Киллиан ощутил ее стальную волю и понял, что она ничуть не преувеличивает. Она осуществила бы свою угрозу.
– Но тогда твой отец узнал бы все. И твоя мать.
– Я бы пошла на это.
Киллиан смотрел на Силк, читая в чеканном золоте ее взгляда глубокую решимость, преданность идеалу, которому отваживались следовать очень и очень немногие.
– Это было для тебя настолько важно?
– Я всегда плачу долги. Я была обязана. Я должна была заплатить – или умереть. Других вариантов не существовало.
Киллиан обдумал ее ответ, увидев в нем больше, чем ему хотелось узнать. Силк была человеком чести. Не в современном варианте, где серого больше, чем белого. Она принадлежала к тому типу старомодных людей, которые видят мир очень четко. Для нее белое было белым, правда – правдой, чего бы ей лично это ни стоило. А неправда являлась неприемлемой. И в то же время эта женщина была когда-то ребенком, который, с точки зрения общества, чтобы выжить, шел на мелкие преступления. Ему не хотелось даже думать о том, чего ей стоили эти юные, такие необходимые грехи, какие шрамы они оставили на ее душе.
Силк прикоснулась к его щеке:
– Ты можешь понять, почему я так поступила?
Он кивнул, потрясенный не только глубинами, которые обнаруживались в ней, но и тем, как много он уже значит в ее жизни.
– Да. – Он повторил ее нежный жест. – А теперь ответь, почему ни один мужчина тебя не знал?
Силк не колебалась. Из всех вопросов, которые он ей задавал, этот был самым легким.
– Мне не встретился никто, кому бы я могла доверять достаточно сильно и кто был бы мне настолько желанным, чтобы я ему отдалась. – Она наклонилась над ним, нежно прикоснувшись губами к его губам. Он не побоялся показать ей, как много она для него значит. Она не может не ответить тем же. – Пока мы не встретились, я считала, что никогда не решусь оказаться настолько уязвимой.
Ее поцелуй разъедал ему душу: он не заслуживал такого доверия! Но теперь, когда ее жизни угрожала опасность, он не смел сказать ей, кто он, рисковать ее гневом и возможным разрывом. Ведь сейчас она больше всего нуждалась в его защите. Думая об этом, ощущая податливость ее тела, вкус ее губ, Киллиан смирился с тем, что должен будет заплатить за то, что спал с ней, знал ее, разделил с ней так много. В будущем его ждала боль – то мгновение, когда она будет смотреть ему в глаза, выслушивая от него правду, Тот миг, когда ее доверие превратится в меч, вонзающийся ему в душу. Жизнь, которую она построила на пепелище прошлого, не позволит ей легко даровать ему прощение, а может быть, она никогда и не сможет его простить. Обнимая ее, Киллиан знал, что, несмотря на безрадостное будущее, несмотря на долги, которые ему придется оплатить, он был бы счастлив выстрадать и в десять раз больше, лишь бы избавить Силк от ожидающего ее разочарования.
Киллиан закрыл дверь кабинета, который ему предоставили в здании «Дуглас Пластикс». Он оставил Силк внизу, за ее столом, предоставив осваивать новую работу. Пока он вел машину, она совершенно по-детски переживала предстоящее испытание, забавно предполагая, какие ошибки скорее всего сделает за день. Ему удалось отвечать ей более или менее адекватно, хотя на самом деле мысли его были заняты главным образом предстоящим разговором с Джеффри: он собирался выложить все факты человеку, которого, как он до сих пор считал, он знает. Оставшись один, Киллиан набрал давно выученный наизусть номер.
Джеффри поднял трубку уже на втором гудке.
– Я уже решил, что вы никогда не позвоните, – сказал он, отбросив вежливые приветствия. В его обычно спокойном и сдержанном голосе явственно слышалась тревога.
– Если бы я знал, что происходит на самом деле, вы получали бы отчет каждый час, – гневно ответил Киллиан.
Джеффри глубоко вздохнул: несмотря на разделявшее их расстояние, он услышал в резком голосе собеседника ярость и осуждение.
– Откуда вы узнали? От полиции?
– Нет. Силк мне рассказала.
