В общем, выплыли в море, добрались до испанских колоний на Кубе, кажется, или на Гаити и отдохнули. Орельяне дали титул маркиза за открытие этой огромной реки. Дали наградные, потому что у него никаких своих богатств не было, он бы вернулся голеньким и голодненьким. Знаете, что сделал Орельяна после этого? Он на полученные деньги снарядил новую экспедицию и отправился в Амазонию, откуда не вернулся. Что ему выгода была от этого?

Вы знаете, когда я впервые выступил с описанием этого феномена, то меня обвинили, — сначала в биологизме и в отходе от материализма, обругали меня в журнале «Вопросы истории» и вызвали в журнальную редколлегию, чтобы я оправдывался. Это было, правда, не сразу, но вызвали и спросили:

— Что это такое за качество, которое Вы называете пассионарность и которое мешает людям устраивать свою жизнь наилучшим образом?

Я им стал объяснять — долго, научно. Вижу — ни бум-бум не понимает эта редколлегия. Мне говорят:

— Ну, ладно, хватит, хватит, — мол, не умеете объяснить.

— Нет, сейчас, минутку! Поймите, не все люди шкурники! Есть люди, которые искренне и бескорыстно ценят свой идеал и ради него готовы жертвовать жизнью. И если бы этого не было, то вся история пошла бы по-иному.

Они говорят:

— А, это оптимизм. Это хорошо.

(Смех в зале. — Прим. ред.)

Так что имейте в виду, что то, что я вам рассказываю, это — не ересь, это уже, так сказать, признано, только еще пока не опубликовано в печати (хотя принцип-то опубликован). Ну, вот.

Действительно, это было совершенно правильно. Но я рассказал, что есть люди, которые стремятся (в большей или меньшей степени) к идеальным, иллюзорным целям. И мнение, что «все люди, стремятся к исключительно личной выгоде и что если они рискуют жизнью, то только ради получения денег или прочей материальной выгоды» — это не Маркса с Энгельсом слова, а барона Гольбаха,[94] французского материалиста XVIII в., который считается вульгарным материалистом и никакого отношения к марксизму не имеет. Это тот «материализм», который Марксом и Энгельсом преодолен.

А если так, то мы можем совершенно спокойно поставить вопрос о том, как же понять это самое качество, толкающее людей на следование иллюзорным целям, а не реальным? Это — страсть, которая оказывается иногда сильнее самого инстинкта самосохранения. От слова «страсть» я это качество назвал — пассионарность, — латинское слово passio, passione.

Нарисуем следующий сюжет. Плохой мел, плохая доска. Перерыв.

(Перерыв.)

А теперь давайте разберемся, что это такое, эта самая пассионарность, которая творит столько событий, хотя и не изменяющих прогрессивный ход исторического развития, спонтанный ход развития социальной истории, но имеет очень большое значение для истории этнической, для истории этноса. А мы все принадлежим к какому-нибудь этносу. Ибо нет человека без этноса.

Давайте разберем, что у каждого человека есть? Какие импульсы — бесспорные и их можно взять за нулевую точку отсчета? То самое стремление жить спокойно, у себя дома с симпатичной женой, с милыми детьми, в удовольствии, в сытости и в богатстве. Они есть и у людей, они есть и у животных. Животные тоже хотят быть сытыми, производить потомство, воспитывать его, нежится на солнышке и мурлыкать, если они кошки, или лаять, если они собаки. В этом отношении общее между людьми и животными мы можем определить как инстинкт самосохранения, как личного, так и видового.

(Л. Н. Гумилев подходит к школьной доске и рисует на ней. — Прим. ред.)

Нанесем его на эту ось координат, на положительную абсциссу и покажем, что для людей — всех людей, которые существовали, существуют и будут существовать — эта величина совершенно одинаковая. Я думаю, что доказывать, что все одинаково хотят жить, никто не хочет гибнуть, не надо. Причем здесь (Л. Н. Гумилев показывает на схеме. — Прим. Ред.) мы будем откладывать на положительных абсциссе и ординате — импульсы, которые ведут к продлению жизни, а те, которые ведут к сокращению жизни, мы будем откладывать на отрицательных сторонах. Прекрасно.

