Лея с изумлением думала: «Ну и ну, ты и до Теодоры добрался?» Что-то в этом мальчишке цепляло ее. Она не могла сказать, что именно, но что-то точно цепляло. Асаф молчал и думал, что это несправедливо, ведь кто-то же должен ему сейчас помочь, потому что один он не справится.
— А ты знаешь, я в жизни не встречала эту Теодору. — Лея пожала плечами. — Иногда я даже думала, честное слово, может, она всего-навсего фантазия Тамар? Ну… ты ведь уже знаешь, что у нее случаются фантазии и всякие идеи, верно?
Асаф вспомнил Мацлиаха, представил девочку на бочке и улыбнулся.
— И еще… — Лея чувствовала, что она ступает на очень скользкую дорожку, рассуждая про Тамар с незнакомым мальчишкой, но интуиция подсказывала, что она делает это ради девочки. — Для Тамар ужасно важно, чтобы ее друзья не встретились между собой. Она… с каждым ей надо быть одной, будто только в ее и в его мире.
А у парня вдобавок ко всему еще и обалденная улыбка.
— Когда я ее спрашиваю, почему это так, знаешь, что она мне отвечает? «Разделяй и властвуй!» Что ты про это думаешь?
— Что я думаю? — Асафу вдруг стало необыкновенно приятно, что его считают экспертом по Тамар, словно в своих странствиях по ее следам он накопил немалый опыт и теперь понимает мотивы ее поступков. — Может… может быть, так у нее больше свободы, я имею в виду, что у нее… больше простора, — внезапно выскочило из него любимое словцо Релли.
— Именно! — в полном восторге выкрикнула Лея. — Сдается мне, что она с этим своим «разделяй и властвуй» может с каждым быть совершенно другим человеком, да?
— Ага, я тоже так думаю, — согласился Асаф. — Свобода. Это самое важное для нее…
Он растерянно замолчал. Получается, что Релли не так уж и не права, но как же тогда Носорог…
Лея, подперев голову большой ладонью, задумчиво смотрела на Асафа, точнее, сквозь него, захваченная какой-то мыслью.
— Слушай, ты… как бы это сказать… кроме школы-то ты еще чем-нибудь занимаешься? Искусство там какое?..
— Нет, — рассмеялся Асаф. — Что это вы вдруг?
— Так… подумалось. — Удовлетворенная улыбка скользнула по ее лицу.
Но фотография ведь тоже искусство, опомнился Асаф. Его учитель в студии считает именно так. И на выставку в конце прошлого года взяли пять его работ… Вот только почему-то он никогда не думал о себе как о «художнике». Да и не хочется ему быть художником. Наверное, потому, что Релли вечно корчила из себя творческую личность, а его это всегда раздражало. Ну да, есть, конечно, и Картье-Брессон, и Дайан Арбус, и прочие, но куда ему до них…
Внезапно перед ним возникло нечто извивающееся, исходящее криком. Это вернулся Самир и со вздохом облегчения передал Лее маленькую девочку, заходившуюся в оре. Он выдернул Ноа из кровати, и всю дорогу она изводила его разгневанными воплями.
Асаф решил, что малышке года два или три. Она была совсем крошечной, с кожей цвета слоновой кости, очень прямыми черными волосами и черными раскосыми глазами. Он перевел взгляд на Лею, потом снова на девочку, пытаясь отыскать связь между этой большой смуглой женщиной и девочкой с раскосыми глазами, и вдруг все понял. Так просто!
— Лея, — крикнули из кухни, — что там с маринадом?
Лея встала, подхватила девочку, шагнула к двери, помешкала, развернулась и сунула ребенка Асафу. И вот он держит почти невесомое существо, размером в половину его сестренки Муки, и очень симпатичное существо — если, конечно, как следует вглядеться в это яростное мельтешение маленьких кулачков и перекошенное от плача личико. Асаф улыбнулся девочке. Она завопила сильнее. Тогда он показал ей язык — в точности передразнив Динку. Девочка с силой лягнула его в грудь. Тогда он громко гавкнул. И девочка замолчала. Удивленно посмотрела на него, ожидая, что будет дальше. Асаф снова гавкнул и пошевелил ушами. Девочка скосила глаза на Динку. Асаф поднял вверх палец, и она тоже вытянула пальчик. Она еще немного похлюпала, но уже улыбаясь. Асаф кивнул, и девочка тоже кивнула, он отрицательно замотал головой, и она следом. Так они и продолжали: без слов, только взгляды, подмигивания, гримасы. Асаф вдруг понял, что страшно соскучился по Муки. Ноа потянулась к его лицу, провела пальчиками по глазам, по распухшему носу, коснулась синяков. Асаф не двигался, позволяя ей все это, тая от нежности.
