Искусные целители Сосалинга, сочетавшие медицинские познания с тайной наукой магических обрядов, пользовались большим авторитетом. Издалека в монастырь привозили больных, чьи страдания не мог облегчить ни один врач, и большинство из них возвращались домой в добром здравии. И все же, несмотря на заслуги монахов, к любви и уважению, которые внушали они местным жителям, примешивались иные чувства. Слухи, ходившие о монастыре, вызывали у людей сильный безотчетный страх, страх, для которого как будто не было никаких видимых причин. Бон-по, превосходившие лам умением изгонять бесов, вызывающих болезни,[44] казались здешнему буддистскому населению несколько подозрительными. Мастерство целителей превосходило понимание обычных людей, тут явно было что-то сверхъестественное. Однако в отличие от обитателей большинства тибетских монастырей, которые стараются изумить верующих описанием бесчисленных чудес, происходящих в их храмах, монахи Сосалинга никогда не упоминали ни о каких чудесах. Тем не менее молчание по данному поводу лишь подкрепляло веру людей в их тайные способности и усугубляло страх, который они внушали.

За второй крепостной стеной находился храм, служивший также местом собраний монахов; он занимал все, впрочем, не слишком значительное, пространство горного зубца в ширину. Позади храма перпендикулярно отвесной скале была воздвигнута очень высокая стена; по другую сторону которой до зубчатого гребня горы простирались заросли колючек. Добраться до вершины сквозь эти заросли было невозможно, однако иногда здесь виднелся слабый свет. Деревенские жители нисколько не сомневались, что в этих неприступных укрытиях обитают духи или божества и монахи Сосалинга могут немало об этом порассказать.

В этот загадочный монастырь и привез Гараба Мигмар с помощью своего племянника Анага.

На протяжении всего пути Гараб не приходил в сознание и время от времени бредил. После того как его поместили в больничную палату, он в течение нескольких недель пребывал в том же состоянии, а однажды утром пришел в себя и изумленно воззрился на сидевшего возле него Анага.

Не успел Гараб открыть рот, как юноша быстро проговорил, следуя указаниям Мигмара:

— Вы были ранены; мой дядя-лекарь вас лечит; меня зовут Анаг. Вы находитесь в гомпа.

После этого он поспешно вышел из комнаты, поскольку дядя приказал ему ничего больше не рассказывать больному.

Гараб медленно выздоравливал; вскоре ему стало тесно и в своей каморке, и во дворе перед зданием больницы. Он заявил Мигмару о своем желании прогуляться, чтобы потренироваться в ходьбе, так как, по его словам, день, когда он покинет обитель, приближался: благодаря хорошему уходу он уже совсем поправился.

Мигмар слушал его с улыбкой.

— Не заблуждайтесь относительно ваших сил, друг мой, — сказал лекарь, — они еще нескоро к вам вернутся. Вам нельзя покидать монастырь. Устав категорически это запрещает: наши больные уходят только тогда, когда полностью излечатся. Если же они покидают его без разрешения, им больше никогда не разрешают сюда вернуться. Подождите немного. Куда вы так спешите?

Гараб хотел поскорее выйти из больницы, которая, судя по словам Мигмара, напоминала тюрьму, так как мысли о Дэчеме не давали ему покоя. Его возлюбленная утонула; на этот счет не могло быть никаких сомнений. Он беспрестанно видел ее руки, мелькавшие в водовороте и скрывшиеся в темноте. Даже если бы пуля солдата не сразила его тогда, смог ли бы он ее спасти? Рассуждая более здраво, чем во время злополучного происшествия, Гараб сомневался в этом. И все же порой случаются непредвиденные чудеса. Ему следовало посоветоваться с ясновидящим. Из разговоров с Анагом, которые они вели втайне от Мигмара, Гараб заключил, что некоторые из монахов Сосалинга обладают таким даром.

Анаг проникся симпатией к предводителю разбойников. Он не знал о роде его занятий, но догадывался, что раненый был отважным искателем приключений, и в глубине души восхищался Гарабом и даже завидовал ему.

