Вдруг как-то ему принесли народный струнный инструмент, сохранившийся, хоть и с утратами, в одном экземпляре (во Вселенной!). Пока он отлучился за орудиями и матерьялами своего труда, соседские детишки стали водить по инструменту смычком и здорово его испортили. Каким-то чудом он кое-как привел инструмент в надлежащий вид, но, как честный человек, не мог сокрыть происшедшее от хозяина, известного исполнителя и композитора, советского музыкального деятеля. С тех пор, не без помощи конкурентов, репутация его как первоклассного мастера и специалиста была безнадежно погублена. Изредка он брал заказы от друзей и старых знакомых, но это все было уже не то. Соседские дети подросли, стали водить к себе парней и подруг. Ему завидно было слышать за тонкими старыми стенками звуки их занятий. Он стал молиться Козьме и Дамиану, Петру и Февронии, Иоакиму и Анне, чтоб Господь послал ему женщину. Но Иван был уже неприятной наружности мужчиной в летах, неухоженным и явно небогатым, и потому на него, естественно, никто не обращал внимания.
Подрабатывал Иван грузчиком на ближайшем колхозном рынке и небольших стройках, где обычно и числился, дабы не сидеть за тунеядство. Жизнь понемногу, казалось, налаживалась, но до достатка было еще далеко. Как-то клали какую-то стенку в школе рабочей молодежи. Слово за слово — познакомились со старшими девушками, угостили их как-то. Начался флирт. Девушка, на которую он обратил внимание, узнав, что у него нет с собой "резинки", не стала давать, но предложила "взять в рот". После занятия минетом Иван почувствовал себя неудобно, так как другие рабочие это видели, к тому же почти все из них получили свое. На следующий день о гулянке узнали местные парни, получился скандал, который не без труда замяли, девушки уже боялись оттолкнуть своих парней, а рабочих от греха подальше послали класть другую стенку. В конце концов, Иван сорвал спину и трудился, где придется. Началась перестройка, бедность, война. Иван постарел.
Поехал воевать в одну из "горячих точек", где местные нацисты пытались изгнать или перебить все русское и вообще не ихнее население, "империалистов", "оккупантов". Первый бой был какой-то смурной: палили из карабинов в темноту на звуки вражеских выстрелов, практически наугад. Потом им сказали засесть в лесу. По лесу стали долбить орудия и американские базуки, только щепки полетели! Ударом колоды ему покалечило спину. Так для Ивана закончилась, едва успев начаться, эта война. Домой он вернулся почти инвалидом. Последние годы жил Иван в большой бедности, трудно, тяжело.
Руки у него по-прежнему были довольно сильными, и наконец ему повезло устроиться вахтером, охранять некий объект, площадку, на которую временами заползали бомжи. Их надо было безжалостно выкидывать, а в случаях сопротивления и бить, но не до смерти. Со всем этим Иван неплохо справлялся. Зарплата была не так велика, как хотелось (работали посменно). У Ивана появилась мечта: несмотря на все расходы, скопить денег для "съемки" путаны. При всех понтах.
Наконец под Новый год ему удалось скопить денег… Решил подкопить еще "на понты", чтоб шикануть. Было легко. Так было хорошо!
В преддверии, в приближении Рожества пред Иваном как бы предстала во всей своей бессмысленной нелепости вся его жизнь. Она прошла незамеченной в истории, на небе и на земле… Наш герой не мог ответить себе на вопрос, а зачем же он "жил", зачем имели бытие на земле — тоже якобы жили — бесчисленные, от Адама, Сифа, Ноя, Яфета до него, Ивана Баланчина, колена его предков? Быть может, во всем этом и был хоть какой-то смысл? Он, право, не знал, не смог ответить… Но сам-то он, Иван, должно быть, жил, чтоб пить и есть, перерабатывать воздух, жидкости, пищу, спать, двигаться, да еще, пожалуй что, сношаться. Сношаться с самкою (самками)? А вот этого-то толком и не было… Во всем остальном он свое назначенье как будто отработал, исполнил…
Перед Рожеством серые будни и тягостные недели уплотнились, спрессовались, сгустились для того, чтобы потом, вскоре, разрешиться от некоего тайного тягостного бремени ярким торжеством, салютом, Праздником.