Но так как мы видим, что и отдельные люди, и целые популяции вдруг испытывают то, что мы можем назвать пассионарный подъём. То есть:

стремление пожертвовать собой;

или не пожертвовать, а одержать победу;

или, во всяком случае, рискнуть собой во имя каких-то совершенно иллюзорных целей:

или во имя накопления богатства (которое явно излишне и на пользу жизненным процессам не идет);

или ради своего принципа веры (исповедания) люди идут на жертву как мученики и считают, что их жизнь ничто по сравнению с тем идеалом, ради которого они ему ее отдают;

или ради спасения Родины;

или ради завоевания чужой страны,

безразлично ради чего, какой идеал у него создался. Ибо этот идеал не помогает ему в его повседневной жизни, а наоборот, — он мешает ему. Он отвлекает его в сторону.

Человек увлеченный (или патриотической деятельностью, или реформаторской деятельностью, или научной деятельностью, или даже искусством) мало обращает внимания на свою семью, на свое богатство, на свой достаток, даже на свое здоровье. Он жертвует ими и при этом он — счастлив!

Вот это и есть пассионарность, которую мы можем поместить на эту схему, как антипод линии инстинкта — Instinctate. Пассионарность может быть, естественно, или равна импульсу инстинкта по силе воздействия, или меньше, или больше. Так вот, когда она больше — то вот этих людей мы называем пассионариями. Когда она равна инстинкту — это гармоническая личность.

Понимаете, был такой Андрей Болконский. Я беру литературного героя, который все выполняет очень хорошо. Он прекрасный полковник, заботливый помещик, хранитель своей дворянской чести, верный муж своей первой жены, верный жених своей невесты, — абсолютно гармоническая личность. Причем и работает он очень хорошо — не за страх, а за совесть. Но ничего лишнего он не сделает.

Это вам не Наполеон, живший в его время, который, так же как Александр Македонский, неизвестно для чего завоевывал страну за страной. И даже такие страны, которые он явно не мог удержать. Например, Испанию или Россию. Но он бросал людей ради своей иллюзии — иллюзии славы Франции, как он говорил, а по существу — ради собственного властолюбия.

Андрей Болконский ни-че-го этого не делает. Он хо-р-р-оший человек, у него всё приведено в ажур, он делает только то, что надо, и делает хорошо. До-о-стойный уважения человек.

Но есть и субпассионарии, у которых пассионарность меньше, чем инстинкт. Если мы на эту абсциссу будем помещать, путем простого алгебраического сложения, положительные импульсы (величину положительных импульсов и величину импульсов отрицательных), то если пассионарность больше инстинкта, то человек попадает сюда или коллектив, все равно, безразлично. Если она равна, то человек попадает вот сюда (Л. Н. Гумилев показывает на схеме. — Прим. ред.), в эту часть координат. А если она меньше, вот здесь, скажем, то он попадает в положительную часть координат. И тогда мы получаем людей с пониженной пассионарностью — субпассионариев.

И опять-таки приведу литературные образы, всем наиболее известные, — это герои Чехова. У них как будто, понимаете, все хорошо, а чего-то не хватает. И понимаете ли, образованный какой-нибудь учитель, а — человек в футляре. И понимаете, хороший врач, который работает, а — какой-то Ионыч и ему — скучно. И кругом него всем скучно. Учитель словесности, муж своей жены, а — сидит при ней. В общем, все эти самые чеховские персонажи, по большей части (то есть почти все, которые я помню), — это образы субпассионариев. У них тоже есть пассионарные замыслы: он не прочь выиграть у соседа партию в шахматы — это удовлетворяет его тщеславие, но пользы-то от этого никакой нет, и ничего не происходит. Однако наличие субпассионариев для этноса так же важно, как и наличие пассионариев, потому что они составляют известную часть этнической системы. И если их (субпассионариев) становится очень много, то они всем говорят — своим духовным и политическим вождям: «Что вы! Что вы!!! — Как бы чего не вышло».