Порой эти приемы носят другой, менее пышный, но более почетный характер и устраиваются для знатных посетителей и особенно щедрых дарителей. Подобные аудиенции называют по-тибетски зимчун, то есть «комната», поскольку гостей принимают в личных покоях Далай-ламы.[24]

Гараб добивался именно такого приема, отчасти из тщеславия, отчасти из предосторожности. Частная аудиенция в узком кругу позволяла избежать нежелательных встреч — в большой толпе могли оказаться люди, знавшие кого-нибудь из разбойников, или даже купцы из недавно разграбленного каравана. Далай-лама в этом случае будет окружен лишь двумя-тремя приближенными, ни один из которых, как и сам Далай-лама, естественно, никогда не видел ни Гараба, ни его людей. И, кроме того, самолюбие сына безвестного отца и служанки тешило себя перспективой более почетного приема, нежели шествие в толпе заурядных богомольцев.

Человек, на которого Гараб возложил секретарские функции, был хитрым парнем с обрывками знаний, способный в случае необходимости прочитать или написать несколько слов. Он нашел подход к камергеру, ведавшему прошениями о частных свиданиях, ловко вставил несколько слов о своем хозяине, якобы богатом купце, обосновавшемся па китайской границе, а затем принялся перечислять дары, которые тот намеревался преподнести самому Далай-ламе и его приближенным в Лхасе в знак глубокого уважения, а также для того, чтобы получить благословение Драгоценного Покровителя.

Подобно тому как нельзя предстать перед ламой с пустыми руками, невозможно явиться к камергеру без подарков, а для того, чтобы получить к нему доступ, необходимо щедро одарить слуг низшего ранга.

Этот обычай был хорошо известен «секретарю», и потому он с честью справился с возложенной на него миссией. Прием должен был состояться через восемь дней, в благоприятное время, в пятнадцатый день лунного месяца.

Между тем Гараб и его сообщники занимались распродажей награбленного, оставив себе лишь лошадей и мулов для обратной дороги. Разбойникам сопутствовала удача, и они выгодно продали все товары. Предстоящее благословение Далай- ламы уже приносило свои плоды.

В назначенный день Гараб и его люди с раннего утра начали готовиться к приему. Они умылись и оделись в самые нарядные платья, захваченные у паломников. Одни подвесили к правому уху серьгу, другие нацепили на указательные пальцы толстые нефритовые кольца. Наконец, когда пробил час, все они, в полной мере осознав важность своей миссии, отправились в Норбулинку — резиденцию Далай-ламы,[25] расположенную за городом, среди садов.

Дэчема в платье из голубой парчи, надевшая на себя все украшения, подаренные Гарабом, ехала верхом рядом со своим «мужем», стыдливо опустив глаза.

В Норбулинке разбойникам пришлось долго ждать в саду, прежде чем их провели к Далай-ламе. Их религиозное благоговение постепенно улетучивалось, уступая место страху. Они оказались в логове льва. Драгоценный Покровитель, Тамчед кенпа[26] при малейшем подозрении мог подвергнуть их мучительным пыткам и казни.

Гараб почувствовал, как в души его спутников закрадывается страх, который мог заставить кого-либо из них потерять голову и погубить всех.

— Нас слишком долго заставляют ждать, — промолвил один из разбойников.

Сделав вид, что он хочет обсудить детали предстоящего свидания, предводитель собрал своих людей и сказал им тихим, но твердым голосом:

— Всеведущий не подозревает, кто мы такие и откуда у нас эти дары. Он никогда об этом не узнает.

Гараб говорил мудрые слова. Конечно, иначе и быть не могло, ведь они приняли надлежащие меры предосторожности.

— Следует думать лишь о благих вещах, которые нас ожидают, — посоветовал «секретарь».

Лица разбойников прояснились. Далай-лама не должен был ни о чем догадаться.