Вернулась Лея, он хотел передать ей девочку, но та явно не желала расставаться с ним.
— Гляжу, ты ей понравился, — задумчиво сказала Лея. — Ну а теперь…
Но Ноа не собиралась делить его ни с кем. Она схватила его голову обеими ручками, повернула к себе и возбужденно стала рассказывать про хомячка, который живет у них в яслях, как он порезался стеклом до крови… Асаф повторял ее слова, расшифровывая их одно за другим.
Когда Муки была маленькая и ограничивалась лишь одним слогом от каждого слова, Асаф составил специальный словарь, чтобы воспитательница в яслях могла ее понимать. Лея сидела в сторонке и с потрясенным видом слушала их беседу.
— А сейчас слушай-ка, — сказала она наконец, когда Ноа согласилась расстаться с Асафом и занялась Динкой. — Я хочу тебе кой-чего рассказать.
Асаф немедленно посерьезнел. Глаза Леи сузились.
— Но имей в виду, если ты чего дурного сделаешь ей, я тебя из-под земли достану и задушу вот этими руками. Ты меня понял?
Асаф что-то пробормотал в ответ, вспомнив, что и Теодора сказала нечто в таком же духе, но Лея явно собиралась осуществить свою угрозу.
— Может, я и не самая умная баба на свете, — начала Лея с торжественностью записного оратора, — и Господь Бог один ведает, сколько глупостей натворила я в своей жизни… — Ее пальцы непроизвольно погладили шрамы. — Да и университетов я не то чтобы не кончала, всего-то за пятый класс сдала экстерном. Но немного в людях понимаю, и я тебя вижу уже целый час, и что мне надо знать — уже знаю.
Асаф не понимал, к чему она клонит, но перебивать не стал.
— Вот такие дела, — Лея пристукнула ладонью по столу. — Тамар в кое-что влипла.
Наркотики, с тоской подумал Асаф.
— В кое-что очень гнусное, со всякими сомнительными типами. Я бы даже сказала, с уголовниками.
Асаф молчал. До сих пор ничего из услышанного его не удивило, поразился он лишь одному: что он способен легко и естественно беседовать с совершенно незнакомым человеком, преодолев свой страх и настороженность, чувствуя себя так, как будто невзначай разучил затейливый танец.
— И вот гнались за ней, в точности как за тобой сегодня, — говорила Лея. — Вот предположим, только предположим, что я скажу тебе, где она сейчас прячется, и предположим, что ты туда пошел, — так ведь не успеешь глазом моргнуть, они тебя сцапают. И, как ни старайся, тебе от них не удрать. Эти гады посноровистее тебя будут. Теперь понимаешь, почему я беспокоюсь?
Асаф молчал.
— Вот почему я предлагаю тебе оставить собаку здесь.
— Почему же?
— Я что думаю: они ищут парня с собакой, верно? Если ты пойдешь без собаки, бьюсь об заклад — на тебя никто и не глянет. Знаю я этих придурков.
Асаф молчал.
— Ну, что скажешь?
— Что я беру Динку и продолжаю искать Тамар.
Лея вздохнула, глянув на его помятое лицо.
— Скажи-ка, — пятнадцать лет назад вот примерно так же приставали к ней самой, — скажи мне, ты ничего не боишься?
— Конечно, боюсь, — рассмеялся Асаф. Видела бы она, как он барахтался в пруду и как потом чуть не обмочился, как трясся, пока бежал сюда. — Но я ее найду.
Не понимая, откуда у него такая уверенность, Асаф чувствовал, что говорит сейчас как тот смешной старикан с ружьем — точно герой старомодного вестерна.
— Нет, это факт, — пробормотал он. — Я ее найду…
Лея смотрела на него со странным удовольствием: как он сидит на стуле, слегка подавшись вперед, коленки сдвинуты, разлапистые ступни чуть расставлены, растопыренные пальцы сцеплены в мальчишеском жесте, словно он просит о чем-то. Смущенная улыбка, прятавшаяся в уголках рта, всплыла на поверхность и сразила Лею.