Черное… Широкие рукава… Гортхауэровы рассказы о Мелькоре… Что?! Этого еще не хватало! Вот уж не думал, что у майа настолько ум за разум заехать может! Я – это я, и не желаю в отношении ко мне посторонних примесей! Вот бред дурацкий! Как старался не коснуться ладони! А потом на меня же будет злиться как на злостного носителя призраков прошлого! Все, больше он меня в черном не увидит! Пускай любит Мелькора в себе, а не во мне, право слово! И вообще, мало мне «эльфийской рожи»!

Как все надоело… Кликнул слугу и послал его за зельем.

Нимлот срубили и торжественно сожгли на алтаре. Дым на весь Арменэлос – не продохнуть!

Гортхауэр сказал торжественную речь, в том числе про слияние Света и Тьмы через огонь (это, видно, про Нимлот несчастное) и вообще, мол, Тьма – это Свет, не-Свет – это не-Тьма и так далее. Логично предположить, что суть данного выступления – объяснить, что Белое – это Черное и наоборот. Как образчик игры мысли – ничего, но этак и я мог бы часами разглагольствовать… Да вот что-то желание пропало. Не хочется. Ничего не хочется.

А тут еще этот бал – надо съездить, потолковать кое с кем. Глотну зелья – и поеду, может, еще останутся силы потом поработать…

Принесли приглашение от дяди на торжественное служение.

Если взять за исходную точку посыл, что жизнь мне еще не окончательно наскучила, то такие приглашения не отклоняют… Ничего не поделаешь – но придется привести себя в порядок – куда я запрятал эту несчастную шкатулку с порошком?! По крайней мере, на какое-то время этот уродский мир приобретет эстетически приемлемые очертания…

Да-а, на эти служения только как следует «запорошив глаза» и можно появляться без вреда для душевного и умственного здоровья. Конечно, красное на черном выглядит весьма колоритно, хотя это сочетание цветов и не ново, и казни – не редкость, но все вместе – получается невообразимо пошло и безвкусно, примитивно как-то. Тем более что перерезание горла – привилегия уличных грабителей, и возводить сие в сакральное действо – дурной тон. Вены перерезать – и то изящней…

Гортхауэр в гости напросился, вошел, всем видом являя смущение. Я с вежливым видом дал понять, что готов внимать ему.

Он заговорил обо всем этом храмовом балагане; дескать, это в первую очередь политика, дело пошлое по определению, про эстетику речь и не может идти. Опять же в жестокого бога народ скорее поверит и уважением проникнется. В этом майа, увы, прав – народ в целом превратился в быдло (или всегда таковым являлся), и для него чем больше резни, тем все солидней.

Повел речь о слиянии сил через жертву. «Захочу с чем-нибудь там слиться – сам себе вены вскрою», – подумал я. Конечно, кровь – это сила, кто бы спорил.

– А Мелькору – Там – это и впрямь может помочь? Или утешить? – риторически поинтересовался я. Гортхауэр помрачнел и разговор о Храме свернул. Спросил о самочувствии…

Сила… Где ее брать, эту силу? Как?

Он мне заявил, что я-то способен на это, при моей-то крови, той самой, майар, элдар и людей. Опять он за свое! Ну не похож я на человека внешне, а что проку?! Вчера вон седой волос нашел, в мои-то годы. Правда, кажется, что живу уже не одну сотню лет…

Майа говорит, что мне нужно в себе майарскую сущность пестовать, а от остальной шелухи постепенно освобождаться. Мол, воля к бытию сильнее жизни. Надо быть, а не жить, как простые люди. Надо отделиться от серой массы человечества, обрести свое иное, непохожее ни на кого «Я».

– Вот уж невидаль, и так себя чужим почти всегда чувствовал! – мрачно заявил я.

Гортхауэр сразу начал развивать тему моей исключительности – это уже не в первый раз; впрочем, поведал, что я – единственный, кто хоть как-то ему близок по сути и состоянию ума. Видите ли, такие, как я, редко встречаются, и он не хотел бы меня терять… Сбился, опять взирая на меня зряче-пустыми глазами, как тогда. Сказать бы ему прямо, чтобы не давал воспоминаниям и иллюзиям уносить себя ни с того ни с сего, но промолчал. Пусть думает и видит, что хочет, его личное майарское дело.

