Он был не дурак выпить, и Джун постоянно ругалась. «Если ты и впредь будешь поглощать спиртное в таких же количествах, — возмущалась она, — то докатишься до места редактора отдела происшествий какой-нибудь плюгавенькой провинциальной газетенки, и я буду вынуждена содержать тебя…» Джун добавляла в адрес Чэда еще массу всяких гадостей — со своим чисто женским скудоумием она была не в состоянии разобраться в сложных мыслях и чувствах мужчины, проведшего во время второй мировой войны одиннадцать дней в засыпанном бункере и твердо уверившегося в том, что если такое повторится, то он вновь увидит свет только через одиннадцать столетий, а то и тысячелетий, уже в качестве редкого ископаемого. Когда он делился с Джун этими мрачными перспективами, та лишь сострадательно улыбалась. Для нее голубое небо по-прежнему оставалось голубым, а звезды на ночном небе — звездами. Она хотела, чтобы Чэд женился на ней, хотела иметь свой дом и детишек, но для этого он должен был написать, наконец, что-нибудь светлое и радужное, что понравилось бы читателям, а им принесло бы деньги.

Трезво пораскинув умом, Чэд в конце концов решил, что лучшей жены, чем Джун, ему не найти. Правда, с присущим ему благоразумием он ни словом не обмолвился ей об этом и удрал сюда, в Крайстчерч, к своему другу Джорджу Абернати, надеясь прийти в себя и поработать.

В душе он уже решил отложить репортаж о Вьетнаме, окунуться на полгодика в волны беззаботной жизни и найти в себе те силы, которые помогут ему написать книгу с характерным английским юмором. Итак, он собрался написать юмористический роман, но в то же время это должно было быть нечто увлекательное и захватывающее, с убийствами на заднем плане, которые нельзя было бы назвать убийствами, с криками сов на ночном кладбище, с весенними солнечными утрами, которые прогоняли бы все ночные страхи и заставляли бы привидений отправляться обратно в свои могилы, и с любовью — нежной, но в то же время сдобренной всевозможными пряностями. Написав такую книгу, он отправил бы Джун телеграмму, короткую телеграмму, что-нибудь вроде: «Приезжай, нужно поговорить», щелкнул бы рукописью перед ее курносым носом и почувствовал бы себя человеком, который может позволить себе обзавестись домашним очагом и семьей.

Имелось всего лишь одно «но». Чэд до сих пор не имел ни малейшего представления о том, как будет выглядеть его книга юмора и ужасов. Он долго раздумывал и прикидывал различные варианты, как между убийствами и сексом разместить веселых солнечных «зайчиков», лишающих и то, и другое своей значимости.

Возвращение миссис Порджес вывело его из задумчивости. Старую даму нельзя было узнать. Несмотря на холодную погоду, на ней было пестрое летнее платье. Еще Чэд заметил, что бигуди из ее волос исчезли, а нос был напудрен. На подносе, который она принесла, красовались чайник, необходимая посуда и бутылка шотландского виски.

Когда Чэд поднял голову и прислушался, ему показалось, что сверху доносятся чьи-то шаги и постукивания палки, — миссис Порджес, словно девочка, кокетливо улыбаясь, осведомилась, не слышал ли он и до ее прихода этих странных звуков.

Чэд утвердительно кивнул:

— Я думал, что это вы.

Миссис Порджес энергично запротестовала.

— Вы что ж, думаете, мне нужна палка? Я еще достаточно молода, чтоб обходиться и без нее.

— А кто же там все время ходит? — удивленно спросил Чэд. — Ведь в этом доме, кроме вас, никто больше не живет.

— В том-то все и дело! Во всех верхних комнатах потолки так протекают, словно в Касл-Хоуме вообще нет крыши. Там никто не может лечь спать, не накрывшись зонтиком.

— Но там все время кто-то ходит, вы и сами это слышите. Кто же это?

— Если б я была суеверна, я бы ответила, что это — призрак. Стаканчик виски? — миссис Порджес налила себе и позднему гостю виски и одним махом опрокинула свою рюмку в рот. — Но так как я не суеверна, а только, как говорится, поэтическая натура, то уверяю вас, что бродить там может лишь старуха.

— Какая старуха? — Чэд поднял брови.

Миссис Порджес в свою очередь тоже удивилась.

