Мухаммеду ничего не угрожало под защитой Абу Талиба, и вскоре к его дяде пожаловала делегация от рода Курайшитов с требованием: «Сын твоего брата порочит нашу религию. Он обвиняет наших мудрецов в недомыслии, а наших предков — в заблуждениях и отсутствии благочестия. Коль скоро ты не принял его нечестивой веры, мы просим тебя позволить нам искоренить её и наказать его за дерзкие нападки на религию, которая принадлежит тебе так же, как и нам всем».
Абу Талиб ответил вежливым, но решительным отказом, однако сограждане продолжали настаивать. На этот раз к старику явились именитые члены рода, которые сказали: «Мы уважаем, как и велит нам обычай, твой возраст, твои личные заслуги и твое звание, но всему есть предел. Мы просили тебя заткнуть племяннику рот, но ты этого не сделал. Больше мы не в силах терпеть надругательства над нашими отцами, нашими мудрецами и нашими богами. Прикажи Мухаммеду замолчать, иначе мы обратим оружие как против тебя, так и против него. И мы будем сражаться до тех пор, пока представители одной из сторон не перебьют другую!» Сказав так, они удалились.
Встревоженный этими речами Абу Талиб разыскал племянника и взмолился: «Избавь нас от несчастий, нависших и над тобой, и над всей нашей семьей».
«О мой дядя, — отвечал Мухаммед, — даже если солнце сойдет с неба по правую руку от меня, а по левую — луна, чтобы сразиться со мной, и если встанет передо мной выбор, отречься ли мне от своей цели или погибнуть, осуществляя её, то и тогда я не отрекусь от неё».
И сказав так, потрясенный мыслью о том, что его оставит самый родной ему человек, он отвернулся, весь в слезах, и собрался было уйти прочь.
«О вернись, мой племянник! — воскликнул старик, в свою очередь потрясенный до глубины души. — Проповедуй любое учение по своему разумению. Клянусь тебе, что ни на одно мгновенье не оставлю я тебя!»
Но враги Мухаммеда не думали отступать, хотя, ввиду приближения священного периода, их нападки на время поутихли. Как раз тогда Мухаммед переселился в здание, обращенное к Каабе, которое принадлежало новообращенному по имени Аркам, перед тем, как паломники должны были обойти святыню несколько раз, следуя установленному ритуалу. Новое жилище превратилось в место встреч — и молитвенный дом. Здесь давалось истолкование доктринам новой веры, и многие примкнули здесь к ней, так что со временем дом стал называться «Домом ислама».
В тот момент Мухаммед страстно желал привлечь на свою сторону влиятельных представителей общины, и, как рассказывают, однажды, когда он был увлечен беседой с кем-то из своих последователей, вошел слепой и сказал: «О посланник Аллаха, поведай мне хотя бы частицу того, что тебе заповедал Всевышний». Имея сильное желание внести в список богача, пророк проявил раздражение к назойливому бедняку и отвернулся от него, нахмурившись. И получил за это внушение, дабы впредь он относился с уважением к любому из обратившихся к нему. Об этом говорит одна из сур.
[Пророк] нахмурился и отвернулся
оттого, что подошел к нему слепой;
А что дало тебе знать, — может быть, он очистится,
Или станет поминать увещевание,
и поможет ему воспоминание.
А вот тот, кто богат, к нему ты поворачиваешься.
Хотя и не на тебе лежит, что он не очищается.
А тот, кто приходит к тебе со тщанием
и испытывает страх, — ты от него отвлекаешься.
Но нет!
(Коран, 80: 1-11)
(Перевод И. Крачковского)
Мухаммед впредь относился к слепцу с большим уважением и всякий раз, увидев его, говорил: «Приветствую того, по чьей милости Аллах сделал мне внушение!»
X
Беглецы в чужие земли
Толпы паломников, в определенное время приходившие поклоняться Каабе, уже начали собираться, и противники Мухаммеда стали советоваться, как они будут отвечать на бесчисленные расспросы прибывших о новоявленном пророке, молва о котором уже успела распространиться.
«Скажем, что он ясновидец», — говорил один.
«Нет, — тут же возражал ему другой. — У него не такая грубая и резкая манера говорить, как у ясновидцев, и он не произносит фраз в определенном ритме, как те».