Иван, будучи инвалидом и духовно, и душевно ("психо") и даже физически (уже!) давно не видел никаких снов. Как-то ночью к нему в сон приходит некий старец, благообразный ликом и всем видом своим. Иван так до самой смерти своей и не узнал, что это был святый Селиверст, папа Ветхаго Рима. По святительской одежде и тиаре, митре, не приплюснутой, плоской, как у нынешних пап, а остроконечной, шлемовидной, он понял, что это должен быть епископ, но не знал, какой и кто? "Что тебе нужно, чадо?" — вопросил по-русски изумленного Ивана епископ. Сокровенные мысли и чувства на мгновение всколыхнулись в инвалидной душе. В тот же миг епископ (то есть святой Селиверст) слегка кивнул ему главой, посмотрел строго, но без гнева, да исчез…
Если б наш герой знал, как тяжело иной раз бывало творческим людям, в какой чудовищной нищете жил Артур Мэйчен, да и некоторые другие великие беллетристы, музыканты, художники, быть может, ему полегче стало бы жить. Но, увы, Иван был лишен этого утешения. Зато у него появилась мечта, нечто вроде смысла неумолимо ускользающей жизни. Отымите у человека мечту, надежду, иллюзию, и вы воочию убедитесь, как все разрушится. Но пока человек одержим — жив этой мечтой, он еще может как-то продержаться… То же было и с нашим героем. Иван даже снова начал восстанавливать для старых знакомых старинные музыкальные инструменты и неожиданно очень даже удачно — о, это была его "лебединая песня"!
Больше того, Иван стал "следить за собой", мыться в ванной и бане, стал приобретать хорошую одежду.
Он хотел бы поиметь падшую женщину, но не старую — привлекательную, а то и красивую, и, в любом случае, "не опустившуюся". Эта мечта, надежда, стимул скрасили его одиночество, его, казалось бы, никому не нужную жизнь старого бобыля. Он не знал, что главное призвание женщины — это убийство мужчин, детей и "соперниц" (т. е. других "тёток", женщин). Иван не знал, что женщины любят убивать, убивать тех, кого любят, и даже тех, кого не любят. Это их призвание, их судьба! Но он в простоте своей и по наивности своей ничего этого не знал, да и не мог знать. О, если б он мог посмотреть "Чужих" или "Крик"! Но он безнадежно отстал от жизни, и потому о современной женщине он не знал ничего. Да, впрочем, он и не мог знать. Откуда?!
Приближалось осуществление чаяний, устремлений. Вселенная, миры, мечты, надежды — и наш герой, такой же маленький, как прежде. Тот факт, что для того, чтобы "человек" стал королем космоса, эфира, такта (вариант: королевой красоты), шоу-бизнеса, алмазов, нефти и газа, или хотя бы финансовым тузом, нужны большие человеческие жертвы — таких вот Иванов, как наш герой, — ему почему-то не приходил в голову, был от него сокрыт; иначе он бы знал, что и его жизнь не бессмысленна.
Но по крайней мере у Ивана, в его невеликой и неправедной жизни появилась конкретная и довольно ясная цель. На ваш взгляд, милостивые господа читатели, возможно, эта цель и не столь уж возвышенна, как кому-то хотелось бы. Но, согласитесь, неплохо, когда есть хоть некое чаяние, хоть какие-то устремления (пусть к покупной любви падшей женщины — за неимением, отсутствием иной!). Прекрасно, коль человек живет мечтой, а не абы как! Что бы вы ни говорили!
В предвкушении осуществления этой мечты летели дни, пришли и прошли Праздники. Праздники потому и казались праздничными, что были под знаком осуществления чаяний. Разве это не здорово?!