— Разве вы не знаете, что миссис Шекли, — она показала на картину, висящую над камином, — два месяца назад была найдена мертвой в своей постели, и наш врач, наш старый добряк Моррис, долго не решался выдать свидетельство о смерти? — а когда Чэд с удивлением взглянул на старую даму, та, нисколько не устыдившись своего игривого настроения, продолжала, — хотя я и прожила с ней в качестве компаньонки почти десять лет… Компаньонка! Это неплохо звучит, правда?.. Но в действительности я была чем угодно: горничной, поварихой, экономкой, только не компаньонкой… Так вот, несмотря на то, что мы прожили с ней вместе почти десять лет, я рада, что она наконец очутилась в земле. Вообще-то я — непривередливый человек и легко уживаюсь со всеми живыми существами, кроме проклятых крыс, но что касается старухи Шекли, то могу сказать лишь одно: мерзкая была личность. Тьфу! Поэтому не удивительно, что она и под крестом не может найти покоя, а вечно бродит здесь, по дому, даже если у нее нет для этого никаких других причин, кроме как напугать усталого человека.

Чэд осторожно покосился на миссис Порджес и попытался определить, не смеется ли она над ним. А может, жизнь в пустом доме затуманила ее обычно живой и сметливый ум?

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — миссис Порджес показала свои ослепительно белые зубы. — Но вы можете отбросить всякие сомнения на этот счет. Правда, я с удовольствием читаю про всякие ужасы, но я в них не верю. И если уж я говорю, что там, наверху, бродит ядовитая змея Шекли со своей клюкой, то так оно и есть, и это ничего не имеет общего с привидениями в обычном смысле этого слова.

Почему это не имело ничего общего с привидениями в обычном смысле этого слова, она так и не объяснила. Видимо, дух мертвой хозяйки, витавший по дому, был для нее таким же обыденным фактом, как завывание ветра в оконных ставнях.

И тем не менее Чэда не убедили ее слова. Когда наверху вновь послышались шаркающие шаги и постукивания палки, он вскочил с кресла, взлетел по широкой дубовой лестнице на второй этаж, распахнул поочередно двери во все комнаты, находящиеся над холлом, но не нашел там ни одной живой души. Когда он вернулся, миссис Порджес встретила его сочувствующей улыбкой.

— Я ж вам говорила, что это чудовище — не обычное привидение, — заметила она с нотками триумфа в голосе. — И если вы останетесь в Касл-Хоуме на какое-то время, у вас еще найдется достаточно причин для изумления, хотя, собственно, ничему в мире удивляться нельзя.

— Какие же это причины? — поинтересовался Чэд.

— Да так, ничего особенного. Временами, например, из дома исчезают стулья. Однажды, войдя в столовую, я вдруг обнаружила, что исчез буфет вместе со всем сервизом, а позавчера кто-то распорол брюхо медведю. Вот тогда-то даже мне стало жутко. Если двери и окна отворяются и затворяются сами по себе, как им заблагорассудится, меня это, конечно, сердит, потому что в доме и так хватает сквозняков, но в принципе я к этому уже привыкла. А вот распороть брюхо несчастному медведю — это уже чересчур подло. Правда, старуха всегда была такой. Если ей представлялся случай помучить человека или другое живое существо, сотворенное богом, она не жалела никаких сил.

Чэд молча выслушал все, о чем поведала ему старая дама, а та взяла чайник, налила ему снова полный стакан и спросила необычайно дружеским тоном:

— Осмелюсь спросить у вас, вы приехали отдыхать или собираетесь здесь поработать?

Чэд так задумался над всем услышанным, что забыл вынуть трубку изо рта.

— Да, я хотел бы поработать, хотел бы написать книгу о…

— Ах, вот оно что! Понимаю, понимаю! — с воодушевлением воскликнула миссис Порджес. — Вы хотите написать книгу о Крайстчерче, о его жителях, об этой злобной старухе Шекли, которая вечно опутывала людей своей паутиной и бог знает, что еще натворит после своей смерти. Великолепная идея! Могу хоть сейчас поспорить на что угодно — ваша книга прогремит по всей Англии. Ибо другого такого городка, как наш Крайстчерч, вы не найдете на всем шотландском побережье, а другую такую личность, как старуха Шекли, — и во всем мире. Да покарает ее господь за все ее грехи! Все боялись этой старой ведьмы и тем не менее лебезили перед ней. Конечно, здесь крылась какая-то тайна, но я так и не смогла толком ничего узнать.