Ни один из грабителей не усматривал противоречия в том, что Всеведущий, которого они собирались одурачить при всем своем почтении к нему, ни о чем не должен был догадаться. Это звание давно потеряло для них, как и для всех их соотечественников, свое буквальное значение, превратившись в обыкновенный титул вроде «его величества». Рассуждая о произволе властей и прочих бедах, от которых им приходится страдать, жители Тибета постоянно говорят те же слова, что произнес Гараб: «Всеведущий об этом не знает».

Всеведущий действительно ни о чем не догадался или, как решил бы всякий тибетский богомолец, не подал вида из жалости к грешникам, распростертым у его ног.

Он принял дары разбойников — украшения из бирюзы, серебряные слитки, ружья, седла, ковры и крупных мулов, которых подвели поближе, чтобы он мог их разглядеть.

Столь щедрый гость заслуживал большего, чем обычное прикосновение метелкой. Далай-лама удостоил его особым вниманием. Гараб отвечал на все вопросы уклончиво, стоя с опущенной головой. Он сказал, что торгует в Синкайцзе, в далеком городе, расположенном в краю гяронгпа[27] и неизвестном Далай-ламе и его приближенным. По его словам, он просто доставал при случае различные товары, а затем перепродавал их с выгодой. Гараб говорил тихим робким голосом, разыгрывая из себя простодушного парня.

— Я благословляю вас, сын мой, — промолвил Далай-лама, — вас, вашу супругу и ваших слуг, которые пришли сюда вместе с вами, и тех, что остались дома. Да будет ваша жизнь долгой, пусть болезни обходят вас стороной, а ваши дела процветают все больше и больше.

Затем началось шествие, и ленты метелки ламы коснулись головы каждого из двадцати трех разбойников. Аудиенция была окончена. Всеведущий ни о чем не догадался. И даже пожелал грабителям долголетия и успеха в делах. Сколько удачных набегов с богатой добычей ждало их впереди!

Любовное исступление, владевшее Гарабом и Дэчемой, не ослабевало во время их путешествия, однако умиротворяющая атмосфера святого города, в котором они оказались, немного снизила накал их страсти. Свидание с Далай-ламой положило конец этому затишью. Вернувшись на постоялый двор, двое влюбленных словно очнулись ото сна; стоило им обменяться всего лишь одним взглядом, как их чувства вспыхнули с новой силой.

Во время путешествия в Лхасу они ни разу не подумали о возвращении. Любовники были всецело поглощены своей страстью и проводили день в нетерпеливом ожидании ночи. Однако после приема во дворце Далай-ламы они внезапно осознали перспективу скорого отъезда.

Им предстояло вернуться в стойбище Гараба, к суровому пастушескому быту, и прежний страх закрался в их души. Кочевая жизнь неизбежно должна была положить конец их постоянной близости. Молодого предводителя ждали дела: уход за животными, торговые сделки, походы, в которых женщина не может принимать участие. А когда не видишься часами, днями и неделями, разлука грозит сделать свое дело — опьянение любовью, которой они наслаждались, могло постепенно пройти. О! Если бы это путешествие никогда не кончалось, ведь вместе с ним лучшим дням их жизни суждено было уйти в небытие! Они встретили рассвет в объятиях друг друга, охваченные грустными думами. Обоим уже мерещился плачевный конец их долгого обратного путешествия.

В течение последнего дня в Лхасе Гараб должен был уладить несколько дел, попутно следя за сборами в дорогу. Накануне он велел принести ему на рассвете завтрак, и один из разбойников вошел в комнату с огромным чайником.

— Атаман, — сказал он, — нужно купить цалигу и масло. Цзонду решил совершить доброе дело и отдал большое количество продуктов трем паломникам, которые приходили вчера вечером, когда вы легли спать. Они просили еду, чтобы отправиться к Ган-Тэсэ. Это подаяние принесет нам удачу на обратном пути. Вы ведь не будете ругать Цзонду?

— Он поступил правильно, — заявил Гараб. — Купите продукты и заново наполните мешки. Я беру все расходы на себя, но за доброе дело нам зачтется поровну.