Джеффри нахмурился. Он слишком хорошо знал свою дочь, чтобы принять такие слова, не задав вопросов.
– То есть как это – она вам рассказала? Это совершенно на нее не похоже! Когда вы позвонили в прошлый раз, то сказали, что установили с ней личный контакт. Насколько же он личный? Вы должны ее только охранять, черт подери!
Киллиан сдержал множество бесполезных резких ответов и выбрал относительно спокойный.
– Именно это я и пытаюсь делать. И, смею добавить, связанный по рукам и ногам. Существует огромная разница в предосторожностях, которых требуют отвергнутый обожатель и решивший отомстить наркоделец. Она уже триста раз могла погибнуть – и вы это прекрасно знаете.
– И что я должен был делать? Нарушить ее доверие?
– Да. Если это могло спасти ее жизнь, надо было нарушить его хоть тысячу раз!
Джеффри запустил пальцы в поседевшие волосы, остро ощущая старость.
– У меня не было времени заглянуть так далеко в будущее.
– Удачная эпитафия. – Киллиан не собирался отступать. – Смерть далеко не всегда бывает такой простой, как выстрел в голову или сердце. Этот человек мог заставить ее заплатить так, как вы даже представить себе не можете: просто ради удовольствия и чтобы другим неповадно было. Проглотите это вместе с вашими принципами и скажите, как вам следовало поступать.
Джеффри побледнел.
– Черт побери, Киллиан. Я совершил ошибку. Но я же не Господь Бог. Она жива. И у нее есть вы.
– И я намерен позаботиться, чтобы так было и дальше. Любой, кто попытается встать между мной и ею – труп, так что, будьте любезны, сообщите это тем, кого это может касаться. Я не знаю ни ее друзей, ни врагов, так что без зазрений совести буду избавляться от всех подряд. Вы мне ее вручили, и я ее сохраню.
– Я хочу помочь. У меня есть люди, на помощь которых вы можете рассчитывать.
– Это не ваш мир, Джеффри. Здесь герои не всегда носят белые шляпы, а за деньги можно купить очень многих – даже тех, кого вы хотели бы считать друзьями. Я на такой риск не пойду. Никаких посторонних. Я не могу себе этого позволить. Силк не может себе этого позволить. – Он подождал, пока его собеседник освоится с этими словами, а потом продолжил все тем же безапелляционным тоном: – А теперь рассказывайте обо всем, что вы сделали и сказали – И кому именно, – с самого начала этой истории. И мне наплевать, насколько это несущественно. Я хочу знать все.
Выдвинув левый ящик стола, он извлек оттуда блокнот, собираясь заносить в него по ходу рассказа Джеффри все факты о том, что он делал и говорил с той минуты, как Силк поведала ему и Лоррейн, чем она занималась. На это ушел почти час интенсивных расспросов – только после этого Киллиан решил, что знает об этом деле достаточно. Повесив трубку, он немедленно набрал еще один номер.
Последовательность щелчков и потрескиваний говорила о том, что первый набранный им номер переключился на следующий, потом еще на один. Наконец Киллиану ответил голос – отрывистый, низкий, с едва заметным акцентом.
– Куин, ты мне нужен.
– Когда? Где?
– В Атланте. Как можно скорее.
– Насколько серьезно?
– Достаточно серьезно. Наркотики. Посторонняя оказалась там, где ей быть не следовало, и, похоже, на нее началась охота. Мне необходимо оборудование. Не поддающееся обнаружению, если кто-то будет следить, и самое современное.
С покрытого шрамами запястья сдвинулась белая манжета. В освещенной свечами комнате блеснул плоский «Ролекс».
– К концу этого дня. В десять. Где?
Киллиан назвал свой адрес.
– Объяснение?
– Друг.
– Это легко. – Куин поднес бокал к губам, наслаждаясь тем, как вино нежно соскальзывает ему в горло. – Хорошенькая?
Киллиан усмехнулся: Куин обладал редкостной способностью проникать в самую суть.
– Ад и рай.
Светлые брови Куина удивленно приподнялись, а в странных серебристо-серых глазах отразилось чувство, которого он никогда не выказал бы, если бы не находился сейчас один.