«Тогда, может, скажем, что он дурак?»
«Не годится — его внешний вид изобличит нашу ложь».
«А если сказать, что он — поэт, действующий под влиянием злого джинна?»
«Он не пользуется языком поэзии».
«Нам надо назвать его волшебником!»
«Но он не сделал ничего сверхъестественного. Он не пытался демонстрировать ни чудес, ни магических действий».
«Это точно, он искусник в выборе подходящих слов и вкрадчивых речей».
«Но надо же нам дать какие-то объяснения. Мы ведь можем просто сказать, что он новый волшебник, одержимый неизвестными чарами, при помощи которых он вносит разлад в семьи, разлучает брата с братом, сына с отцом и жену с мужем».
И противники договорились вызвать против учения недовольство, пожелав выдать его за заблуждение небольшой кучки людей, находившейся под покровительством Абу Талиба. Они устраивали засады на всех дорогах, ведших в Мекку, и затевали беседы с паломниками, шедшими к Каабе, втирались в доверие к ним, предостерегая, чтобы они остерегались отца Касима, которого расписывали в качестве опасного колдуна, способного причинить людям непоправимый вред. Действуя так, они сумели кое-кого напугать, но, к полному их недоумению, у большинства любопытство разожглось еще сильнее. В результате, когда благочестивые паломники возвратились к своим родным очагам, с ними вместе по самым отдаленным уголкам полуострова разнеслась чудесная весть о новом пророке Мухаммеде, волшебнике, которого никто не понимает. Новое учение стало предметом для всевозможных пересудов и любопытных расспросов повсюду, проникнув в такие местности, куда собственными усилиями неутомимого Мухаммеда новость не дошла бы и за многие годы.
Еще больше повысился интерес после того, как Абу Талиб напечатал в стихах жалобу на Курайшитов, которые в своей ненависти к одному из своих сыновей забыли о правах славного дома Хасима. Он превознес добродетели Мухаммеда, назвал его другом вдов и сирот, и сказал:
«Вы лжете, когда говорите, будто мы позволим пролить кровь Мухаммеда, не приведя в действие наших стрел и копий, в чем я клянусь священной Каабой! Когда вы говорите, что мы покинем его, не покрыв землю своими мертвыми телами, да, и телами наших жен и детей!»
Когда тревожная весть о том, что братоубийственная война неизбежна, достигла Медины, тогда именовавшейся Ясрибом, в Мекку были посланы мудрые советы о том, как сохранить мир.
«Бойтесь раздора, — призывал пишущий, — выплеснувшегося из сосуда, вода которого горька и вредна! Помните об ужасах прошлой войны; тот, кто пишет эти строки, слишком хорошо знает о тех ужасных событиях. Знание — это плод опыта».
«Почтенный человек усвоил определенные верования. И только одному Аллаху принадлежит право судить совесть».
«Продолжай проповедовать истинную религию — наши глаза устремлены на тебя».
«Поклоняйтесь Аллаху и очищайте себя верой в краеугольный камень, на котором покоятся окрестные горы».
«Разве Аллах не дал тебе залог своего великого могущества в тот день, когда Абраха был отброшен от самых твоих ворот без твоей помощи?»
Советы возымели действие, не обуздав, однако, наиболее злобных Курайшитов, которые давали выход чувствам, встречая пророка на улицах. Ему навстречу нередко неслись оскорбления и проклятья, не говоря о постоянных угрозах расправиться с ним. Эти жестокие нападки и мелочные проявления злобы привели к ответной реакции, когда появился противник — самый решительный из всех, кто угрожал Мухаммеду. Возвратившись однажды с охоты, Хамза, дядя пророка, услышал о новом оскорблении в тот момент, когда он отправился к Каабе, и к всеобщему изумлению провозгласил себя сторонником пророка. Направившись в самую середину беснующейся группы, он воскликнул: «Посторонитесь! Я принадлежу новой религии. Попробуйте ответить мне на это, если посмеете!» — одновременно он нанес сильный удар луком, который он не успел отложить в сторону. Никто не ответил ему на удар. Хамза, впоследствии известный как «Лев Аллаха», оставался самым гордым и энергичным из сторонников Мухаммеда, и тогда напуганные Курайшиты начали оказывать пророку больший внешний почет.