Все в челноке. Слились и спят. Над ними вороны горюют,

И мраморные времена их сон бесполый сторожат.

***

Им, сгребающим сено в стотысячный или больше раз,

им, без дна души – крестьянам из века в век,

до сих пор определяющим по солнцу который час

и знающим всё, чем под этим солнцем может быть человек,

им, погружающим стопы в рыхлые реки земли,

разве объяснишь,

что скоро перестанут существовать города,

что скоро сузится мир до глухой трубы,

до чёрной и скользкой змеи,

что все дороги из деревни ведут теперь в никуда?

Им, видящим медовые сны, по сути,

плевать какой сейчас новый герой,

как выглядит современный робот, человек

и кто теперь больше друг.

Ведь когда умирает корова, причём тут политический строй,

ведь когда затихают травы, причём здесь наука наук?

И таким бессмысленным и пошлым кажется диалог культур,

когда стрекочет трактор под молочным покровом небес,

когда их, полусвятых, белых,

пахнущих тмином деревенских дур,

мужики уволакивают в лес.

А после снова над селом пронзительный, чистый

младенческий крик,

когда слипаются сны и не сосчитать звёзд,

и тихо дышит тайна под крышей избы, и там, внутри,

нет ничего правдивее бабьих слёз.

А бог здесь один, собирающий ложкой медовую мглу,

наполняющий сны, когда вербами пахнет апрель,

знающий – тот истинно мудр, кто с виду и прост, и глуп,

у кого за калиткой полынь, бузина, чистотел

помнят всё, их запах струится – слогом за слог,

и может там, далеко, давно кончились, съели себя города,

но стоит себе тихое забытое всеми село,

и для счастья-то нужно им мало – несколько слов

деревянный дом, колодезная вода

и ощущенье, что так будет всегда...

А жизнь здесь, в сущности, тёплый, как лето, навоз

и вечный двигатель – только скрип

добрых и ладных тележных колёс.

Максим ЕРШОВ ДАВАЙ-ДАВАЙ!

***

Это можно говорить громко.

Это можно напевать тихо.

Никакого нет от слов толка,

всероссийское моё лихо.

Быстро новая растёт поросль –

греет корни ей река Лета.

Мы всё дальше, всё сильней порознь,

наша песенка без нас спета.

Как трёхцветные нежны флаги!

Как двуглавая сильна птица!

Поистёрлись мы в своём шаге,

разучились поднимать лица…

Я бессмысленность свою знаю:

в редкий праздник обелиск важен.

Распустилось наших дней знамя

над судьбою нефтяных скважин.

А свобода, как корабль, – ровно

рассекает бедноты немочь.

Государь, мы все твои кровно!

Только жаль, что нам цена – мелочь.

***

Это заговор сильных. Союз камней.

Их безлик, словно тьма, кумир…

Я не слабый,

но камни – они сильней,

чем сердца и чем струны лир.

Так зачем это я – инвалид идей,

малохольный в толпе кликуш,

всё мечтаю микстурами площадей

заливать глаукомы душ?

Я хочу посмотреть при большом огне

как неправда горит в кострах…

Как дорогу до Родины вам и мне

прорубает животный страх.

БИТВА

Мы не трусы, да противник силён –

водка "Гитлер" и коньяк "Напольён".

А прикончим, не сидим без труда:

бьёмся с пивом "Золотая Орда".

Эта битва до небес глубока!

Не проходит витязь мимо ларька.

В этой битве треснул дедовский щит.

Под столом отцовский город горит.