При таком подходе есть ли место для этнического деления! Ведь понимаете, феодалом может быть и француз, и англичанин, и какой-нибудь сельджук, и китаец, и монгол (говорят, — «монгольский кочевой феодализм»), и русский человек. Все они одинаково будут феодалами, или все они будут крепостные, представители всех этих народов. Так значит ли это, что нет ни франков, ни китайцев, ни турок, ни кочевых тюрок, ни оседлых османов, нет никого, а есть только феодалы и крепостные. Если так, то уничтожьте Институт этнографии и перестаньте заниматься этим вопросом. Тоже как будто было бы логично, если бы проблема этноса не отвечала на тот реальный вопрос, который я поставил в начале лекции. Она нужна, и выкинуть ее нельзя.

Итак, что же такое этнос! Каковы переходы от одного этноса к другому?

Мне все время говорят (я в Москве был недавно и с этим столкнулся), что никакой разницы нет — что в паспорте написано, то и хорошо. Так в паспорте можно написать все, что угодно. Вот, скажем, любой из вас может записаться в паспорте малайцем, а родной язык — русский — зачем его учить? Там действительно какие-то странные слова! Но от этого-то он малайцем не станет. Следовательно, и этот момент — административно-социальный и экономико-социальный — вряд ли может ответить на вопрос что такое этнос?

Хорошо, есть еще одно определение — лингвистико-социальное. Все люди говорят на каких-то языках, и поэтому, сказал мне лично член-корреспондент Фрейман Александр Арнольдович:[20]«Французы — это те, кто говорит по-французски», и так далее.

«Прекрасно, — опять спросил я его, — а вот моя собственная родная мама[21] до шести лет говорила по-французски, по-русски научилась потом говорить, когда уже в школу пошла и стала играть с девочками на царскосельских улицах. Правда, она стала после этого русским поэтом, но не французским. Так что — она француженка была до шести лет?»

«Это индивидуальный случай», — нашелся быстро ученый академик.

«Ладно, — говорю я ему, — ирландцы в течение 200 лет, забыв свой язык, говорили по-английски, но потом восстали, отделились от англичан и крови не пожалели, ни своей, ни чужой. Если по-вашему судить, то 200 лет они были настоящими англичанами».

«Я знал, что этот пример мне приведете. А еще?» — сказал он.

Тут я ему привел целый десяток примеров и задал такой вопрос: «Ну, ведь Вы же сами в Средней Азии бывали, Вы же знаете, что население Бухары и Самарканда с одинаковой легкостью говорит на трех языках — таджикском, узбекском и русском. Русский просто нужен, и они говорят, как мы с вами. Таджикский и узбекский — это язык базаров. Причем они абсолютно не путают, они могут записаться в паспортах узбеками, будучи таджиками, и наоборот. Но сами они великолепно знают, кто они, — узбеки или таджики. И даже про одного моего знакомого, который, будучи таджиком, записался узбеком, в Самарканде говорили: «миллат фуруш», то есть «продавец своего народа» — изменник своего народа.

А записывались они так, потому что был пушен слух узбекским начальством, что те, кто запишутся таджиками, тех будут выселять в горы из городов. Ну, они все записались узбеками. Какая разница, как записаться? Но они же не стали узбеками, к примеру? Здесь, конечно, можно сказать, что переход совершенно свободен. Если человек записался узбеком, то он и стал узбеком.

Но, как видите, это, вообще, довольно сомнительно, с одной стороны. И с другой стороны, это высмеяно было уже полтораста лет тому назад знаменитым кавалерийским гусарским генералом Денисом Давыдовым,[22] который в рапорте на имя Александра I написал: «Прошу Ваше императорское Величество за перечисленные здесь подвиги произвести меня в немцы».

Дело в том, что при Александре немцы действительно захватили все самые лучшие должности и, чтобы сделать карьеру, надо было иметь или хорошие связи (иметь покровителей в высшем обществе. — Прим. ред.), или вообще быть немцем, — тогда карьера шла беспрепятственно — помогали. Система блата и тогда работала на всю катушку. Но Самодержец Всероссийский, который мог дать дворянство и отнять его, разжаловать в солдаты или произвести в генералы, дать звание купца 1-й гильдии или «произвести» в ссыльные крестьяне куда-нибудь на Колыму — мог сделать все, что угодно в социальном плане, но изменить то, что Денис Давыдов был русским, и перевести его в немцы — было выше его сил.

О чем это говорит, спрашиваю я вас? Это говорит о том, что мы здесь сталкиваемся с явлением природы, которое, очевидно, как таковое и должно изучаться. В противном случае мы пришли бы к такому количеству противоречий — и логических внутри систем, и фактических при изучении действительности, — что фактически само народоведение потеряло бы смысл и повод для того, чтобы им заниматься.

И вот сейчас, во вступительной лекции, я должен просить вас немного поскучать, потому что, для того чтобы изучать предмет заново, мы должны и инструмент подготовить — соответствующий.

Инструмент в науке — это методика, способы изучения. Как можно понять, что такое этнос, в чем его значение и в чем его смысл? — Только применив при современной постановке вопроса (раньше этого не делали) современную систему понятий, современную систему взглядов.

Древним египтянам совершенно незачем было давать определение, что такое этнос, — они делали это через цвет. Они когда рисовали население своей страны, в том числе рабов, то рисовали негров — черными, семитов — белыми, сирийцев — коричнево-красными. И всем было понятно, кто нарисован. Но для нас цвет не годится, — во-первых, потому что у нас не четыре составляющих нас народа, окружающих нас, а значительно больше — не хватит красок на всей палитре, а, с другой стороны, это ни о чем не говорит. Греки ставили вопрос гораздо проще: «Есть эллины — мы. И есть варвары — все остальные».

Заходите, заходите, пожалуйста, пожалуйста! (Л. Н. Гумилев обращается к опоздавшим. — Прим. ред.)

Это было очень просто: «эллины и варвары», «мы и не мы», «свои и чужие». Но, понимаете, когда Геродот[23] захотел написать историю, посвященную девяти музам, то он столкнулся с недостаточностью этой классификации. Во-первых, он описывал греко-персидские войны. Ну персы, конечно, — варвары, а его земляки — афиняне, спартанцы, фиванцы — эллины. Так, понятно. Ну, а куда отнести скифов! Они — и не греки, и не персы. А куда отнести (он уже их знал) эфиопов или гадрамантов (это племя сиггу, жившее или сейчас живущее вот тут (Л. Гумилев показывает на географической карте. — Ред.) — в южной части Триполитании[24])? Они — и не персы, и не греки, — негры, в общем.

Но классификация была явно недостаточная, хотя и имела свой смысл. В дальнейшем, когда римляне освоили весь мир (не весь мир конечно, а то, что они считали всем миром), то они тоже усвоили это же самое понятие. Причем очень просто и легко для них было — «римляне», «римские граждане» и все остальные — либо «провинциалы» — варвары (pro vinco — это значит «завоеванный»), либо не завоеванные еще — тоже варвары, дикари, хотя может быть не дикари, но не римляне. Это было все просто.

Но когда Римская империя пала во время Великого переселения народов,[25] то оказалось, что эта система совершенно не работает. Народы были разные, очень друг на друга не похожие, и, тем не менее, они требовали какой-то классификации. И вот тогда впервые родилась идея социального определения людей.