Племянник Мигмара чувствовал себя в Сосалинге весьма неуютно. Его дядя был мрачным и властным человеком, он не отпускал племянника ни на шаг от себя, и молодой, полный сил Анаг страдал от многочисленных запретов, которые сковывали его свободу. Ему лишь изредка разрешалось бывать в соседних деревнях, и обычно он ходил туда по делам вместе с монахами: помогал им нести мешки с продуктами, пожертвованными монастырю крестьянами, или ритуальные приспособления и лекарства, когда монахи навещали больных. Анаг старался не упускать каждого такого случая, чтобы хоть ненадолго избавиться от довлевшей над ним опеки; он любил выпить стаканчик пива или чего-нибудь покрепче и поболтать с жителями деревни.

Однажды он сидел у очага на кухне одной из ферм, и хозяйские сыновья расспрашивали его:

— Ты давно живешь в монастыре? — Да.

— Что ты там делаешь?

— Я — племянник доктора Мигмара, он взял меня к себе, чтобы обучить медицине.

— А! Значит, ты будешь одним из тех, кто работает в больнице. Видели ты других монахов, тех, кто проводит службу в храме, и настоятеля?

— Нет, меня еще не допускают на собрания, я всего лишь послушник.

— Ты слышал, что их божества иногда появляются из-за алтаря?

— Нет.

— Может, это неправда. Один здешний парень рассказывал нам всякие небылицы. Он часто бывал в монастыре. Его родители обрабатывали земли, принадлежащие бон-по, и приносил им зерно и всякую еду. Мы не знаем, что он слышал или видел, но его обуяло любопытство. Монахи Сосалинга делают добро, но все же лучше держаться от них подальше… Это случилось в день ежегодного праздника, когда храм открыт для всех. Здешние бон-по и бон-по из окрестных деревень молились своим богам в Сосалинге, и юноша, семья которого исповедует эту веру, отправился в монастырь вместе с родными. Сам он был не особенно набожным и предпочитал религии выпивку. И вот уже глубокой ночью этот парень, очень взволнованный и немного пьяный, пришел к одному из своих приятелей. «Я обнаружил кое-что любопытное у моих благодетелей из Сосалинга, — сказал он. — Старый настоятель не раз меня бил, хотя я ни в чем не провинился; это дурной человек, и я решил сыграть с ним шутку. В то время как верующие шествовали перед алтарем, мне удалось спрятаться среди гьялцинов, перед потайной дверью, расположенной между алтарем и скалой; когда настоятель вошел в нее, чтобы принести богам искупительную жертву, я проскользнул вслед за ним. Я хотел незаметно для него поменять приношения местами и убежать. Я думал, что, когда настоятель произнесет слова, призывающие божество, оно придет, увидит, что дары разложены в магическом кругу не по правилам, страшно разгневается и поколотит проклятого настоятеля сильнее, чем этот злыдень бил меня. Но главный бон-по встал перед магическим кругом, не давая мне возможности подойти к приношениям, а затем ушел, закрыв дверь на ключ, и я оказался в ловушке. Я гадал, скоро ли явится божество, и был рад, что не притронулся к дарам. Возможно, надеялся я, мне не причинят зла. И все же я предпочел бы оказаться в другом месте. Мне было ох как несладко… Дайте-ка что-нибудь выпить».

Он и так уже изрядно выпил, но опрокинул еще несколько кружек крепкого пива, а затем продолжал: «Я выбрался оттуда, как видите, но не через ту дверь, в которую вошел. Ох! Это было нелегко. Я расскажу… Я расскажу вам об этом завтра».

Его язык стал заплетаться, парня клонило ко сну.

Он кое-как вернулся домой. Но на другой день, когда парень ехал в соседнюю деревню, лошадь, видимо, понесла, и он упал; его труп с проломленным черепом нашли среди камней в русле пересохшего ручья. Странно, не правда ли? Бедняга был в своем уме. Нельзя хитрить с богами… а также с монахами Сосалинга. Мне кажется, ты — хороший малый, но ты молод. Будь осторожен!..

Несколько дней спустя, оказавшись наедине с Гарабом, Анаг передал ему этот рассказ. Гараб поддержал крестьянина. В самом деле, с богами, а также с их приближенными шутки плохи. Он вспомнил слова своей любимой о спектакле, который он разыграл в Лхасе перед Всеведущим. Не явились ли его несчастья возмездием за этот грех? Не был ли он виновен в гибели Дэчемы?..