4. Можно ли исключить предположение об особой надобности таких именно, низких , представлений для данного именно номера «ДЛ»? Ведь в нем помещена также и моя новая статья "Фиговый листок для лаврового венка президента", резко осуждающая президента РФ Путина. Чем же не маневр — попытаться ослабить ее общественное звучание, тут же характеризуя ее автора как "юную деву", которая — от безделья? — "пописывает (!)" в газетах (по выражению «писателя» Севастьянова); причем произносит якобы лишь некое пустое "фьюить!" и, мало того, уже накануне, своей статьей "Своя своих не познаша?", сама себе произвела "с борта «Дня»… погребальный салют"? (Можно ли, стало быть, принимать всерьез ее голос с того света?..)

Мне-то к «погребеньям» своим — и, естественно, за оградой "русской культуры" — не привыкать стать. (Опять-таки отстает Севастьянов-могильщик и от профессора химии С.Кара-Мурзы, и от других предшественников.) Но легко ли внушить читателю, что в своей компоновке материалов для данного номера «ДЛ» далек был главный редактор от на всякий случай «страхующего» его умысла? Даром что он храбро стащил, точно кот — со стола, из последней моей статьи образ ш в ы д к О г о (быстрого, по-украински) прислужника, приглянувшийся ему для заголовка собственной статьи в № 3 «Завтра» о министре культуры. (Не такая уж ценность, конечно, и я бы обошлась без нее, добровольно уступив коллеге, во избежание кривотолков насчет «совпадения» в одновременно вышедших газетах.) Ну а по поводу «нечаянного» соседства в «ДЛ» моей статьи и похоронного произведения А. Севастьянова вопрос можно поставить и так: что тут — грубое манипулирование общественным сознанием или «тонкое» использование чванливого «историка» и социолога" в неких политиканских интересах главного редактора газеты?

5. Задавая эти вопросы, признаюсь, что за долгие годы так устала от «ответных», "супермужских" разглагольствований про Ерему, когда речь-то затеяна о Фоме, что вообще удивляюсь:

зачем изображать в печати «дискуссию» или «полемику», если культура дискуссий представляется «пережитком» и «полемизирование» понимается не как стройное изложение встречных, инаких мыслей, контрдоводов, контраргументов, а как любая разнузданная болтовня "на свободную тему" с допущеньем вульгарностей и заушательств;

если в результате писатель моего возраста и профессионального стажа подвергается не «огню» содержательной критики, а просто наглым п л е в к а м;

если вместо естественного, непретенциозного имени «автор» писатель, только «автором» сам аттестующий себя, получает самые произвольные, пренебрежительные к его объективному статусу квалификации — вплоть до признания в заведомой «унизительности» вести "полемику с дамой", когда писатель — женщина и уже тем самым есть существо презренное…

6. Женоненавистничество, прямо связанное с комплексом мужской неполноценности, как известно, широко культивируется русской "творческой интеллигенцией", которая вообще-то желала бы избыть женщин в своих рядах, особенно тех женщин, кто не ровен час легко положит на лопатки иного витязя в звериной шкуре… Эта черта современной русской интеллигенции выявляет, конечно, духовное оскудение нации и служит именно ему. Ибо принципиальное нынешнее презрение «сильного» пола к слабому означает прежде всего непризнание женщины как наиболее чуткой и стойкой носительницы, хранительницы именно национального начала (даром что эта прерогатива женщин неоспорима).

Такого отношения к нерусской женщине, тем паче — писательнице, я со стороны русской творческой интеллигенции, признаться, не замечала. Там-то — вовсе иной, пусть даже и оппонирующий тон, но идущий все же поверх полового признака "врожденно нечеловекоподобных" особ, какими почитаются обычно писательницы русские. И во всяком случае интересно выяснить: допустил ли бы В.Бондаренко, автор книги о "детях 1937 года", на страницах «ДЛ» что-либо п о д о б н о е обращению со мной по отношению к самым сомнительным своим персонажам из либерального стана, будь они даже «низшего», женского пола? Например — по отношению к подписантке знаменитого "расстрельного письма "Раздавить гадину!" (1993 год), «элитарной» Б.Ахмадулиной, которую В.Бондаренко восторженно реанимирует для читателя и ставит (кладет) в прямое ПОДНОЖЬЕ этой особе родом из благополучнейшей МГБ-шной семьи "всю энергию погибших" в 30-е годы , и в частности — "энергию Павла Васильева и Бориса Корнилова, Николая Клюева и Осипа Мандельштама" ? Творческую энергию этих поэтов, которая будто бы "передавалась Белле Ахатовне Ахмадулиной" уже при рождении ее, как непосредственной преемнице суммарной такой творческой мощи… Сверхгениальной, стало быть, предстает несравненная Белла Ахатовна, да и в мученическом, получается, ореоле! Ибо ведь и А.Ахматову на всякий случай всуе поминает тут В.Бондаренко — апологет некоего энергетического вампиризма… Даром что его любимица с антирусского берега "детей 1937 года" давно уж сама растолковала смысл своей «пассионарности»: "За Мандельштама и Марину/ я отогреюсь и поем". А в 1993 году в духовную пищу себе потребовала у Президента РФ крови защитников Дома Советов — факт, который прямо-таки на цыпочках обходит В.Бондаренко, возмущенный не всеми лакеями ельцинизма — подписантами "расстрельного письма"…

Так не слишком ли своеобразно «уважает» русскую литературу — ее живых и мертвых — "зоркий критик" (по мнению Л.Аннинского), финалист «Антибукера», главный редактор "Дня литературы"? Страха Божия, что ли, не ведает, отплясывая нынче либеральный канкан на самых скорбных гробах и вместе с тем отвешивая в своей газете гнусные оплеухи нелиберальному — ни к писательской совести, ни «даже» к русскому национализму — автору (возложившему, кстати, обширный, всем памятный стихотворный венок нашим павшим "в том листопаде страшном" 1993 года)?.. А иными словами: не догадывается, значит, «плюралистический», безразмерно-"широкого" взгляда редактор В.Бондаренко, что есть вещи, устои, понятия, «плюрализм» в отношенье которых равен просто безнравственности (пусть и равен он в то же время "золотому тельцу")?

7. Не жаждет ли газета, назвавшая себя "ДЕНЬ литературы", компактно свернуться до эдакой лит-СЕКУНДЫ, ограничив круг своих авторов: давними участниками "перекрестных опылений"; семейством редактора; сквернословами типа Витухновской; суперменами севастьяновского разряда; присяжным мудрецом Л.Аннинским (по аналогии с сериалом "Спросите у Лившица") в обветшалом его наряде «имперского» Хамелеона (ссылаюсь на мой диалог с ним “Фениксы и Хамелеоны” в “ЛГ” 1987 г.) и, по мере возможности, украшая себя "детьми"-лауреатами всех олигархических премий? Или, может, «ДЛ», странным образом, полагает в итоге «бесшабашного» своего глумления сохранить за собой серьезного и свободного духом писателя (не осыпанного, как кумиры В.Бондаренко, "позолотой премий, званий и наград"), последняя “неосторожность” которого — вскрытие зреющего в либерал-националистических умах расчленения России?

28 января 2001 г.