Пропал, как в воду канул, Амандил. Так и не свиделись со всей этой суетой. Жаль.

По поводу его исчезновения мнения разделились – одни, их большинство, считают, что он уплыл на материк, есть даже некоторые, утверждающие, что видели, как он на небольшом паруснике отплыл на восток; другие полагают, что его просто убрали представители тайной службы, – он с некоторых пор у дядюшки в немилости пребывал. Уже одно то, что Амандил давно является главным авторитетом у Верных…

Впрочем, среди Верных прошел слух, что он, лишь для виду проплыв с десяток фарлонгов на восток, втайне повернул на запад, мечтая, как некогда Эарендил, доплыть до Амана, дабы просить Могущества Арды навести порядок на нашем развеселом острове. Ну да, кому еще с расшалившимся майа управиться…

Занятная версия… Вера его, если так, достойна по крайней мере сочувствия, а вот возможность исполнения подобной миссии… Чудес дважды не бывает. Если в легенде об Эарендиле и есть доля правды, то когда это было… Похоже, Валар, если они еще где-то на Арде, давно уже на Эндорэ плюнули. А уж на Нуменорэ – точно. Да кто угодно плюнул бы,.если бы его так ругали и так посланникам хамили.

В голове – пустота, гулкая и глухая. Перевод застрял.

Очередное зелье помогло ненадолго. Два дня бурной деятельности – и обвал.

Бросаюсь то туда, то сюда. Все, что ни приму, взбадривает ненадолго – глотки жизни. От вспышки до вспышки, между ними – вязкий туман и серая тишина.

Горелые хлопья медленно осыпаются перед глазами, сколотыми булавками…

Все время знобит, хотя камин постоянно топят. В крови плавают острые ржавые льдинки.

Зашел Гортхауэр. Посочувствовал, пожурил, рассказал новости. Все идет своим чередом. Жизнь обтекает меня, как камень в канаве, пролетает, задевая приторно-пыльными крыльями…

Да, он сидел и смотрел на меня, сочувственно и словно прикидывая, на сколько еще меня хватит.

Ненадолго. Впрочем, какая разница – годом раньше, годом позже – все равно сгорю, уже выгорел, придется подбрасывать дрова, отсыревшие и чадящие.

Что-то в этом роде сказал я ему – смешно еще перед ним притворяться.

С чего он вообще явился?! Мог бы уже позабыть – во дворце прижился, островом крутит как хочет – зачем ему я? Скучно ему, что ли? Так и со мной сейчас не весело…

– Сила, – пробормотал майа и извлек из кармана перстень. Кажется, это была вороненая сталь. Очень изящный, изысканный и все же лаконичный. И обсидиан, глубокого черного цвета, местами – полупрозрачный, был на месте.

– Хорошая работа, – проговорил я, – вдумчивая вещь.

– Нравится? – улыбнулся Гортхауэр. – Тогда – дарю!

Я поинтересовался, с чего вдруг?

– Думаю, тебе подойдет. Хотя бы по стилю. Впрочем, конечно, это не просто кольцо, ты сам видишь. В нем – сила. Моя сила.

– Тем более такой подарок нуждается в словесном обрамлении, – заявил я. – Как оно действует?

Майа объяснил, что кольцо помогает выявлению и пониманию наиболее доминантной составляющей личности, способствует кристаллизации истинной сути владельца. Учит его изыскивать новые источники силы в себе – и не только.

Казалось бы, то, что мне нужно… Да, у нас были разговоры на этот счет. Но – такой подарок… Почему бы ему быть настолько заинтересованным в раскрытии моей замечательной личности? Зачем я ему? И вообще такие вещи сами по себе требуют платы.

Словно услышав мои размышления, Гортхауэр сказал, что, конечно, кольцо меняет – многое изменится, во мне останется мало человеческого, чувства приглушатся, возможно, усилится ощущение отчужденности. Со многих явлений спадет мягкая, пестрая оболочка, и многое покажется слишком жестким и бесцветным…