается с 16 июля 622 года после Рождества Христова, а в других — с 20 июня.
Предполагают, что его начало приходится на десятый, тринадцатый или пятнадцатый год после того, как архангел Джабраил столь чудесным образом приказал Мухаммеду читать удивительные письмена, которые держал перед его глазами.
Сложность еще и в том, что арабы не обозначают месяцы года теми же названиями, что и мы; к тому же продолжительность их месяцев иная; так что годы у них неодинаковые, и, чтобы проверить даты, требовался сложный и путаный пересчет. Но такую работу все же проделал один известный французский ученый, превосходно разбиравшийся в данном вопросе, так что нам остается признать и согласиться, что 19 апреля 622 г. н. э. Мухаммед сказал своим ученикам: «Бегите!», а 20 июня того же года Абу- Бекр нашел Мухаммеду убежище в горной пещере. Правда, доктор Август Мюллер считает, что это происходило в сентябре.
Затерянная в горах, труднодоступная пещера не могла, тем не менее, оставаться надежным прибежищем для двоих мужчин, ибо поиски велись активно. Однажды лазутчики подошли к самому входу, и пророк с сотоварищем слышали уже их голоса. Согласно легенде, Аллах приказал дереву чудесным образом вырасти у входа в пещеру. Паук сплел свою тонкую паутину, а дикая горлинка, мгновенно сплетя гнездо, отложила в нем яйца. Искавшие увидели паутину и решили, что конечно же никто не пользовался этим чересчур малым лазом, да еще и прикрытым тончайшей занавесью, к которой явно никто не прикасался, иначе бы она разорвалась. И опасность отступила.